Последние статьи Ленина, называемые его «Завещанием», открыли новую эпоху в понимании «социализма», методов и путей его построения. Вот этот главный ленинский тезис: «Мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм» (6 января 1923 года, статья «О кооперации»).
Надо было обладать удивительной политической и человеческой смелостью, чтобы написать это. Ведь сразу, после таких слов, в головах «верных ленинцев» возникало лёгкое головокружение и масса недоумённых вопросов.
Мы, в Октябре 1917 года поддержали Вас, дорогой Владимир Ильич, и возглавляемую Вами партию с её планами построения нового, справедливого, социалистического общества. Мы за реализацию этих планов бились с интервенцией 14 государств буржуазного мира. Мы сражались за Ваши (ставшие нашими) идеи в жесточайшей гражданской войне. И мы победили. Мы взяли (заплатив немалую цену человеческими жизнями) и отстояли нашу с Вами власть – власть трудящихся. Мы, засучив рукава, приготовились, следуя за Вами, строить и защищать эту новую власть – власть трудящихся. И вдруг Вы заявляете, что нам надо «переменить», к тому же «коренным» образом «всю нашу точку зрения» на социализм.
Никому, кроме Вас, Владимир Ильич, мы, взявшие в Октябре власть, не простили бы такого заявления. Только Ваш громадный авторитет, только неоднократно продемонстрированная Вами «наука побеждать» обеспечили Вам нашу поддержку. Но далее нам всем предстояло понять, что конкретно стоит за этими Вашими словами. И Вы, как всегда в переломные моменты, развернули чёткую стратегию нового пути, предложив принципиально новую экономическую политику (НЭП).
Вы убедили. И только Вы могли убедить, ибо слишком необычно для нашего традиционного понимания социализма звучали Ваши новые идеи и лозунги. Вы убедили партию и народ в необходимости нового курса. Вы нас повели по нему. И первые же шаги провозглашённой Вами новой экономической политики показали её жизненность и эффективность. К 1923 г. восстановлены дореволюционные посевные площади; в 1925 г. валовой сбор зерна на 20,7% превысил среднегодовой сбор благоприятного пятилетия 1909-1913 гг.; в 1927 г. довоенный уровень был достигнут в животноводстве; к 1928 г. страна достигла основных экономических показателей 1913г.; рост середняцких хозяйств (на 60%); рост промышленной продукции составлял 30% ежегодно, что свидетельствовало о быстром росте производительности труда; национальная валюта страны стала крепкой и стабильной.
Естественно, на этом новом (не описанном в классических марксистских теориях) пути возникали и новые, непростые проблемы, которые надо было решать, и трудности, которые надо было преодолевать. Но с Вами, под Вашим началом мы были уверены – справимся, решим, преодолеем.
И вот на этом переломе истории, на этом взлёте теории и практики нового социализма Вы ушли из жизни: Ваш организм, подорванный титанической работой по преобразованию российского бытия, не выдержал…
Это стало страшной бедой для нашей страны, нашего народа, для открытой Вами новой теории социализма. Ваши соратники, ученики, преемники, о которых Вы писали в своём Завещании – Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сталин, Бухарин, Пятаков – растерялись. Всё-таки то была Ваша теория, Ваши идеи, которые не каждому из них, что называется, легли на душу, не каждый из них был готов к тому, чтобы понимать и решать проблемы, возникающие на намеченном Вами (и, добавим, не до конца прописанном) новом пути.
Да, они храбрились, давали над Вашим гробом клятвы, что пойдут по намеченному Вами пути. Но без Вас дело было обречено в значительной степени на неудачу. Тут нужен был Ваш гений, или, по крайней мере, дружные усилия Ваших учеников и последователей, коллективно, в содержательных дискуссиях, решающих проблемы. И, в случае необходимости, также дружно, также коллективно исправляющих неизбежно возникающие на новом пути неудачи и ошибки. Тогда могло бы получиться.
Но ученики Ваши сразу же после Вашего ухода затеяли постыдную драчку за власть – кто из них будет «вторым Лениным» и первым – среди них.
И вот эти два фактора: неготовность к основательному пониманию и тонкому, филигранному осуществлению предложенных Вами, Владимир Ильич, новых идей и сосредоточение всех своих сил на борьбе за политическое первенство – всё это во многом предопределило последовавшую катастрофу.
Сложность ситуации, сложность проблем, с которыми столкнулись Ваши ученики на нэповском пути усугублялись ещё и тем, что Вы только НАЧАЛИ разработку новой теории социализма, что не все ещё прежние установки и тезисы прежней теории, требующие корректировки, были Вами пересмотрены. И главное, что нуждалось в таком пересмотре, — это пересмотр не только экономической составляющей прежней теории (что Вами в целом было сделано), но и её политической составляющей (к чему Вы только подходили, но что не смогли или не успели завершить). Наряду с предложенной Вами экономической реформой (которую, без всякого преувеличения, можно назвать революцией) нужна была разработка столь же фундаментальной политической реформы – перехода от старой, полюбившейся всем «Диктатуры пролетариата» к ещё мало понимаемой общенародной, политической «Демократии».
В общем: от политической Диктатуры – к политической Демократии! Без неё нэп, эта экономическая демократия, была обречена на неудачу. Экономическая демократия нэпа могла функционировать, развиваться и реализовать в полной мере свой мощный социальный потенциал ТОЛЬКО в условиях политической демократии.
Такова была ситуация после ухода Ленина.
И тут вместо дружной, коллективной, демократически организованной работы над проблематикой нэпа (а, следовательно, Нового Социализма) началась отчаянная схватка лидеров партии за власть. Она подробно описана нами в статье «Что делать и чего не делать? (уроки истории)» («Демократия и социализм ХХI века» №10, 2021). В этих условиях надежда на продолжение ленинской нэповской линии могла быть связана только с одним человеком из руководящей партийной шестёрки – с Николаем Ивановичем Бухариным.
Бухарин старался не ввязываться в постыдную драчку лидеров, старался сохранить со всеми цивилизованные, товарищеские отношения, свободные от инсинуаций, грязных намёков и прямых оскорблений, вести дискуссию не на уничтожение оппонентов, а на выяснение истины. Именно он поддерживал содержательность обсуждения новых серьёзных и непростых проблем экономического и политического развития страны.
И вот когда Зиновьев и Каменев (при содействии Сталина) оттёрли Троцкого от руководящих партийных и государственных постов, тогда особенно остро возник запрос на развитие ленинской идеи Нового Социализма. И тут оказалось, что у победителей Троцкого – Зиновьева и Каменева (претендовавших на первые роли в партии) – за душой ничего нет, кроме старых, избитых истин догматически понимаемого марксизма и желания захватить руководящее кресло Ильича (см. работы 1925 года Зиновьева «Философия эпохи»,«Ленинизм: введение в изучение ленинизма», и Каменева «Ленин и его партия»). И начали они свою самостоятельную политическую линию с критики нэповских идей. И, естественно, обрушились на главного в ту пору идеолога и защитника нэпа – Бухарина.
После съедения Троцкого решили закусить Бухариным.
Но тут появился и порушил всю их стратегию один фактор. «Фактор» этот – их прежний союзник в борьбе с Троцким. Имя этого «фактора» — Иосиф Сталин. Сталин не поддержал их нападок на Бухарина (Цитата). Он твёрдо взял бухаринскую сторону. И выглядел поистине «верным ленинцем», реализующим данную им у гроба вождя клятву. Он в тандеме с Бухариным решительно защищал от Зиновьева и Каменева ленинскую стратегию НЭПа.
Но всё же обратим при этом внимание, что не забывал товарищ Сталин и свою мечту – стать «вторым Лениным». Мощный барьер на пути к этой цели – Троцкий – был отброшен. Теперь на этом пути стояли перед Сталиным Зиновьев и Каменев.
Идеи идеями, но иметь хорошую, сплоченную, политически организованную, защищающую эти идеи команду – немаловажно (да такая «команда» и сама по себе имела бы высокую политическую ценность, что, конечно, очень могло пригодиться в будущем). Союз с Бухариным (а значит и с его очень авторитетными друзьями – председателем правительства Рыковым и профсоюзным руководителем Томским) давал Сталину прочное большинство в руководящих органах — против Зиновьева и Каменева. Сталин методично и целенаправленно выращивал свою команду в Политбюро и ЦК партии.
Вообще-то Зиновьев и Каменев были уже обречены, но дальновидный Сталин понимал, что в самом ближайшем будущем будет неизбежный бой с его последним соперником – Николаем Бухариным, что наивному (в чистоте своих помыслов) Бухарчику даже в голову не приходило. Ну, как же? Ведь они с Кобой не разлей воды единомышленники. Бухарин об этих кадровых потаённых конфигурациях просто не задумывался. Главное – Дело, правильно намеченная стратегия, а не какое-то там господство над товарищами. Поэтому-то так любили его эти товарищи.
И соратники-ученики у него были другого типа, нежели у Сталина. Там, у Сталина, — преданные подчиненные, заглядывающие в рот Хозяину (так, между собой, они его и называли), ревностные и непрекословные исполнители его воли. Тут, у Бухарина, — молодые, очень образованные, очень самостоятельно думающие люди. Тут ни «командиров», ни «подчинённых». Они могли свободно спорить с их учителем, Бухариным – так же, как он сам когда-то, случалось, спорил с Лениным. Но и так же, как он обожал Ленина, так же они обожали теперь его.
Замечу, однако, что не заботился об увеличении армии своих учеников и последователей Николай Иванович зря. Подучился бы он тут у своего кумира – Ленина, который был не только выдающимся мыслителем, но и блистательным организатором-практиком. Ильич знал цену знаменитой формулы Маркса: идеи только тогда «становятся материальной силой» когда «овладевают массами». Бухарин же больше уповал на неотразимую силу самих идей. И у Ленина была такая «материальная сила» — выращенная, воспитанная и сплочённая им ПАРТИЯ. А у Бухарина был лишь симпатичный кружок молодых талантливых единомышленников, которые не заботились о создании своей политической силы. А зачем? Есть же партия, где Бухарин – один из её лидеров. Но беда-то вся для Бухарина была в том, что партия всё больше становилась инструментом Сталина. И Бухарин был «лидером», пока и поскольку это дозволялось Сталиным.
И ещё был замечательный и, казалось, такой надёжный дуумвират: выдающийся теоретик Бухарин (со своей «школой») и выдающийся организатор, который обеспечивает массовую поддержку его идеям – Сталин.
Скоро Бухарину и его молодым политическим друзьям аукнется их политическое легкомыслие.
Но поначалу всё было просто замечательно. Бухарин и его молодые друзья поставляли идеи, развивали ленинскую концепцию нового социализма. Сталин, сплотивший вокруг Политбюро и ЦК сторонников их с Бухариным курса, обеспечивал этим идеям и их творцам сильную массовую поддержку. И Зиновьев с Каменевым были смяты.
Ну, так что же – победила ленинская линия? Надежды на «новый социализм», на социальные успехи усиливались?
Дуумвират, тандем Бухарин-Сталин вдруг (в 1928 году) зашатался. Два фактора повлияли на это.
Ну, первый фактор – кто теперь, после устранения Троцкого, а потом Зиновьева с Каменевым, будет главным, «вторым Лениным»? Бухарин? Сталин?
Прямо скажем, Бухарин в эти игры не играл. Для него главным было — разработка идей нового социализма в соответствии с программой, намеченной Лениным в конце его жизни. Кто будет политическим, партийным лидером, реализующим эту программу – для Бухарина не имело никакого значения. Тем более, что на роль такого лидера претендовал его единомышленник Иосиф Сталин (дружески называемый им давней подпольной кличкой – Коба). А Бухарин готов быть вторым, третьим, четвёртым – любым, лишь бы воплощалась в жизнь их с Кобой (то есть – ленинская) программа.
А вот Кобе очень не хотелось быть «вторым» нигде – ни в политико-организационной сфере, ни в идеологической. Ведь, быть «вторым Лениным», действительным вождём партии означало быть первым везде – и в сфере политики, и в сфере идеологии, теории. А вот с теорией, идеологией дело у него обстояло не очень хорошо: ни глубокого, разностороннего философско-исторического образования, ни основательной теоретической культуры, ни знания иностранных языков… Где ему тут соперничать с Бухариным, у которого всего этого было сполна. Политический Сальери, чтобы стать первым, должен был устранить политического Моцарта.
И второй фактор, разрушавший дуэт. Практика новой экономической политики порождала очень сложные и очень опасные для социалистического развития проблемы, связанные с усилением частнособственнических начал в обществе. Рос и усиливался класс сельских богатеев (так называемых «кулаков» и средних крестьян). Разбогатевшие при нэпе, они не спешили откликаться на призывы политического руководства страны – везти на рынок свои хлебные запасы. Их больше заботило получение более высокой собственной прибыли. Они ждали более благоприятной для них конъюнктуры – когда можно будет продавать зерно по более высоким ценам. Зерно придерживали до лучших времён. Рынок не насыщался.
Отсюда – жёсткий, даже жестокий кризис хлебозаготовок в 1928 году. И когда в этом году Сталин поехал в Сибирь, чтобы разобраться с проблемой хлебозаготовок, он столкнулся с фактами, повергшими его в уныние – по поводу эффективности нэпа. Хлеб в амбарах есть, а на рынок его не везут – ждут более благоприятную конъюнктуру. А общество, а трудящиеся городов ждать не могут. Им грозит голод и повторение голодомора 1920-21 гг. И Сталин начал терять веру в методы нэпа, в возможности Бухарина на базе нэповских идей решить возникающие проблемы.
Хлеба не хватает, зерно на рынок крестьяне не везут, экономические механизмы, которые должны были бы заинтересовать крестьян в продаже хлеба на рынке, работают плохо. Приближается ситуация очередного голодомора. Значит? Значит – долой нэп, значит взять у крестьян хлеб с помощью силы, то есть – по сути, вернуться к методам военного коммунизма. А чтобы легче этот хлеб забирать, надо объединить единоличников в коллективные хозяйства – тогда будем иметь дело не с миллионами единоличников, а с тысячами крупных хозяйств; процесс взимания «дани» с крестьян (как любили говорить сталинцы) значительно упростится и облегчится. А все эти бухаринские (а, по сути, ленинские) тонкости экономического воздействия на крестьянство, на его психологию следует отбросить, как наивную утопию. И идти напролом, используя политическую и всякую другую силу. Нужен второй Октябрь, нужна вторая революция («революция сверху») – вместо частных индивидуальных хозяйств создать коллективные (реально подчиненные государству). И брать с них хлеба – столько, сколько, по нашему мнению, нужно городу, промышленности.
Бухаринцы (и бывшие сталинцы-нэповцы) взывают своих критиков к совести и партийной дисциплине: как же так, ведь есть же решения ХV съезда, как же можно игнорировать решения высшего политического органа страны? Если есть желание скорректировать политику – давайте собирать новый съезд и на нём обсуждать новую, на ваш взгляд, ситуацию, взвешивать все аргументы, различные предложения по решению возникших проблем: можно ли и нужно ли решать их на основе нэпа или путём отказа от него.
Зашаталось не только единство тандема, но и фундаментальные (и пока ещё довольно хрупкие) принципы партийной демократии: генсек самолично и самовольно пересматривает решения съезда, его коллективно выработанные и одобренные решения. Если здесь отступить, если с этим молчаливо согласиться, то это будет уже ДРУГАЯ партия – не-демократическая (какой она как будто бы становилась) и не-социалистическая. Это будет диктаторская, подчинённая вождю тоталитарная организация. А это, в свою очередь, будет означать конец надежд на построение демократического, социалистического общества.
Бухарин пытается найти мягкие, демократические, товарищеские способы не допустить такого развития событий. Но Сталин уже решил идти ва-банк. Он по-бонапартистски берёт всю полноту власти в свои руки. Поддержка подобранного и сформированного им высшего органа политической власти в стране – ЦК партии — ему обеспечена: тут все «свои», прикормленные им люди. Бухаринизм – только идеи и горстка учеников. Не соперники! Правда, «ещё есть решения съезда». Но мы не молимся на какие-то там «демократические принципы»; главное, ведь, революционная целесообразность (Каганович). Да, в конце концов, чтобы заткнуть рот этим поборникам «демократии», соберём быстренько Пленум ЦК, а то и новый съезд – и все свои новации узаконим.
И тут заметался Бухарин: куда ни сунется со своими «идеями» — везде наглые физиономии сталинистов. Он ещё пытается сделать две вещи: убедить генсека, своего недавнего единомышленника, в верности нэповского курса и путем умной и умелой пропаганды расширить круг своих единомышленников – нэповцев.
Вот они с Рыковым, с бутылками вина, по-старому, по-дружески, заваливаются под Новый (1929 год) к своему другу Кобе: выпьем, как прежде, поговорим по душам, поймём друг друга, и всё наладится (мы же все «верные ленинцы»!). А друга-то их словно подменили: так в гоголевской Диканьке доброе, казалось бы, существо оборачивается вдруг «нечистой силою». А Кобу вовсе и не «подменили». Наивные, интеллигентные бухаринцы не смогли разглядеть, что «нечистой силой» он был всегда. А вот Ленин это разглядел и потому так настоятельно советовал сместить его с поста генсека. Не поверили Ильичу. Да и Коба прикинулся «святым», дав смиренную клятву у гроба вождя…
Иосиф их встретил хорошо, тепло: заходите, ребята, что же не выпить под Новый год, почему бы не посентиментальничать немного, не попеть хором душевные русские романсы и грузинские народные песни, «Сулеко», например… Но серьёзные дела начнём теперь с чистого листа. И по-дружески предупреждаю: следуйте за мной, иначе сомну. И грозные намёки в публичных выступлениях.
Надо срочно что-то делать. Иначе – беда, иначе гибель новаторских идей ленинизма и перспектив социализма. Расширять армию своих сторонников, пытаясь, согласно понятому, наконец, Марксу, делать свои идеи материальной силой? Попробуем. Может, всё-таки скажется сила идей, умело и убедительно высказанных?
И появляется тогда в «Правде» 30 сентября 1928 года бухаринская статья со скромным (чтобы не раздражать изменявших ленинскому курсу сталинистов) названием «Заметки экономиста» и громоподобным (не без эзоповских хитростей составленным) содержанием. Вообще теперь, в условиях тоталитарного политического господства Сталина, эзоповская манера письма (со скрытыми подтекстами) станет для Бухарина нормой.
«Заметки экономиста» как будто бы посвящены полемике со взглядами Троцкого. Но что-то уж подозрительно страстно полемизирует Бухарин с Троцким, который давно уже потерял влияние в партии и уже связанный по рукам и ногам втащен в поезд, отправленный на далёкий юг России, откуда он затем будет вышвырнут за границу – пиши там, что хочешь, критикуй кого хочешь. Заграничному читателю это будет совершенно не нужно и не интересно; у них там своих забот по горло…
И вот эту-то отыгранную на просторах России фигуру оживляет своей страстной полемикой Бухарин.
Загадка-то эта разгадывалась в общем-то легко, и Бухарин вовсе не старался совсем уж скрыть эту разгадку; ему надо было только соблюсти некоторые правила приличия.
А внимательный читатель сразу понял, о каком «Троцком» ведёт речь Бухарин. Действительное имя сегодняшнего, критикуемого Бухариным «Троцкого» - Сталин.
В 1928 году Сталин вдруг заговорил троцкистским языком и настолько явно, что и Лев Давидович, и его сторонники уже писали из мест своих ссылок оптимистические письма друг другу: О, Сталин и большинство ЦК, очевидно, видя «провал» своих прежних (с Бухариным) позиций («защита нэпа», курс на добровольное, без принуждения, кооперирование), поворачивают к ним. Они даже (о, наивная русская революционная интеллигенция!) надеются, что теперь Сталин позовет их, вернет из тюрем и ссылок, и будут они вместе, Иосиф Виссарионович и Лев Давидович, оттеснив бухаринцев, вершить делами страны.
В таком повороте Сталина Бухарин провидел грядущую грандиозную трагедию страны. И потому-то – со всей страстностью – бросился это доказывать, всё еще надеясь (тоже с традиционной наивностью русского интеллигента), что его поймут, что он докажет, объяснит, чем такой поворот грозит стране. И его недавний единомышленник «Коба» вдумается в его аргументы, поймет их и откажется от намечаемого им нового курса на массовую, насильственную коллективизацию. Вместе с тем Бухарин, с интеллигентской деликатностью и щепетильностью, дает возможность Кобе исправить свои заблуждения и ошибки, не потеряв лица. Он, Бухарин, будет критиковать Троцкого и троцкистов, но Сталин поймет, о ком, на самом деле, идет речь. И, может быть, даже (как то нередко бывало прежде) позвонит по телефону и скажет что-нибудь вроде того, что, мол, «извини, Николай, ошибся я малость. Бес попутал. Уж очень запутаны и трудны обстоятельства, сбившие меня с пути истинного. Ты меня убедил. Возвращаемся к нашей антитроцкистской позиции, которую мы с тобой отстояли на ХV съезде партии…».
Сталин же, как теперь хорошо известно, поступил иначе. И всё чаще звонил он по поводу взглядов Бухарина не «другу своему Николаю», а своим новым близким друзьям — палачам 30-х годов Вышинскому, Ульриху, Ежову…
И вот знаменитые «Заметки экономиста» — «альтернатива Бухарина» против «альтернативы Троцкого» (которая в конце 20-х годов стала и «альтернативой Сталина»). Поэтому – читая и цитируя эту бухаринскую статью, будем не забывать: где стоит фамилия «Троцкий», читай: «и Сталин», а где упоминаются «троцкисты», читай: «и сталинцы». Поэтому в дальнейшем, цитируя бухаринскую статью, мы будем брать фамилию «Троцкий» и слово «троцкисты» в кавычки, давая тем читателю понять, что кавычки означают добавление к имени «Троцкий» имя «Сталин», а к слову «троцкисты» — слово «сталинисты» — как того, нет сомнений, и желал сам Бухарин.
У Бухарина есть великолепный образ: «троцкисты», пишет он, — это «садовники, дергающие растение за верхушку, чтобы оно ”скорее росло”». Именно так: не пробуждать внутренние силы саморазвития организма, а с помощью внешних, насильственных методов тянуть его «к солнцу». Тянуть за уши к социализму, загонять в рай дубиной — вот действительное объективное содержание их программы.
Бухарин последовательно, из статьи в статью, напоминает ленинскую мысль, что социализм может быть только результатом исторического творчества самих масс, путь к социализму — это путь развития самодеятельности трудящихся. «Троцкизм» же воспроизводит прежние схемы политических отношений и исторического движения: правящее, все понимающее, всесильное меньшинство и неразвитое, пассивное большинство трудящихся, загоняемое с помощью кнута и пряника в счастливое будущее. Странный путь строительства «общества без эксплуатации», не правда ли?
Бухарин абсолютно прав: «троцкизм» (вы не забыли мысленно добавлять: «и сталинизм»?) объективно — не ленинизм, не путь к действительному социализму. «Троцкизм» — это путь к становлению иной системы отношений — не капиталистической, но и не социалистической. Какой же именно? Бухарин не дает ответа, ему, по-видимому, представлялось это пока не актуальным. Он надеется, что к его аргументам прислушаются, и критикуемая им альтернатива не осуществится.
Но на другой важный вопрос Бухарин посчитал нужным ответить. Предлагаемая «Троцким» система — не социализм и не путь к социализму, но, может быть, она всё же способна решить насущные проблемы страны? Ведь считаем же мы период первоначального накопления капитала, несмотря на всю его жестокость, предпосылкой перехода от феодального общества к более прогрессивному – буржуазному и, следовательно, — шагом по пути прогресса. Почему бы по аналогии с ним и «первоначальное социалистическое накопление», отстаивавшееся «троцкистами», не рассматривать в этом ключе: тяжелая цена, но всё же — в интересах прогресса.
Бухарин и в этом отказывает «троцкистским» социальным прожектам. Аналогия с первоначальным капиталистическим накоплением, по его мнению, тут не проходит. Тогда действительно шло формирование предпосылок капитализма. А «первоначальное социалистическое накопление» в трактовке «троцкистов»? Разве готовит оно элементы социалистических отношений, в первую очередь, — работника-хозяина, наравне с другими участвующего в управлении экономикой и политикой? Разве откроет оно возможности превратить человека из средства для накопления вещного богатства (как то было прежде в истории) в самоцель исторического развития? Нет, оно только называется социалистическим, не будучи таковым по существу. Более того, оно предполагает применение ряда методов именно первоначального капиталистического накопления (эксплуатация крестьянства, неэкономическое принуждение, репрессивное законодательство и т. д.). В программах «троцкистов», отмечает Бухарин, «пролетариат действует по аналогии с рыцарями первоначального накопления».
Кроме того, губительна, считал Бухарин, сама исходная идея «троцкистов» о развитии промышленности за счет села, за счет эксплуатации крестьян и ограбления сельского хозяйства. Предельно высокий налог на крестьянство, его жесткая эксплуатация с целью побыстрее получить для промышленности крупные средства даст прямо противоположный результат. «Троцкисты» не понимают, подчеркивал Бухарин, что развитие индустрии зависит от подъема сельского хозяйства, и потому планы «Троцкого» приведут не просто к краху крестьянского хозяйства, но к кризису промышленности и всего народного хозяйства в целом. Иначе говоря, — и снова яркий и точный бухаринский образ – «троцкисты» (не забыли – почему «кавычки»?), по сути, «предлагают пролетариату зарезать курицу, несущую золотые яйца, и исходят при том из того соображения, что кормить курицу — это значит заниматься филантропией».
Альтернативой идее «первоначального социалистического накопления» (и сталинским планам 1928 года) выступает бухаринская линия на продолжение и углубление нэпа, понимаемого широко, а не как некоторый «допуск частной инициативы» в «железно-плановую структуру государственного хозяйства». Системе принудительного труда и внеэкономического принуждения Бухарин противопоставляет труд работника-хозяина; диктатуре бюрократического меньшинства — самоуправление большинства, трудящихся; эксплуатации крестьянства — прочный и равноправный союз с ним; развитию промышленности за счет сельского хозяйства — диалектику взаимного стимулирования обеих ветвей народного хозяйства; жесткому, бюрократически-централистскому плану — гибкое планирование, дающее простор инициативе. И когда Бухарина просили кратко выразить, в чем, по его мнению, состоит суть социализма, он неизменно отвечал ленинскими словами: это строй цивилизованных кооператоров.
Просто и глубоко характеризовал он, обращаясь к передовым пролетариям, основные методы социалистического строительства в ту эпоху: «Не отрывайся от мужицкой базы и постепенно развивай промышленность. Помни, что накопление в крестьянском хозяйстве копейки есть основа для того, чтобы накопить рубль в социалистической промышленности. Постоянно во всей своей хозяйственной и прочей политике держись руками за мужика. Его переделывай через кооперацию, тащи его к объединению в кооперативе. Ты имеешь банки и кредит. В течение десятков лет переделывай его, перерабатывай, не смущаясь тем, что он собственник. Помни, что он должен быть твоим союзником, которого ты должен переработать. Имей терпение, не спеши, не зарывайся, не выставляй своих коммунистических добродетелей, которые могут отпугнуть мужика, спрячь их иногда в карман, если они его пугают, умей осторожно и мудро вести его за собой, тогда только ты победишь».
«Нелепая утопия, порожденная бухаринским схоластическим умом», — иронизировали по этому поводу оппоненты Бухарина, он хочет-де строить социализм при поддержке и всемерном поощрении крестьянина, системы мелкотоварного производства, т. е. того, что, говоря словами Ленина, ежеминутно порождает капитализм. Тут, действительно, есть проблема! И надо сказать, идейные противники Бухарина обозначили ее достаточно точно. Бухарин принял их вызов и дал, опираясь на Ленина, блистательную разгадку, впрочем, забытую историей. Попробуем реанимировать бухаринский совет.
Бухарин точно обнажает «методологический корень» ошибки своих оппонентов: они «берут вопрос в статике, а не в динамике», т. е. не принимают во внимание, что в ходе революционных преобразований люди, изменяя обстоятельства, тем самым изменяют и себя. Именно это происходит с крестьянством в ходе движения революции от одной ступени к другой. Не надо ничего навязывать крестьянам, не надо их «принуждать» к социализму. Нужно вовлекать их в борьбу, исходя из их собственных интересов. Они сами в своей борьбе, в своей деятельности переделают себя. Задача марксистов-ленинцев лишь в том, чтобы найти точные лозунги и наиболее совершенные формы ускорения этого процесса.
Другой упрек бухаринской альтернативе: она-де пропагандирует медлительность, низкие темпы развития. И снова мимо цели: что значит медленно, по сравнению с чем? Чтобы разобраться в этом, вспомним знаменитый бухаринский афоризм: вы, мои уважаемые оппоненты, хотите зарезать курицу, несущую золотые яйца, мы же предлагаем пока кормить эту курицу. Да, вы, зарезав курицу, быстро, немедленно дадите стране куриное мясо, но дальше что? Через короткое время курица будет съедена и вы, оставив страну и без мяса, и без яиц, обречете ее на голод, К этому и сводятся все ваши сверхскоростные темпы, пророчествовал Бухарин. Нельзя «резать» деревню, «срывать» в целях ускорения с нее всё, что можно «сорвать сегодня», ибо вопрос о накоплении в социалистической промышленности выступает неизбежно как вопрос, связанный с проблемой накопления в крестьянском хозяйстве».
Бухарин вовсе не стоял за «низкие темпы», за какую-то особую «медлительность» — это еще один миф о нем. Он прямо писал: «Мы должны стремиться к возможно более быстрому темпу индустриализации». То, что этот вывод не умозрительный, Бухарин демонстрирует ссылками на важный и поучительный исторический опыт США, которые оказались впереди всех по мощи и размаху индустриального развития. «В своей наивности идеологи троцкизма полагают, — писал Бухарин, что максимум годовой перекачки из крестьянского хозяйства в индустрию обеспечивает максимальный темп развития индустрии вообще. Но это явно неверно. Наивысший длительно темп получится при таком сочетании, когда индустрия поднимется на быстро растущем сельском хозяйстве. Именно тогда и индустрия дает рекордные цифры своего развития».
Оказалось – отменяется: 8 октября сталинское большинство в Политбюро, вопреки возражениям Бухарина, Рыкова и Томского, осудило публикацию статьи „без ведома ЦК”. Политические разногласия теперь охватывали все вопросы и, по-видимому, не оставляли места для компромисса. Разрешить их могло только решающее политическое столкновение.
И тут Бухарина пришла в голову шальная мысль: Сталин, на основе отрицания нэпа, может объединиться с Троцким, Зиновьевым и Каменевым. И тогда перевес группы Сталин-Троцкий-Зиновьев над бухаринцами будет громадный. Бухарин в смятении. Он кидается к наиболее объективному среди них товарищу — к Каменеву. Раскрыть тому глаза на действительную суть Сталина. Слишком лихорадочно, слишком несерьёзно, но главное – слишком глупо обращаться за поддержкой к Каменеву (и Зиновьеву), за которыми давно уже нет никаких реальных политических и социальных сил. Да и ничего нового для Каменева Бухарин сообщить не может. Каменев и Зиновьев давно уже поняли, что собой представляет Сталин.
Последствия этого визита были довольно печальны. Каменев передаёт содержание монологов Бухарина Троцкому и его единомышленникам. Те, считающие Бухарина с его нэповскими теориями наиболее опасным для развития страны политиком (Троцкий о своей позиции: «Со Сталиным против Бухарина –да! С Бухариным против Сталина – никогда!»), публикуют основное содержание речей Бухарина на встрече с Каменевым в своей газете. (Хотя Каменев дал Бухарину слово, что никто об их разговоре не узнает). И вот троцкистская газета с антисталинскими речами Бухарина ложится на стол Сталину…
И эти прежние вожди партии ещё пытаются изображать из себя тонких и мудрых политиков – подло предали товарища, приватно и дружески обратившегося к ним с предложением коллективно обсудить непростую проблему политического развития страны, да к тому же предали с идиотским простодушием, полагая, что разоблачают наиболее опасного для дела социализма теоретика. Сталин должен был бы очень отблагодарить их за такую помощь (но как он любил говорить – ему не свойственно «собачье чувство благодарности»). Сдали Бухарина – ну, и прекрасно, теперь Бухарин будет уничтожен. А с ним будет уничтожено последнее препятствие на пути Сталина к абсолютной власти.
Вообще-то никаких условий для «боя» не было.
Была ситуация «расправы».
Колонный зал Дома Союзов, заполненный «трудящимися» — теми, кто «трудился» на Лубянке и в подведомственных ей конторах. Трудился в поте лица, хватая невинных людей, выбивая из них угрозами и садистскими пытками «признания» в разного рода «преступлениях» (которых они не совершали), в «антисоветской деятельности» (которой они не вели). Сегодня им приказали придти в этот торжественный зал в цивильной форме, без чекистских мундиров и знаков чекистского отличия. Такие вот скромные, рядовые граждане страны советов – «народ», который, затаив дыхание, будет слушать сталинского прокурора Вышинского, выражая горячую поддержку его речам, и возмущённо реагировать, выражая чувства «всего советского народа», на слова людей, сидящих на скамье подсудимых, на головы которых блистательный прокурор будет обрушивать водопады зловещих обвинений. И эти скромные, но такие патриотичные советские «труженики» обязательно продемонстрируют горячее единодушие, когда в конце своей речи Вышинский пафосно, с благородным надрывом, выкрикнет в зал: «Вся наша страна, от малого до старого, ждёт и требует одного: изменников и шпионов, продававших врагу нашу родину, расстрелять как поганых псов!». И понесут затем эти «трудящиеся» из Колонного зала на массовые митинги на заводах и сельских артелях эти слова про «поганых псов».
А сидящие на скамье подсудимых «поганые псы» — это 21 человек, собранные в одну «организацию», придуманную чекистами. Среди них добиваемые сталинистами последние остатки так называемой ленинской гвардии: бывший член Политбюро Н.И. Бухарин, бывший глава правительства А.И. Рыков, бывший секретарь ЦК Н.Н. Крестинский; незримой тенью за их спинами стоит лидер советских профсоюзов М.П. Томский (застрелившийся незадолго до начала процесса). Они тут главные, ради них затеяно всё это представление. Рядом с ними – бывшие министры, ответственные работники, назначение которых здесь олицетворять собой сторонников Бухарина и Рыкова, членов их подпольной, преступной организации (естественно, никогда и нигде не существовавшей). Есть тут и люди, которых Бухарин назовёт «провокаторами» — они «признаются» в различных чудовищных «преступлениях», совершавшихся ими будто бы по заданию главарей этой банды «поганых псов».
Всё тут заранее отработано, договорено, отрепетировано. Представление это готовилось несколько месяцев. Чекистская команда под управлением наркома НКВД Николая Ежова трудилась в поте своего лица, в поте и крови лиц, сидящих на скамье подсудимых. Методы «работы» с подследственными отработаны чётко. Их определил товарищ Сталин в известном (теперь) письме.
Нарком Ежов, трогательно названный «ежовыми руковицами» вождя, следил за тем, чтобы пыточная машина работала без перебоев и изощрённо: наряду с прямыми избиениями подследственных, в ходу были расправы с их женами (лагеря и расстрелы) и детьми (совершеннолетним – лагерь или расстрел, несовершеннолетних – в детские приюты, нередко со сменой имён и фамилий).
Хорошо отлаженная система. Правда, иногда случались сбои. В частности, и на этом процессе. Ну, обо всём же «договорились», всё согласовали, всё на предварительном следствии подсудимые подписали, все показания «провокаторов» и «свидетелей» тщательно отработаны, все «признания» и «раскаяния» подсудимых тщательно отрепетированы. И вот на тебе: в самом начале так классно подготовленного (в том числе и для «мировой общественности») судебного представления, за которым из потаённого кабинета Колонного следит сам «Великий Вождь», вдруг один из подсудимых – Николай Крестинский — отказывается от данных на предварительном следствии признаний. Неужели «недоработали»? Неужели «перегуманизировали» с ним? Ведь, за Крестинским могут последовать и другие. И, значит, сейчас может рухнуть весь этот карточный домик чудовищных обвинений и «признаний»?
Пришлось прерваться, пришлось взять на процессе паузу. И «переговорить» с Крестинским «по душам». И вскоре Крестинский, несколько «изменившись» в лице (как отметили некоторые очевидцы), вернулся на скамью подсудимых, всё «признал» и больше уже никогда не вступал в пререкания с прокурором и судьями.
И со «свидетелями» иногда случались «взрывоопасные ситуации». Например, с видным левым эсером Кавелиным, которого Бухарину «трудно было узнать».
Но всё это были незначительные «шероховатости». Они забывались, когда гремел Вышинский и когда свидетели-подсудимые (вроде, например, Манцева) уверенно и громко «разоблачали» и себя, и «вожаков» их «банды». Всякому нормальном человеку, слушая такого рода «признания» было бы ясно: тут что-то не так. Ну, не может человек ТАК говорить о себе, о своих нелепых и чудовищных «преступлениях» — какая-то тут нарочитость, какая-то фальшь. То ли ребята-ежовцы чересчур переусердствовали в «работе» с такими, как Манцев, то ли этот Манцев переусердствовал, выполняя порученную ему роль провокатора (памятуя об обещании его освободить, а то и наградить). Но плохо рассчитал недальновидный товарищ Манцев. Расстреляли его вместе с «разоблачёнными» им «псами». Дело своё он сделал, теперь – концы в воду: и лежит товарищ Манцев в братской могиле вместе с «разоблачёнными» им «погаными псами».
В общем, ситуация тяжёлая, безнадёжная, беспросветная.
Сникли все, сидящие на скамье подсудимых.
Кроме одного — Николая Бухарина.
Он всё прекрасно понимал: это – последние дни его жизни. И надо дать бой, последний бой в его жизни. В условиях, когда, казалось, отняты все возможности сопротивления. И всё же – суметь, дать последнее сражение, попытаться сказать правду, не посрамить память бойцов ленинской когорты.
И он сумел, и он дал этот бой. И вышел ПОБЕДИТЕЛЕМ из этой потрясающей схватки «с петлёй на шее». Ему удалось сказать и передать следующим поколениям граждан России всё, что он хотел. Он спас честь первой, октябрьской, когорты большевиков-ленинцев.
Только надо внимательно вникнуть в перипетии его борьбы на суде. Невнимательному, скользящему по поверхности событий и речей читателю не удастся это увидеть. К сожалению, таким очень невнимательным, таким поверхностно-самоуверенным читателем оказался Александр Исаевич Солженицын. Большой писатель, самоотверженный защитник униженных и обездоленных, он нередко был совершенно беспомощен и наивно-самоуверен в понимании глубинной сути социальных и политических событий. «Бухарин во всём покаялся», — с грустью и негодованием написал он. Недостало Александру Исаевичу проницательности проникнуть через пелену инсценировки Колонного зла в действительную суть, в сердцевину событий.
Давайте же как следует вчитаемся в перипетии этого необычного боя, данного Бухариным «с петлёй на шее» (прибегнем к этому известному выражению Юлиуса Фучика, хотя и сказанного по другому поводу).
Бухарин на суде:
«Мы хотели опрокинуть доблестное руководство Сталина»
Вот так чётко, ясно, открыто заявляет на суде о главной цели своей и своих друзей деятельности Николай Бухарин. Под углом этой провозглашенной цели и надо рассматривать, и надо понимать всё его поведение и все его заявления на суде. При этом — учитывать его эзопову манеру выражаться, непревзойдённым мастером которой был Николай Иванович. Манеру, отличительной чертой которой является постоянная двусмысленность, сокрытие истинного смысла под покровом скрывающих истинную суть банальностей.
Вот и здесь нельзя, прежде всего, не увидеть скрытую иронию в этом эпитете «доблестное»: понятно, ведь, если люди хотят «опрокинуть» «руководство», то, стало быть, никаким «доблестным» оно для них не является. «Доблестное» не «опрокидывают», «доблестное» защищают и продолжают. А, кроме того, внешне это выглядит как «признание» своих преступных намерений: ну, как же, планируют «опрокинуть» существующее в стране и партии «руководство». Такое «признание» позволяет длиться судебному процессу. Тем более, что в следующей формулировке «признание» вины подсудимым достигает своего апогея: «Я признаю себя виновным», говорит Бухарин, «в принадлежности к контрреволюционной организации». Тут-то наивные, не понимающие бухаринского эзопова языка люди отмечают: «Ну, вот, видите, сломали Николая Ивановича – сам открыто признал свою контрреволюционность. Сдался, подыграл сталинистам. Дальше его речи можно уже не читать, пойдёт игра в одни ворота: сталинисты будут вещать о «преступлениях» Бухарина, а сознавшийся «контрреволюционер» будет им подыгрывать». Именно так, например, будет комментировать поведение на суде Бухарина Александр Исаевич Солженицын.
Но в этом частом и навязчивом повторе о «контрреволюционности» чувствуется какая-то нарочитость. Какая? Да, очень простая. Контрреволюционность в те времена ассоциировалась с борьбой против хода событий, начало которым положила Октябрьская Революция. Если ты «контрреволюционер», значит ты – против Октября, против Ленина, против победившей большевистской партии. И поэтому такая, «контрреволюционная», автохарактеристика вполне устраивала сталинистов, этот судебный процесс организовавших. Но более внимательный читатель материалов этого процесса заметит, что «революция», против которой выступает Бухарин, это не Октябрьская революция, а провозглашённая Сталиным в конце 20-х годов «революция сверху» (связанная с масштабной и кроваво-насильственной коллективизацией и разрывом с намеченным Лениным нэповским путём). Стало быть, задача «контрреволюционной» политики Бухарина — не уничтожение революционного наследия Октября, а противостояние сталинской «революции сверху».
Председатель суда Ульрих, чувствующий, что как-то двусмысленно звучит это бухаринское признание в «контрреволюционности», рвётся снять эту двусмысленность: «Подсудимый Бухарин, продолжайте Ваши показания о вашей антисоветской деятельности». Вот так-то лучше, так-то шире: о всей «антисоветской» деятельности! А «советская власть» — это и Октябрь, и тридцатые годы…
Ну, что же, прояснять так прояснять: «Бухарин. Слушаю. Третьего дня я закончил на том, что в конце 1932 года образовался блок правых-троцкистов-зиновьевцев примерно на основе рютинской платформы». Подробно рассказать об этой «платформе» Бухарину, естественно, не дали. Но идеологические основы бухаринской позиции названы, и теперь всякий интересующийся мог заглянуть в текст этой «платформы», довольно широко ходившей по рукам, и получить ясное представление о сути этой «контрреволюционной» позиции. Так Ульрих хорошо поспособствовал снятию двусмысленности в позиции бухаринцев. Вот некоторые, весьма впечатляющие тезисы этой «платформы».
Мартемьян Рютин
Ко всем членам ВКП(б)
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Товарищи!
Партия и пролетарская диктатура Сталиным и его кликой заведены в невиданный тупик и переживают смертельно опасный кризис. С помощью обмана, клеветы и одурачивания партийных лиц, с помощью невероятных насилий и террора, под флагом борьбы за чистоту принципов большевизма и единства партии, опираясь на централизованный мощный партийный аппарат, Сталин за последние пять лет отсек и устранил от руководства все самые лучшие, подлинно большевистские кадры партии, установил в ВКП(б) и всей стране свою личную диктатуру, порвал с ленинизмом, стал на путь самого необузданного авантюризма и дикого личного произвола и поставил Советский Союз на край пропасти…
Авантюристические темпы индустриализации, влекущие за собой колоссальное снижение заработной платы рабочих и служащих, непосильные открытые и замаскированные налоги, инфляцию, рост цен и падение стоимости червонца; авантюристическая коллективизация с помощью невероятных насилий, террора, раскулачивания, направленного фактически главным образом против середняцких и бедняцких масс деревни, и, наконец, экспроприация деревни путем всякого рода поборов и насильственных заготовок привели всю страну к глубочайшему кризису, чудовищному обнищанию масс и голоду как в деревнях, так и в городах…
Еще более мрачная и тяжелая картина в деревне.
Ограбление сельского населения, принудительная коллективизация привели к тому, что скота осталось не более 30 процентов от 1927 года, причем и эти остатки в колхозах и совхозах гибнут от бескормицы; новых крестьянских построек не возводится, а старые не ремонтируются и большей частью растаскиваются, сельскохозяйственный инвентарь разбит и разрушен, семян на посев не хватает больше чем наполовину; земля обработана плохо, а часто совсем не обработана, тягловой силы недостает.
Всякая личная заинтересованность к ведению сельского хозяйства убита, труд держится на голом принуждении и репрессиях; насильственно созданные колхозы разваливаются. Все молодое и здоровое из деревни бежит, миллионы людей, оторванных от производительного труда, кочуют по стране, перенаселяя города, остающееся в деревне население голодает и питается суррогатами. Эпидемии начинают свою работу.
В перспективе — дальнейшее обнищание, одичание и запустение деревни.
В перспективе — угроза сильнейшего голода на будущий год…
Планирование превратилось в сплошное очковтирательство и обман; всюду получаются неизбежные прорывы, вину за которые сталинское руководство взваливает на низовых работников; планы выполняются на 60—70 процентов, возможность экономического продвижения и регулирования сведена на нет, экономика страны дезорганизована, и все ее развитие поставлено под власть стихии.
А в это время XVII Всесоюзная партконференция сталинских чиновников, нагло и цинично издеваясь над партией, пролетариатом и всеми трудящимися, заявляет, что мы вступили в социалистическое общество и что у нас «растет недостижимыми для капиталистических стран темпами народный доход, уничтожены безработица и нищета, уничтожаются “ножницы цен” и противоположность между городом и деревней, растут из года в год благосостояние и культурный уровень рабочих и трудящихся крестьян».
На всю страну надет намордник, бесправие, произвол и насилие, постоянные угрозы висят над головой каждого рабочего и крестьянина. Всякая революционная законность попрана! Всякая уверенность в завтрашнем дне потеряна! Рабочий класс и трудящиеся массы деревни доведены сталинской политикой до отчаяния.
Учение Маркса и Ленина Сталиным и его кликой бесстыдно извращается и фальсифицируется. Наука, литература, искусство низведены до уровня низких служанок и подпорок сталинского руководства. Борьба с оппортунизмом опошлена, превращена в карикатуру, в орудие клеветы и террора против самостоятельно мыслящих членов партии. Права партии, гарантированные Уставом, узурпированы ничтожной кучкой беспринципных политиканов. Демократический централизм подменен личным усмотрением вождя, а коллективное руководство — системой доверенных людей.
Центральный Комитет стал совещательным органом при «непогрешимом» диктаторе, а областные комитеты — бесправными придатками при секретарях областкомов.
Политбюро, Президиум ЦКК, секретари областных комитетов в результате происшедших изменений в жизни партии и «18 брюмера Сталина» превратились в банду беспринципных, изолгавшихся и трусливых политиканов, а Сталин — в неограниченного и несменяемого диктатора, проявляющего в десятки раз больше тупого произвола, самодурства и насилия над массами, чем любой самодержавный монарх…
Всякая живая, большевистская партийная мысль угрозой исключения из партии, снятием с работы и лишением всех средств к существованию задушена; все подлинно ленинское загнано в подполье; подлинный ленинизм становится в значительной мере запрещенным, нелегальным учением…
Сталин и его клика не могут повернуть на верный ленинский путь, у них нет выхода, они безнадежно изолгались и попали в безвыходный тупик. Они будут и дальше беспомощно метаться из стороны в сторону, все больше запутываться и запутывать других, все больше усложнять и ухудшать положение, не смея допустить, чтобы партия свободно выразила свою волю. Ложью и клеветой, расстрелами и арестами, пушками и пулеметами, всеми способами и средствами они будут защищать свое господство в партии и стране, ибо они смотрят на них, как на свою вотчину.
Ни один самый смелый и гениальный провокатор для гибели пролетарской диктатуры, для дискредитации ленинизма не мог бы придумать ничего лучшего, чем руководство Сталина и его клики.
Партийные и рабочие массы обязаны спасти дело большевизма, они обязаны свою судьбу взять в свои собственные руки. Сталин и его клика не уходят и не могут добровольно уйти со своих мест, поэтому они должны быть устранены силой…
Для борьбы, со сталинщиной, за восстановление прав партии и пролетарской диктатуры, за возвращение партии на старый испытанный ленинский путь социалистического строительства, мы, члены ВКП(б), собравшись на всесоюзную конференцию, постановили организовать «Союз марксистов-ленинцев».
Этот «Союз» — союз защиты ленинизма — является частью ВКП(б), не имеет интересов, отличных от интересов партийных масс и рабочего класса. Он, наоборот, будет лишь наиболее последовательно и решительно выражать и защищать эти интересы. Он не противопоставляет себя партии, а противопоставляет лишь Сталину и его клике.
«Союз марксистов-ленинцев» стоит на точке зрения необходимости систематического развертывания индустриализации страны на основе действительного улучшения материального положения пролетариата и всех трудящихся…«Союз марксистов-ленинцев» стоит на точке зрения необходимости всемерного содействия действительно добровольной коллективизации при одновременной систематической помощи развитию индивидуального бедняцко-середняцкого крестьянского хозяйства, но в настоящий момент он будет в первую очередь решительно бороться против насильственной сталинской коллективизации, так как она в корне противоречит программе партии и Коминтерна и на практике потерпела полное банкротство.
Основной водораздел партии проходит в настоящее время … за продолжение сталинского руководства и неизбежной гибели ленинской партии и Советской власти или за ликвидацию сталинщины, спасение ВКП(б) и пролетарской диктатуры…
Опасения Ленина в отношении Сталина — о его нелояльности, нечестности и недобросовестности, о неумении пользоваться властью — целиком и полностью оправдались: Сталин и его клика губят дело коммунизма, и с руководством Сталина должно быть покончено как можно скорее.
Мы призываем всех истинных ленинцев всюду и везде на местах организовать ячейки Союза защиты ленинизма и сплотиться под его знаменем для ликвидации сталинской диктатуры.
Немедленно за работу! Пора покончить с состоянием растерянности и страха перед репрессиями обнаглевшего беспринципного политикана и изменника делу ленинизма, покончить с бессильным брюзжанием и нытьем и начать самоотверженно бороться, не ждать начала борьбы сверху, а начинать ее снизу. Террору противопоставить мужество и сознание величайшей правоты нашего дела. Каждый член партии, которому дороги завоевания Октября и дело социализма, должен быть организующим центром для объединения вокруг себя преданных, честных, надежных товарищей. Каждый подлинный ленинец везде, где это возможно, должен пропагандировать разрешение стоящих перед нами задач в кратчайший срок, ибо события не ждут.
От товарища к товарищу, от группы к группе, от города к городу должен передаваться наш основной лозунг: долой диктатуру Сталина и его клику, долой банду беспринципных политиканов и политических обманщиков! Долой узурпатора прав партии! Да здравствует ВКП(б)! Да здравствует ленинизм!
Июнь 1932 г.
Такая вот она, эта бухаринско-рютинская «платформа». Понятно было и Ульриху, и Вышинскому, что завязать на суде разговор вокруг идей этой платформы, значит не выполнить ясное указание их «Хозяина». А они хорошо знали, чем заканчиваются такие «невыполнения». «Указания» эти накануне процесса были сформулированы с привычной сталинской четкостью, и о них с бесстыдной откровенностью сказал на процессе Вышинский: ««товарищ Сталин… говорил: «Два слова о вредителях, диверсантах, шпионах и т. д. Теперь, я думаю, ясно для всех, что нынешние вредители и диверсанты, каким бы флагом они ни маскировались, троцкистским или бухаринским, давно уже перестали быть политическим течением в рабочем движении, что они превратились в беспринципную и безыдейную банду профессиональных вредителей, диверсантов, шпионов, убийц. Понятно, что этих господ придется громить и корчевать беспощадно, как врагов рабочего класса, как изменников нашей родине. Это ясно и не требует дальнейших разъяснении». Прошел год, подобострастно комментирует слова Сталина Вышинский, на примере настоящего процесса мы видим, как глубоко прав был товарищ Сталин в своей оценке троцкистов и бухаринцев. Троцкисты и бухаринцы, то есть «право-троцкистский блок», верхушка которого сидит сейчас на скамье подсудимых, это не политическая партия, не политическое течение, это банда уголовных преступников и не просто уголовных преступников, а преступников, продавшихся вражеским разведкам, преступников, которых даже уголовники третируют, как самых падших, самых последних, презренных, самых растленных из растленных. Так называемый «право-троцкистский блок» — это организация шпионажа, диверсий, вредительства, политических убийств и распродажи своей родины врагам».
И, стараясь попасть в тон «Хозяину», Вышинский продолжает: «подсудимый Бухарин, делал на этом процессе не раз попытки … принять вид «идейных» людей, прикрыть свою бандитско-уголовную деятельность всякого рода «философскими», «идеологическими» и тому подобными разговорами. Бухарин пытался здесь весь кошмар своих гнусных преступлений свести к каким-то «идейным установкам».
В общем, никакого разговора об «идеях», «программах» не будет. Суд, как и указывал товарищ Сталин, будет «громить и корчевать» «беспринципную и безыдейную банду профессиональных вредителей, диверсантов, шпионов, убийц».
А начнет Вышинский с иронии: «Вы считали себя идеологом?
Бухарин (продолжая держаться эзоповского стиля). «В том числе — и идеологом контрреволюционного переворота и практиком». И добавит иронично и гордо: «Вам, конечно, предпочтительнее сказать, что я считал себя шпионом, но я им себя не считал и не считаю».
Вышинский. Это было бы правильнее всего.
Бухарин. Это ваше мнение, а мое мнение другое.
Вышинский. Посмотрим, какое будет мнение суда.
Прокурор дурачится и дурачит. Всем (в том числе и Бухарину) хорошо известно, каким будет это «мнение». Товарищ Сталин задолго до суда его озвучил: «расстрелять!»
Но важно людям, народу это «мнение» как-то обосновать. Чтобы – как дважды два…
И начнут эти два ассенизатора – Вышинский и Ульрих — выливать соответствующую жижу на Бухарина, чтобы он выглядел, как можно гаже, как можно отвратительнее. И помогать им будут «свидетели», над которыми на этапе предварительного следствия хорошо «поработали» лубянские садисты. И удивительно: ничего у них не получится: Бухарин не признает ни одного (!) вменяемого ему конкретного преступления. Связанный по рукам и ногам, в одиночку, окружённый натравливаемой на него чекистской сворой, ясно осознавая неизбежность расстрельного приговора, он не сникнет, не скиснет. Спокойно, гордо, временами – иронично – он поведёт бой, последний бой в своей жизни. И победит!! За явным преимуществом!!
Вот как это было.
Обвинение первое: бухаринцы – это убийцы.И не абы кого, а наиболее известных политических лидеров страны. Первым в мушке бухаринского прицела – ну, конечно, Ленин, вождь революционного народа России. Как это важно для сталинистов, чтобы Бухарин хоть в какой-нибудь форме, хоть частично, ну, как-нибудь косвенно признал это. Или чтобы показания свидетелей выглядели хоть немного правдоподобными…
Вышинский. А в 1918 году вы не были сторонником убийства руководителей нашей партии и правительства?
Бухарин. Нет, не был.
Вышинский. А насчет убийства товарищей Сталина, Ленина и Свердлова?
Бухарин. Ни в коем случае.
Вышинский Яковлева показывает, что у вас в 1918 году была установка и план ареста и убийства товарищей Ленина, Сталина и Свердлова. Карелин показывает то же самое, Осинский показывает то же самое, Манцев показывает то же самое. Я вас спрашиваю,- кто вам дал задание подготовить это преступление, какая разведка дала?
Бухарин. Я отрицаю вообще этот факт.
Манцев. Бухарин выступил с докладом, в котором заявил, что после одобрения Брестского мира съездом партии и съездом советов, остается путь один — это путь восстания против Советского правительства, свержения Советского правительства. В этом же докладе он сообщил о том, что он считает необходимым условием успешности переворота арест и, в случае необходимости, физическое уничтожение, просто говоря, убийство руководителей партии и правительства — Ленина, Сталина и Свердлова.
Вышинский. Это вы лично слышали?
Манцев. Да, я лично слышал.
Вышинский (Бухарину). Вы утверждаете, следовательно, что показания Манцева в этой части и показания свидетельницы Яковлевой неправильны?
Бухарин. Да, я утверждаю.
Вышинский. Чем вы объясняете, что они говорят неправду?
Бухарин. Вы уж их об этом спросите…
Вышинский. Это вы утверждаете, а Яковлева говорит, что говорилось как раз обратное, значит, она говорит неправду?
Бухарин. Я с этим не согласен и говорю, что она говорит неправду.
Вышинский. Значит, и Манцев говорит неправду?
Бухарин. Да, и он говорит неправду. Я говорю то, что я знал, а то, что они знают, это дело их совести говорить.
Вышинский. Вы должны чем-то объяснить то, что против вас говорят три человека ваших бывших сообщников.
Бухарин. Видите ли, у меня нет ни достаточных материальных, ни психологических данных, чтобы выяснить этот вопрос.
Вышинский. Не можете объяснить?
Бухарин. Не не могу, а просто отказываюсь объяснить.
Он «отказывается» объяснить то, что всем участникам по обе стороны процесса хорошо известно, — как выбиваются «показания», с использованием методов, о которых писал Сталин:
«10.01.1939 26/ш Шифром ЦК ВКП(б)
СЕКРЕТАРЯМ ОБКОМОВ, КРАЙКОМОВ, ЦК НАЦКОМПАРТИИ, НАРКОМАМ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ, НАЧАЛЬНИКАМ УНКВД
ЦК ВКП стало известно, что секретари обкомов — крайкомов, проверяя работников УНКВД, ставят им в вину применение физического воздействия к арестованным как нечто преступное. ЦК ВКП разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП. При этом было указано, что физическое воздействие допускается как исключение, и притом в отношении лишь таких явных врагов народа, которые, используя гуманный метод допроса, нагло отказываются выдать заговорщиков, месяцами не дают показаний, стараются затормозить разоблачение оставшихся на воле заговорщиков, — следовательно, продолжают борьбу с Советской властью также и в тюрьме. Опыт показал, что такая установка дала свои результаты, намного ускорив дело разоблачения врагов народа…. Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата, и притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманной в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружающихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод…
Секретарь ЦК ВКП(б) И. СТАЛИН
Разумеется, «в виде исключения» (Ежов хорошо умел разъяснять подчиненным сталинские указания!) стало общим правилом.
Бухарин намекает (прямым текстом это сказать ему не дадут: заткнут рот немедленно; Вышинский и Ульрих это умеют делать): он может, но подчеркивает, что отказывается объяснять возводимые на него клеветы – по причинам, которые, в общем-то всем известны. И «свидетеля» Карелина, видного в прошлом левого эсера, которого лубянские товарищи заставили «свидетельствовать» о «террористической» (против Ленина) деятельности Бухарина, Николай Иванович также мастерски неотразимо дезавуирует:
Вышинский (обращаясь к Бухарину). …вы знаете Карелина?
Бухарин. Знаю. Мы же на очной ставке у вас были.
Вышинский. Вы его и до очной ставки видели?
Бухарин. Знал в 1918 и 1919 годах.
Вышинский. Этот Карелин здесь стоит в качестве свидетеля?
Бухарин. То есть он настолько изменился, что я не сказал бы, что это тот Карелин, но, очевидно, этот Карелин есть развитие того Карелина, который был тогда.
Вышинский. Каждый человек изменяется с летами… И я спрашиваю вас, действительно ли вы узнаете в этом свидетеле Карелина Владимира Александровича, бывшего члена ЦК эсеров? Вы помните его?
Бухарин. Мне трудно было узнать его у вас, но после того, как я увидел его у вас, я узнаю в нем то же самое лицо и никакого сомнения нет.
Вышинский. Это серьезный вопрос. Вы напрасно шутовство затеваете.
Бухарин. Я вовсе не в шутку это сказал.
Бухарин не шутит, он говорит в высшей степени серьёзно, хотя и в эзоповской (так верно служащей ему манере): он «с трудом» узнаёт Карелина – видно над ним хорошо поработали ежовские следователи-садисты!
И хоть хорохорится прокурор Вышинский, то и дело повторяя, что намерения подсудимого Бухарина в период «брестских дискуссий» убить Ленина показаниями «свидетелей» «полностью доказаны», будущий объективный историк будет другого мнения. Конечно, Вышинский большой негодяй, но не лишенный интеллектуальных способностей. И он сам прекрасно чувствует хлипкость этих будто бы «доказанных» злодейских (в отношении Ленина) намерений Бухарина. Он пытается найти аргументы поубедительнее. И придумывает (наверное, вместе с Ежовым и Сталиным) совсем уж фантастическую картину: Бухарин, оказывается, направлял руку стрелявшей в Ленина Фанни Каплан! И тут опять «свидетельствует» «трудно узнаваемый» Карелин.
Вышинский. Имело ли какое-нибудь отношение к плану убийства Ленина, Сталина и Свердлова покушение на Владимира Ильича Ленина эсеровской террористкой Каплан 30 августа 1918 года?
Карелин. Да…
Вышинский. Значит, ЦК партии «левых» эсеров был в курсе подготовлявшегося убийства товарища Ленина?
Карелин. Да.
Вышинский. А Бухарин при чем тут? (Хороший вопрос!)
Карелин. Бухарин, по сообщению Прошьяна, ведшего с ним переговоры, носившие официальный характер, форсировал вопрос о совершении террористического акта… (Заметьте: у самого Карелина никаких доказательств нет, и пытаясь сохранить хоть какие-то крохи уважения к самому себе, он ссылается на какое-то «сообщение» пребывающего уже в мире ином Прошьяна – поди, теперь, проверь!. Как вам этот «убедительный» аргументик? Вышинскому же надо прямое свидетельство самого Карелина. И он, по-видимому, грозно сверкнув очами, формулирует вопрос, совсем не вытекающий из того, что только что – насчёт Прошьяна — сказал Карелин).
Вышинский. Так что вы подтверждаете, что подготовлявшееся правыми и «левыми» эсерами покушение на жизнь Владимира Ильича Ленина было организовано совместно с Бухариным?
Карелин. (Всё ещё пытаясь удержаться на островке человеческой порядочности, уклоняется от прямого ответа) С «левыми коммунистами» Бухарина мы рассматривали как лидера «левых коммунистов» (про «покушение» ни слова; э, нет, свидетель Карелин, так не пойдёт, зря, что ли, трудились мы над вами на предварительном следствии?).
Вышинский. На предварительном следствии вы говорили, что двадцать лет скрывался от советского народа тот факт, что вы совместно с правыми эсерами, по настоянию Бухарина, пытались убить Ленина. Вы это подтверждаете? (И, видя накидываемую на его шею петлю, Карелин сдаётся)
Карелин. Я подтверждаю, что настояние со стороны Бухарина как лидера группы «левых коммунистов» было. Эти настояния играли очень большую роль при осуществлении всего этого преступления.
Вышинский.…Что вы скажете, обвиняемый Бухарин?
Бухарин. Я скажу, что все это неправда.
Вышинский. Насчет вашей прикосновенности к покушению на убийство Владимира Ильича Ленина вы слышали показания?
Бухарин. Да.
Вышинский. Что скажете?
Бухарин. Я категорически отрицаю какую бы то ни было связь…
Вышинский. План убийства Владимира Ильича был?
Бухарин. Отрицаю.
Вышинский. И конкретное отношение к преступлению Каплан отрицаете?
Бухарин. Абсолютно.
(До всех этих «предварительных следствий», в нормальной политической жизни, Карелин отличался несомненным благородством и большим мужеством, что не раз проявлялось в его борьбе с царизмом. Но для противостояния сталинизму этого благородства и мужества не хватило. Как достойно выглядит на фоне этого растерянного и раздавленного эсеровского лидера Бухарин!).
А Вышинский продолжает хорохорится: ну, вот видите, участие Бухарина в покушении Каплан ПОЛНОСТЬЮ (?) доказано! (И маленькая справочка из Википедии, в заключение этого эпизода: «Карелин Владимир Александрович. Был арестован 26 сентября 1937 года, в марте 1938 года привлекался в качестве свидетеля на процессе «Правотроцкистского антисоветского блока». Дал показания о существовавшем сговоре в 1918 году Н. И. Бухарина (как лидера левых коммунистов) с лидерами левых эсеров с целью захвата власти. 22 сентября 1938 года Карелин был приговорён Военной Коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян. Реабилитирован в 1993 году».)
Бухарин. Гражданин государственный обвинитель говорил, что Бухарин ничего не привел против показаний пяти свидетелей, которые прошли здесь перед всеми, перед гражданами судьями по этому делу, которые утверждали, что у меня было намерение, мысль, идея, которую я настойчиво проповедывал, об аресте Ленина и его физическом уничтожении… Но это неверно, что я не привел никакой аргументации. Гражданин Прокурор может считать ее неверной, слабой, неубедительной, но нельзя сказать, что я ничего не приводил. Я приводил целый ряд соображений.
Факты: Ленин, Бухарин, Вышинский
Ленин: „Я — пожилой человек, и у меня нет детей.
Бухарин для меня как сын…».
Стивен Коэн: «Бухарин был „любимцем” Ленина…Это подкрепляется неофициальными сообщениями о письме Ленина, будто бы написанном в начале 1922 г. и касающемся их отношений. Бухарин в 1921 г. болел, и в течение года Ленин продиктовал различным людям несколько записок, в которых выражалась забота о здоровье Бухарина. В одной читаем: „Пошлите лучшего доктора обследовать здоровье Н. И. Бухарина и сообщите мне о результатах”. Доктора рекомендовали лечение в Германии, но Бухарин не смог получить визу. Тогда Ленин, как рассказывают, написал Крестинскому, советскому послу в Германии, прося его обратиться к канцлеру Вирту с посланием, которое звучало примерно так: „Я — пожилой человек, и у меня нет детей. Бухарин для меня как сын, и я прошу как о личной любезности, чтобы Бухарину была дана виза и предоставлена возможность лечиться в Германии». Виза была предоставлена. Это письмо не может быть проверено, хотя косвенные доказательства его существования можно найти в официальных источниках. Ясно, однако, что этих двух людей связывало нечто похожее на сыновнюю и отеческую любовь, и это стало особенно очевидно к концу жизни Ленина. В конце 1922 г., когда больной вождь был вынужден уединиться в Горках, Бухарин, единственный из членов партийного руководства, часто навещал его. Он позже вспоминал, как „Ленин вызывал меня повидаться… брал меня под руку и вел в сад” обсуждать политические вопросы, хотя это и было запрещено врачами. Они говорили о „лидерологии” и последних статьях Ленина, которые Бухарин вскоре интерпретировал как его завещание. Их взгляды на нэп были в это время тождественны, и эти доверительные разговоры „на краю могилы” укрепили в дальнейшем веру Бухарина, что после 1924 г. он выражает ленинскую точку зрения». Коэн С. Бухарин. С. 9).
А вот кто на самом деле пытался уничтожить Ленина.
Меньшевик Вышинский в 1917 году охотится за «немецким шпионом» Лениным.
Февральская революция 1917 года грянула как нельзя кстати. Вышинский стал председателем Якиманской районной управы и комиссаром милиции. Именно в этой должности он проявил чудовищную недальновидность, на основании решения Временного правительства издав приказ о розыске и аресте «немецкого агента Владимира Ульянова-Ленина». Ленина не было в Москве, но улицы центра столицы были заклеены объявлениями о его розыске за подписью Вышинского. Вышинский подписал «распоряжение о неукоснительном выполнении на вверенной ему территории приказа Временного правительства о розыске, аресте и предании суду, как немецкого шпиона, Ленина». (Существуют сведения,чтокомандующий войсками Петроградского военного округа генерал Половцев приказал командиру отряда, специально созданного для поисков В. И. Ленина, расстрелять его на месте, «при попытке к бегству» — Г.В.).В октябре 1917 года Андрею Януарьевичу стало по-настоящему страшно. История с «охотой на Ленина» могла стать причиной для расправы над Вышинским в любой момент. Википедия.
Обвинение второе. Оказывается, по утверждению Вышинского, Бухарин не ограничивался участием в попытках убить Ленина. Он – просто серийный, можно сказать, убийца. «Свидетельства» Ягоды» — «Вот обстоятельства, которые уличают ПОЛНОСТЬЮ участие Рыкова и Бухарина в организации убийства Сергея Мироновича Кирова». Но и убийством Кирова не ограничивается, как это установлено судебным следствием, террористическая деятельность право-троцкистских изменников.
Обвинение третье. Как «установлено» следствием, Алексей Максимович Горький, Вячеслав Рудольфович Менжинский и Валериан Владимирович Куйбышев пали жертвами террористических актов, осуществленных по заданию этого же «право-троцкистского блока». Ягода по этому вопросу дал такие показания: «Я категорически заявляю, что убийство Кирова было проведено по решению центра «право-троцкистского блока». По решению этого же центра были произведены террористические акты и умерщвлены Куйбышев, Менжинский и Горький». Итак, Ягода (по утверждению Вышинского, ведший «подлую преступную деятельность») «категорически утверждает» участие Бухарина в серии убийств. Бухарин столь же «категорически отрицает» «свою причастность к убийству Кирова, Менжинского, Куйбышева, Горького, Максима Пешкова». Значит? Значит, по мнению Вышинского, «Бухарин ПОЛНОСТЬЮ изобличён показаниями Ягоды». «Безупречная» логика прокурора! Хозяин может быть доволен.
Обвинение четвёртое. А уж какие страсти готовил Бухарин («эта проклятая помесь лисы и свиньи», по образному выражению сталинского прокурора) наркому НКВД, верному сталинцу Ежову!
Вышинский. Я, наконец, должен сказать, что именно в этом плане был задуман преступниками-убийцами террористический акт против Николая Ивановича Ежова. Ведь это убийство тоже было задумано довольно тонко-при помощи отравления воздуха, которым должен был дышать в своем служебном кабинете Николай Иванович Ежов, отравления воздуха ртутью, растворенной в кислоте. Причем Ягода предупреждал-ни в коем случае не в серной кислоте, потому что серная кислота оставляет след и может сжечь те самые шторы и гардины, которые надо было по указанию Ягоды пропитать для того, чтобы, вдыхая этот воздух, мог погибнуть Николай Иванович Ежов».
Обо всём этом суду рассказал Ягода, и, следовательно, вина Бухарина, по уверению прокурора, теперь ПОЛНОСТЬЮ доказана!
Генрих Ягода. Википедия: Рисуя психологический портрет наркома, исследователи утверждают, что судьбы людей его заботили мало. Он проявлял жестокость и без зазрения совести приговаривал людей к смерти, редко разбираясь в подробностях. Достаточно сказать, что именно по его инициативе появился ГУЛАГ, а на его счету десятки политических и экономических преступлений, включая массовые репрессии, жестокое раскулачивание крестьян, громкие судебные процессы над политическими осужденными. Чувствуя себя вершителем судеб, Ягода действительно оказался в своей тарелке. Но ненадолго. Инкриминируя ему ряд обвинений уголовного характера, в 1937 году советское руководство снимает его с занимаемого поста и исключает из рядов ВКП(б). Начинается следственный процесс. Ему предъявляют массу обвинений, начиная с антигосударственных преступлений, включая организацию заговора против НКВД, и заканчивая подготовкой покушения на Сталина. 13 марта был вынесен приговор к расстрелу и уже 15 марта его привели в исполнение. Признан не подлежащим реабилитации.
Такой вот «свидетель», по уверению Вышинского, ПОЛНОСТЬЮ доказал вину Бухарина.
Ну, и два слова о Ежове, о котором с таким пиететом, с таким почтительным придыхнием говорит Вышинский.
Википедия:На посту наркома внутренних дел, действуя под руководством Сталина, Ежов стал одним из главных организаторов массовых репрессий 1937—1938 годов, известных как Большой террор. 1937 год, на всём протяжении которого Ежов возглавлял НКВД, стал символическим обозначением репрессий, а сам период, на которые пришёлся пик репрессий советского времени, получил название «ежовщина». В 1939 году арестован, а спустя год расстрелян по обвинению в «подготовке антисоветского государственного переворота». Признан не подлежащим реабилитации.
Пятое обвинение ещё глупее предыдущих. Удивительно, какой бездарной, какой примитивной была фантазия сталинских палачей и как неуклюже, как бездарно они пытались выдать свой бред за реальность. Но ещё более удивительно – как могли многие люди поверить в этот бред. Наверное, гипноз гулаговских угроз изрядно калечил массовую психику.
Началось всё с громогласного провозглашения Вышинского, что вообще бухаринский блок был создан по заданию фашистских разведок. Бухарин не без иронии замечает: «Как же можно утверждать, что блок был организован по заданиям фашистских разведок? Это в 1928 году-то! (то есть, когда фашисты ещё не были у власти!)». Хоть бы уточнили год сталинские дуроломы, когда фашисты пришли к власти и могли создавать свою разведку.
А далее идут целые цепочки совершенно идиотских вопросов Вышинского, нацеленных на то, чтобы охарактеризовать разветвлённую «шпионскую деятельность» Бухарина не больше не меньше, как в масштабах всего мира. Вопросов (дурацких) много, а результаты нулевые, провальные. Не удаётся доказать ни одного(!) факта.
Почитайте стенограмму. Можно было бы от души, весело посмеяться над «разоблачительными» маневрами Вышинского, если бы дело не шло к расстрелу. Давайте почитаем стенограмму вместе.
Бухарин. Я категорически отрицаю, что был связан с иностранными разведками, что они были хозяевами надо мной и я действовал, выполняя их волю…
(Сейчас Вышинский выведет его на чистую воду Г.В.).
Вышинский. В Америке с полицией связаны не были?
Бухарин. Никак абсолютно.
Вышинский. Из Америки в Россию вы ехали через…
Бухарин. Через Японию.
Вышинский. Долго там пробыли?
Бухарин. Неделю.
Вышинский. За эту неделю вас не завербовали?
Бухарин. Если вам угодно задавать такие вопросы…
Вышинский. Я имею право на основании Уголовно-процессуального кодекса задавать такие вопросы.
«Доказано»: в Японии «завербовали»!
Вышинский. Никаких связей с полицией не завязывалось?
Бухарин. Абсолютно.
Вышинский.…Я вас спрашиваю о связях с каким-нибудь полицейским органом.
Бухарин. Никаких связей ни с какими полицейскими органами.
Вышинский.Тогда почему так легко вы пришли к блоку, который занимался шпионской работой?
Бухарин. Я относительно шпионской работы совершенно ничего не знаю.
Вышинский. Как не знаете?
Бухарин. Так.
Вышинский. А блок чем занимался?
Бухарин. Здесь прошло два показания относительно шпионажа — Шаранговича и Иванова, то есть двух провокаторов.
«Доказано! – «Двумя провокаторами»!»
Вышинский. Вы в Австрии жили?
Бухарин. Жил.
Вышинский. Долго?
Бухарин. 1912-1913 годы.
Вышинский. У вас связи с австрийской полицией не было?
Бухарин. Не было…
Бухарин. Связь с австрийской полицией заключалась в том, что я сидел в крепости в Австрии.
Вышинский. Обвиняемый Шарангович, вы были польским шпионом, хотя и сидели в тюрьме?
Шарангович (угодливо). Был, хотя и сидел.
Бухарин. Я сидел в шведской тюрьме, дважды сидел в российской тюрьме, в германской тюрьме.
Вышинский. То, что вы сидели в тюрьме, не служит свидетельством того, что вы не могли быть шпиком.
«Доказано»: Бухарин – австрийский и шведский шпион!
Вышинский. Вам незачем делать постное лицо, подсудимый Бухарин, и нужно признаться в том, что есть. А есть вот что: у вас имелась группа ваших сообщников, заговорщиков в Белоруссии, возглавляемая Голодедом, Червяковым, Шаранговичем. Правильно, Шарангович?
Шарангович (всё время – угодливо). Правильно.
Вышинский. И по директиве Бухарина и Рыкова под их руководством вы связались с польской разведкой и польским генштабом? Правильно, Шарангович?
Шарангович. Совершенно правильно.
Вышинский. И относительно шпионской связи — под вашим руководством. Правильно, Шарангович?
Шарангович. Совершенно правильно.
Вышинский. Следовательно, кто был организатором шпионажа, которым вы занимались?
Шарангович. Рыков, Бухарин.
Вышинский. Значит, они были шпионами?
Шарангович. Совершенно правильно.
Вышинский. Так же как…
Шарангович. Как и я сам.
Вышинский. Садитесь
«Доказано»: Бухарин – польский шпион!
Вышинский. Вы говорили с Ходжаевым о том, что уже имеется соглашение с фашистской Германией?
Бухарин. Нет, не говорил.
Вышинский (к суду). Позвольте спросить обвиняемого Ходжаева.
Подсудимый Ходжаев, говорил с вами Бухарин?
Ходжаев. Да, говорил…
Вышинский. Подсудимый Бухарин, были вы у Ходжаева на даче?
Бухарин. Был.
Вышинский. Разговор вели?
Бухарин. И вел разговор, и у меня была голова на плечах все это время, но из этого не следует, что я вел разговор о том, о чем сейчас говорил Ходжаев
Вышинский. Значит, Ходжаев прав, что вы ему говорили насчет связей с английскими разведчиками?
Бухарин. А этого не было.
Вышинский (к Ходжаеву). Было так, Ходжаев?
Ходжаев. Было.
Вышинский. Я еще раз спрашиваю на основании того, что здесь было показано против вас: не угодно ли вам признаться перед советским судом, какой разведкой вы были завербованы — английской, германской или японской?
Бухарин. Никакой.
«Полностью доказано»: Бухарин – шпион английской, германской и японской разведок.
(Это было выполнение воли Сталина и его приспешников, которые на последнем, перед судом, Пленуме ЦК выступили с требованием ареста Бухарина, Рыкова как „наемных убийц, вредителей и диверсантов, находящихся на службе фашизма”. А небезызвестный Бор. Ефимов поспешил дать в «Правде» карикатуру, изображавшую срывающуюся с цепи отвратительную, разверзшую пасть собаку с головой Бухарина и надписью «Бешеный пёс фашизма»).
О действительном отношении Бухарина к германскому фашизму пишет профессор Коэн:
«Он был с самого начала убежден, что гитлеризм „отбрасывает на мир черную кровавую тень”, и стал ярым защитником бескомпромиссного антифашизма и коллективного сопротивления нацистской Германии…Он утверждал, что к фашистской идеологии, примером которой является гитлеровская „Майн кампф”, следует отнестись со всей серьезностью. Проповедуемые в ней „ открытый разбой, открытая скотская философия, окровавленный кинжал, открытая поножовщина” уже практикуются в самой Германии. Ярый антибольшевизм Гитлера, его требования жизненного пространства для Германии за счет России и открытый призыв „разбить наше государство” делают его внешнеполитические намерения „совершенно ясными”. Немецкие аппетиты в отношении западных территорий Советского Союза и японские амбиции в Сибири, отметил Бухарин с пророческим юмором висельника, очевидно, означают, „что где-то на одной из домен Магнитки нужно поместить все 160-миллионное население нашего Союза”. „Вот это звериный лик классового врага! Вот кто стоит перед нами и вот с кем мы должны будем, товарищи, иметь дело во всех тех громаднейших исторических битвах, которые история возложила на наши плечи”.
Обвинение шестое: «Свидетели», «соратники» — о вредительстве.
Бухарин, уверяет Вышинский, не просто шпион, но и ВРЕДИТЕЛЬ – вредил по указанию иностранных разведок. Доказательства – «убедительные», в высшей степени. Их приводят «подчинявшиеся» Бухарину члены его «банды». Он их, правда, называет «провокаторами» и совершенно неизвестными ему людьми. Но разве можно верить Бухарину (этой «помеси лисы и свиньи»), а вот искренним ребятам из его «банды» — как не поверить!
Ну, вот хотя бы Шарангович – с какой искренней прямотой говорит о своей шпионской деятельности, которую вёл по заданию Бухарина.
Бухарин. Здесь прошло два показания относительно шпионажа – Шаранговича и Иванова, то есть двух провокаторов.
Шарангович. Я не собираюсь защищать себя. Я совершил мерзкие, подлые, тяжкие преступления перед страной и народом и хорошо понимаю, что должен нести полную ответственность за них перед пролетарским судом. Я изменил своей родине и как предатель не заслуживаю никакой пощады.На протяжении долгого периода, начиная с 1921 года, я являюсь польским шпионом и проводил шпионскую деятельность в пользу польских разведывательных органов. За эти годы я по заданиям польской разведки активно осуществлял шпионские, изменнические задания, направленные на подрыв мощи Советского Союза, на поражение Советского Союза в войне с фашистскими государствами. Я был одним из руководителей национал-фашистской организации в Белоруссии, которая вела борьбу против Советской власти, которая вела борьбу за свержение существующего советского строя в стране. Руководствуясь прямыми директивами «право-троцкистского блока», Рыкова и Бухарина персонально, с одной стороны, с другой стороны, указаниями польского генерального штаба, наша организация в своей контрреволюционной деятельности добивалась свержения Советской власти и восстановления вместо нее капиталистического строя… Я виноват в том, что лично сам и под моим руководством национал-фашистская организация Белоруссии, руководимая центром правых, провела большую вредительскую, диверсионную деятельность во всех областях народного хозяйства и культуры. Я подрывал вместе со своими сообщниками сельское хозяйство, уничтожал конское поголовье, лишал колхозников приусадебных участков, запутывал посевные площади, озлоблял в провокационных целях колхозников против Советской власти.В промышленности Белоруссии мы подрывали топливную базу, энергетическое хозяйство, задерживали темпы нового строительства, совершая ряд вредительских диверсионных актов.
Мы всеми мерами старались спровоцировать, опорочить национальную политику, ленинско-сталинскую национальную политику и в этих целях на основных участках культурного фронта-в школах, Академии наук, высших учебных заведениях и других — мы развернули большую вредительскую работу.
Не гнушаясь любых средств в своей борьбе против партии и Советской власти, мы шли по пути организации физического уничтожения руководителей партии и правительства.
Я еще раз заявляю суду о своей деятельности по террору, которую я и наша подпольная организация проводили по директиве «право-троцкистского блока» и польского генерального штаба.Я несу полную ответственность за создание террористической группы, за подготовку террористических актов против руководства партии и правительства. Во всей цепи совершенных мною преступлений перед Советской властью я многократно виновен, конечно.
… Я понимал, что, давая согласие стать польским шпионом и работать на поляков, значит изменить родине. Чувствую все эти тяжелые, изменнические преступления. Я их совершал, в них сознался на следствии, перед вами. Я достоин самого сурового приговора советского суда.
Я не хочу останавливаться в своем последнем слове на всей …подлой предательской деятельности… сидящих на скамье подсудимых наших руководителей (Бухарина, Рыкова – Г.В.), в первую очередь, из которых некоторые, вместо того, чтобы искренно признать свои гнусные кровавые изменнические преступления, стараются при помощи теоретических фраз спрятаться за спины своих сообщников, стараются уйти от ответа перед пролетарским судом. Я думаю, что суд разберется и вынесет свой справедливый приговор. Я в этом глубоко убежден.
Бухарин. Гражданин Прокурор разъяснил в своей обвинительной речи, что члены шайки разбойников могут грабить в разных местах и все же ответственны друг за друга. Последнее справедливо, но члены шайки разбойников должны знать друг друга, чтобы быть шайкой и быть друг с другом в более или менее тесной связи. Между тем, я впервые из обвинительного заключения узнал фамилию Шаранговича и впервые увидел его на суде. Впервые узнал о существовании Максимова. Никогда не был знаком с Плетневым, никогда не был знаком с Казаковым, никогда не разговаривал с Раковским о контрреволюционных делах, никогда не разговаривал о сем же предмете с Розенгольцем, никогда не разговаривал о том же с Зеленским, никогда в жизни не разговаривал с Булановым и так далее.
Бухарин. Гражданин Прокурор утверждает, что я наравне с Рыковым был одним из крупнейших организаторов шпионажа. Какие доказательства? Показания Шаранговича, о существовании которого я и не слыхал до обвинительного заключения. Мне предъявляется контекст Шаранговича, по которому выходит, что я чуть ли не вырабатывал вредительский план.
Шарангович. Бросьте врать, хоть один раз в жизни. Врете вы и сейчас на суде.
Председательствующий. Подсудимый Шарангович, не мешайте.
Шарангович. Я не мог выдержать.
(Ах, ты несчастьюшка! Всё равно тебя, дурака и подлеца, расстреляют. Надо же спрятать концы в воду! А ты, дурачок, думал, что тебе орден Ленина дадут? – Г.В.)
Википедия. Шарангович Василий Фомич.
С марта 1937 года 1-й секретарь ЦК КП(б) Беларуси. Руководил развёртыванием в республике кампании массовых репрессий.25 мая 1937 г. решением бюро ЦК КП(б)Б, которое было утверждено затем на пленуме ЦК, был освобождён от обязанностей председателя СНК БССР Н. М. Голодед. Майский пленум одновременно исключил из членов бюро и членов ЦК КП(б)Б командующего войсками Белорусского военного округа И. Уборевича, наркома земледелия К. Бенека, а наркома просвещения А. Дьякова. 27 мая 1937 г. была проведена IV Минская городская партконференция, на которой В. Ф. Шарангович заявил следующее:«Всю эту банду мы должны расчистить, чтобы в ближайшее время полностью, до конца выкорчевать врагов, какой бы маской они ни прикрывались». А закончил эту мысль так: «Я думаю, что мы запишем в резолюцию нашей партийной конференции клятву перед нашей партией, Центральным Комитетом, перед товарищем Сталиным относительно того, что мы будем беспощадно бить врагов на каждом шагу».В июне 1937 года XVI съезд КП(б)Б прошёл под влиянием новостей центральных газет о раскрытии «военно-фашистского заговора» среди руководящего состава РККА во главе с заместителем наркома обороны маршалом М. Н. Тухачевским. Уже на второй день работы съезда первый секретарь ЦК КП(б)Б В. Шарангович обратился к делегатам с призывом: «В связи с сообщением прокуратуры Союза относительно изменников и предателей Родины, о которых вы уже читали в газете, … у президиума есть предложение вынести решение съезда о том, чтобы требовать от суда применения высшей меры наказания (аплодисменты) — расстрела (долгие аплодисменты)».16 июня 1937 г. после утреннего заседания в своём кабинете застрелился председатель ЦИК и член бюро ЦК КП(б)Б Александр Червяков.В своём отчетном докладе, составленном «в духе сталинских указаний» В. Ф. Шарангович призвал к решительной борьбе против врагов народа:«Мы должны уничтожить до конца остатки японо-немецких и польских шпионов и диверсантов, остатки троцкистско-бухаринской банды и националистической падали, раздавить и стереть их в порошок, как бы они ни маскировались, в какую бы нору они ни прятались».29 июля 1937 года в Беларусь прибыл заведующий отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Георгий Маленков, Высокие визитёры привезли резолюцию ЦК ВКП(б) от 27 июля, согласно которой первый секретарь ЦК КП(б)Б Василий Шарангович, второй секретарь Н. Денискевич и нарком земледелия Н. Низовцев «не только не выполнявшие, но даже не приступившие к выполнению поручения ЦК ВКП(б) о ликвидации последствий вредительства банды польских шпионов, не приступившие к ликвидации совхозов, созданных вредителями на крестьянских землях по приказу польской разведки», снимались с работы. Дело о них, как о врагах народа, передавалось в НКВД.17 июля 1937 г. В. Ф. Шарангович был арестован. В качестве обвиняемого привлекался к процессу по делу «Правотроцкистского антисоветского блока». 4 марта состоялся допрос подсудимого Шаранговича, в ходе которого он полностью признал свою вину, в том числе в террористическом акте в 1936 году против Ворошилова, когда он приезжал в Белоруссию на маневры. Осуждён 13.03.1938. Расстрелян 15.03.1938 на Коммунарке.
Иванов. (до революции — сотрудник царской охранки, провокатор, после «примкнул», точнее ежовцы его «примкнули» к бухаринцам – Г.В.).
Вышинский. Теперь перейдите к вопросу о террористической деятельность и террористических планах.
Иванов. Перед нашей организацией в Северном крае была поставлена задача создать террористическую группу.
Вышинский. Кем была поставлена эта задача?
Иванов. Бухариным. Бухарин несколько раз к этому делу возвращался, в частности, после убийства Кирова. Он говорил о том, что выстрел в Кирова показал, что одиночные террористические акты результатов не дают, что нужно готовить массовые террористические акты, и только тогда мы получим результат. Его установка была на то, чтобы ликвидировать руководство партии, причем были такие рассуждения: если это удастся сделать до войны, тогда дело будет ясно, и, возможно, вслед за этим вспыхнет немедленная война с Советским Союзом. Если же нам почему-либо не удастся осуществить акты по ликвидации руководства партии до войны, то мы это сделаем во время войны, что внесет большое смятение, подорвет обороноспособность страны и будет резко содействовать поражению Советской власти в войне с империалистами. Бухарин просил назвать нам фамилии людей, которых мы завербовали в качестве террористов. Мы передали фамилии этих людей Бухарину.
Вышинский. Следовательно, в вашей преступной деятельности известное место занимала также и подготовка террористических актов?
Иванов. Да.
Вышинский. И это, вы подтверждаете, делали по прямым указаниям…
Иванов. Бухарина.
Бухарин. Иванов. О его показаниях вообще должен сказать следующее. Соответствующие лица, в прошлом связанные с охранкой, показывают, что они из страха перед разоблачениями решили вести борьбу с Советской властью и поэтому пошли к правым, к подпольной организации, ориентирующейся на террор. Но где же тут логика? Замечательная логика из страха перед возможными разоблачениями идти в террористическую организацию, где назавтра он может оказаться пойманным. Трудно себе это представить, я по крайней мере себе этого не могу представить. Но гражданин Прокурор им поверил, хотя все это звучит явно неубедительно.
«Бухарин обращался с Вышинским с нескрываемым презрением»
Проф. Коэн: Сообщения очевидцев убедительно свидетельствуют о том, что Бухарин „сражался за свою репутацию в мире и за свое место в истории”. Ему было сорок девять лет, он выглядел постаревшим, небольшая бородка его поседела, и своим обликом и манерами он „странным образом походил на Ленина”. Бухарин обращался с Вышинским с нескрываемым презрением; он „явно наслаждался своей боевитостью” и „находился в непрестанном движении, зачитывая замечания из записей, которые он тщательно вел на протяжении всего процесса”, и обрушивая на своих обвинителей „удары блистательной логики и потоки презрения, ошеломлявшие суд”.
Бухарин. Теперь я хочу спросить, знала ли свидетельница Яковлева, что к «левым коммунистам» принадлежали Куйбышев, Менжинский и Ярославский?
Вышинский. Я прошу отвести этот вопрос, как не относящийся к делу.
Председательствующий. Можете на этот вопрос не отвечать, как не относящийся к делу.
Бухарин. Тогда я прошу гражданина Председательствующего разъяснить мне, имею ли я право задавать те вопросы, какие я хочу, или же мои вопросы определяет гражданин Прокурор?
Председательствующий. Подсудимый Бухарин, Яковлева была вызвана сюда для того, чтобы давать показания о вашей антисоветской деятельности, деятельности Бухарина Николая Ивановича. Вы, в связи с ее показаниями, хотели задать ей несколько вопросов в отношении дел, касающихся вас, а не в отношении каких-либо других лиц.
Бухарин. Совершенно верно, но я спрашиваю разъяснения гражданина Председательствующего, имею ли я право задавать те вопросы, которые я считаю нужным задавать, или их характер определяет кто-то другой, в частности, гражданин Прокурор. Тогда я, конечно, не могу задавать вопросы.
Председательствующий. Вы задали один вопрос, и на этот вопрос вы получили ответ. У вас имеется еще желание задавать вопросы?
Бухарин. Да, имеется большое желание.
Вышинский. В 1930-1931 годах были у вас разговоры с Рыковым и Томским?
Бухарин. Я не помню этого.
Вышинский. Вот Рыков показывает о том, что такие разговоры были. Я вас спрашиваю — были такие разговоры или не были. Да или нет?
Бухарин. А я говорю — не помню. Я имею право говорить суду не так, как вы хотите, а так, как есть на самом деле.
Вышинский. Я от вас и не требую этого.
Бухарин. Я имею право перед судом говорить и говорю — не помню.
Проф. Коэн: После того как Вышинский суммировал обвинение, изобразив при этом Бухарина „проклятой помесью лисы и свиньи”, тот произнес свое последнее слово. Снова сознавшись во всех обвинениях, он затем „пошел крушить их одно за другим; на этот раз его не прерывали, и Вышинский, бессильный ему помешать, сидел на своем месте с неспокойным, смущенным видом и делал вид, что зевает.«Сталин и Вышинский понимали, разумеется, что у него (у Бухарина) имеется какая-то „система, тактика” и что он пытается придать процессу „свой особый смысл”. Встревоженные и обозленные его „цирковой акробатикой”, Вышинский и Ульрих использовали все имевшиеся в их распоряжении средства запугивания, чтобы спасти сценарий, и в одном случае угрожали вообще лишить Бухарина слова, если он не прекратит „придерживаться определенной тактики… прикрываться потоком слов, крючкотворствовать, отступать в область политики, философии, теории и т.д.».
И вот – с неприкрытой угрозой:
Вышинский. А вы считали себя идеологом?
Бухарин. В том числе — и идеологом контрреволюционного переворота и практиком. Вам, конечно, предпочтительнее сказать, что я считал себя шпионом, но я им себя не считал и не считаю.
Вышинский. Это было бы правильнее всего.
Бухарин.Это ваше мнение, а мое мнение другое.
Вышинский. Посмотрим, какое будет мнение суда.
Два разных «мнения» Верховных Судов СССР
(от 12 марта 1938 г. и от 4 февраля 1988 г.)
«Мнение» первое. Из приговора Военной Коллегии Верховного Суда СССР по делу «антисоветского право-троцкистского блока». 12 марта 1938 г. (председатель — армвоенюрист В.В. Ульрих; государственный обвинитель — А.Я. Вышинский). Военная коллегия Верховного Суда СССР рассмотрела дело по обвинению: Бухарина Николая Ивановича, Рыкова Алексея Ивановича… Установлено, что Бухарин по решению центра антисоветской организации правых еще в 1930 г. договорился с эсером-боевиком — организатором убийства тов. Володарского и покушения на жизнь В.И. Ленина в 1918 г. — Семеновым о создании им ряда террористических групп для подготовки и совершения террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства. Также установлено, что в 1918 г. Бухарин и возглавляемая им группа «левых коммунистов», совместно с Троцким и «левыми» эсерами, организовали заговор против Советского правительства. Бухарин и его сообщники по заговору имели целью сорвать Брестский договор, свергнуть Советское правительство, арестовать и убить В.И. Ленина, И.В. Сталина и Я.М. Свердлова и сформировать новое правительство из бухаринцев, троцкистов и «левых» эсеров. Выполняя план заговора, «левые» эсеры в июле 1918 г., с ведома и согласия Бухарина, подняли в Москве мятеж с целью свержения Советского правительства; при этом установлено, что совершенное эсеркою Каплан 30-го августа 1918 г. покушение на жизнь В.И. Ленина явилось прямым результатом преступных замыслов «левых коммунистов» во главе с Бухариным и их сообщников «левых» и правых эсеров. Подсудимые Бухарин, Рыков… являясь непримиримыми врагами Советской власти, в 1932—1933 гг. по заданию разведок враждебных к СССР иностранных государств организовали заговорщическую группу под названием «право-троцкистский блок. «Право-троцкистский блок» поставил своей целью свержение существующего в СССР социалистического общественного и государственного строя, восстановление в СССР капитализма и власти буржуазии путем диверсионно-вредительской, террористической, шпионско-изменнической деятельности, направленной на подрыв экономической и оборонной мощи Советского Союза и содействие иностранным агрессорам в поражении и расчленении СССР. Этот изменнический сговор «право-троцкистского блока» с представителями иностранных государств облегчался тем, что руководящие участники антисоветского заговора являлись прямыми агентами иностранных разведок и осуществляли на протяжении многих лет шпионскую деятельность в пользу этих разведок. Злодейское убийство С.М. Кирова, осуществленное 1-го декабря 1934 г. ленинградским троцкистско-зиновьевским террористическим центром, как это установлено предварительным и судебным следствием по данному делу, было организовано по решению «право-троцкистского блока». По указанию врага народа Л. Троцкого руководители «право-троцкистского блока» в 1934 г. приняли решение убить великого пролетарского писателя Максима Горького. По решению руководителей «право-троцкистского блока» Ягода организовал методами вредительского лечения убийство председателя ОГПУ тов. В.Р. Менжинского и заместителя Председателя Совета Народных Комиссаров СССР тов. В.В. Куйбышева.
На основании изложенного и руководствуясь ст.ст. 319 и 320 УПК РСФСР,
Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР приговорила: Бухарина Николая Ивановича, Рыкова Алексея Ивановича… к высшей мере уголовного наказания — расстрелу, с конфискацией всего лично им принадлежащего имущества.
Председательствующий: Председатель Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССРВ. Ульрих
«Мнение» второе. Из Постановления Пленума Верховного суда СССР от 4 февраля 1988 г.
В Постановлении отмечается, что «Военная коллегия Верховного суда СССР (от 12 марта 1938 г.) в нарушение закона в приговоре по данному делу не привела конкретных доказательств виновности Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова… в совершении особо опасных государственных преступлений, сочтя достаточными их показания на предварительном следствии и в суде, в которых они в общей форме признавали свою вину в преступной деятельности. При оценке этих показаний органами следствия и судом игнорировано важнейшее требование закона о том, что никакие доказательства, в том числе и признание обвиняемым вины, не имеют заранее установленной силы и могут быть положены в основу обвинительного приговора лишь при подтверждении совокупностью других фактических данных. По данному же делу показания обвиняемых не могли быть положены судом в основу приговора потому, что они противоречивы, не соответствуют фактическим обстоятельствам дела и получены в результате грубых нарушений законности в процессе предварительного следствия и судебного разбирательства». «Самооговор же (обвиняемых – Г.В.) достигался путём обмана, шантажа, психического и физического насилия». «Проведенными компетентными органами проверками установлено, что сведений о связи кого-либо из осужденных с иностранными спецслужбами не имеется». «В материалах дела не содержится никаких объективных доказательств обвинения Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова и других осужденных, в отношении которых внесен протест, в террористических актах. Причастность кого-либо из них к убийству С.М. Кирова не установлена, равно как не установлена вина Н.И. Бухарина в подготовке в 1918 г. убийства В.И. Ленина, И.В. Сталина и Я.М. Свердлова, а также его причастность к покушению эсерки Каплан на жизнь В.И. Ленина. Каких-либо объективных доказательств о создании Н.И. Бухариным в 1930 г. по сговору с эсером Семеновым преступной группы для подготовки и совершения террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства в материалах дела также не имеется». «Каких-либо объективных доказательств о создании Н.И. Бухариным в 1930 г. по сговору с эсером Семеновым преступной группы для подготовки и совершения террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства в материалах дела также не имеется. Органами предварительного следствия и судом не добыто доказательств вины А.И. Рыкова в подготовке покушения на И.В. Сталина, В.М. Молотова, Л.М. Кагановича и К.Е. Ворошилова».
«На основании изложенного Пленум Верховного Суда СССР приговор Военной коллегии Верховного Суда СССР от 13 марта 1938 г. в отношении Бухарина Николая Ивановича, Рыкова Алексея Ивановича… отменил и дело прекратил за отсутствием в их действиях состава преступления»
«Фильтр истории рано или поздно
неизбежно смоет грязь с моей головы»
Н.И. Бухарин: «Обращаюсь к вам, будущее поколение руководителей партии, на исторической миссии которых лежит обязанность распутать чудовищный клубок преступлений, который в эти страшные дни становится все грандиознее, разгорается как пламя и душит партию. Ко всем членам партии обращаюсь!»
Политическое завещание
(Из последнего письма Бухарина
будущему поколению руководителей партии)
«Ухожу из жизни. Опускаю голову не перед пролетарской секирой, должной быть беспощадной, но и целомудренной. Чувствую свою беспомощность перед адской машиной, которая, пользуясь, вероятно, методами средневековья, обладает исполинской силой, фабрикует организованную клевету, действует смело и уверенно…
В настоящее время в своем большинстве так называемые органы НКВД — это переродившаяся организация безыдейных, разложившихся, хорошо обеспеченных чиновников, которые, пользуясь былым авторитетом ЧК, в угоду болезненной подозрительности Сталина, боюсь сказать больше, в погоне за орденами и славой творят свои гнусные дела, кстати, не понимая, что одновременно уничтожают самих себя — история не терпит свидетелей грязных дел!
Любого члена ЦК, любого члена партии эти «чудодейственные» органы могут стереть в порошок, превратить в предателя-террориста, диверсанта, шпиона… Грозовые тучи нависли над партией. Одна моя ни в чем не повинная голова потянет еще тысячи невиновных. Ведь нужно же создать организацию, «бухаринскую организацию», в действительности не существующую… Я свои взгляды излагал вместе с Рыковым и Томским открыто. С восемнадцатилетнего возраста я в партии, и всегда целью моей жизни была борьба за интересы рабочего класса, за победу социализма.
В эти дни газета со святым названием «Правда» печатает гнуснейшую ложь, что якобы я, Николай Бухарин, хотел уничтожить завоевания Октября, реставрировать капитализм. Это неслыханная наглость. Это — ложь, адекватна которой по наглости, по безответственности перед народом была бы только такая: обнаружилось, что Николай Романов всю свою жизнь посвятил борьбе с капитализмом и монархией, борьбе за осуществление пролетарской революции. Если в методах построения социализма я не раз ошибался, пусть потомки не судят меня строже, чем это делал Владимир Ильич. Мы шли к единой цели впервые, еще непроторенным путем. Другое было время, другие нравы. В «Правде» печатался дискуссионный листок, все спорили, искали пути, ссорились и мирились и шли дальше вперед вместе. Обращаюсь к вам, будущее поколение руководителей партии, на исторической миссии которых лежит обязанность распутать чудовищный клубок преступлений, который в эти страшные дни становится все грандиознее, разгорается как пламя и душит партию. Ко всем членам партии обращаюсь! В эти, быть может, последние дни моей жизни я уверен, что фильтр истории рано или поздно неизбежно смоет грязь с моей головы.Никогда я не был предателем, за жизнь Ленина без колебания заплатил бы собственной. Любил Кирова, ничего не затевал против Сталина. Прошу новое, молодое и честное поколение руководителей партии зачитать мое письмо на Пленуме ЦК, оправдать и восстановить меня в партии. Знайте, товарищи, что на том знамени, которое вы понесете победоносным шествием к коммунизму, есть и моя капля крови!»
Ветеран партии, член комиссии по реабилитации Ольга Шатуновская в книге «Об ушедшем веке» рассказала о любопытном эпизоде. Когда процесс Бухарина был расследован, обстоятельная докладная записка была разослана всем членам Политбюро. Наутро ей позвонил Хрущев и сказал: «Я всю ночь читал вашу записку о Бухарине. И плакал над ней. Что мы наделали! Что мы наделали!»
Н.И. Бухарин был реабилитирован в 1988 году (4 февраля) и в том же году посмертно восстановлен в партии (июнь 1988 года) и в АН СССР (10 мая 1988 года).
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Сократ ХХ века?
Как я уже писал, полного совпадения, конечно, нет. Всё-таки разные времена, разные нравы: Античные Афины и сталинский Советский Союз. 30-х годов ХХ века, где на все лады славили «диктатуру» (партии, пролетариата, вождя) и клеймили «демократию», за симпатию к которой нередко расстреливали – часто без суда и следствия.
Да, полного совпадения не было. Различия эпох и нравов накладывали свой отпечаток на формы деятельности героических личностей. Но всё-таки было много общего в судьбах великих гуманистов – знаменитого античного мыслителя и демократического социалиста ХХ века.
Оклеветанные мракобесными силами, оба они были приговорены к смертной казни. То, что приговор будет таким, они не сомневались с самого начала судебных действий. Но пощады себе не вымаливали. Вели себя на суде в высшей степени достойно. Используя лингвистические хитрости эзопова языка, сумели пригвоздить к позорному столбу своих истязателей и передать потомкам свои заветы, полные веры в торжество человечности и гуманизма.
Оба, между прочим, могли избежать смертной казни.
Сократ
Вот, что «писал» он Платону из заточения накануне своей казни:
«Подбивают бежать. Куда-то в Фессалию. Там у Критона всё заготовлено для моей «безбедной», «спокойной» и «счастливой» жизни.
Нет, Платон, не побегу!
И не надо в связи с этим славить моё какое-то особое «законопослушание». Не из-за почтения к законам я не побегу. Я же на суде – открыто, прямо, публично – сказал (ну, ты же слышал, ты же помнишь): даже если вы постановите, чтобы я не занимался философией и не вёл своих бесед, я не подчинюсь! Меня не «закон» от бегства удерживает, а – разум и тот же мой внутренний голос.
Ну, это же так понятно. Ещё раз: чего я хочу, какова моя цель? Разбудить людей, перенести их внимание и заботы с Тела на Душу. Я должен отстоять свой главный тезис: существует нечто, что выше жизни Тела. Я это продемонстрировал на суде. И 140 человек (из 501 судьи) проснулись (проголосовав против смертного приговора) и пошли за мной.
И вот теперь я побегу спасать своё Тело?
Ты представляешь, как восторжествуют эти афинские телофилы: ага, всё-таки он не выдержал, сдался, всё-таки Тело поставил выше Души! И что будет с теми, проснувшимися? Да, они снова немедленно уснут. Их бодрствование не будет подпитывать моя стойкость и моя судьба.
А когда я стойкостью, смертью своей подтвержу мои принципы – не откроются ли глаза у следующей сотни?
И потом. Критон заговорщически шепчет мне, что убежать легко – что меня охраняют плохо, совсем почти не следят за тем, кто ко мне приходит и что я делаю. Чудак! Не понимает. Что это – намеренно. Они чуть ли не коврик передо мной расстилают – только беги! Им очень хочется, чтобы я «убежал» – ведь, тогда станет правдой основной тезис их обвинения – моего будто бы презрительного отношения к Афинам, к народу, их населяющему.
Ведь, обвинители мои представляли дело так, что на суде идет борьба тех, кто «любит этот город» (это – они!) с тем, кому этот город и эта земля безразличны, с тем, кто делает всё для того, чтобы погубить наш полис, — в частности, посредством «развращения молодёжи» и «уничтожения наших духовных традиций» (это – я!). В общем, «любящие свой город» против «ненавидящего» его.
Но послушай их повнимательней – как они с каким-то надрывом, прямо-таки со слезой в горле вопиют о своей бесконечной любви к «земле предков», к её истории и традициям. Прислушайся – и ты услышишь, как сквозь эти все их сентиментальные всхлипы и вопли то и дело прорывается нечто похожее на рычание – звуки какой-то лютой злобы, какой-то неизбывной ненависти к тем, кто смеет любить свой город иначе, чем они, к тем, кто, на их манер, не орёт истошно на каждом перекрёстке о своей безмерной любви к своему родному отечеству.
Нет, Платон, я этим духовным насильникам не отдам мою милую Грецию. Они-то всё про военное могущество да про «славу оружия» вопиют – там мы этих поколотили, там – тех, и все «нас боялись» — и персы, и Спарта.
Мы с ними никогда не сойдемся, Платон. Ибо для меня моя родина – это, прежде всего, песни и стихи Гомера, которые над моей колыбелью пела и сказывала моя мать, это искания Фалеса и Анаксагора, это шум и суета Афинских пристаней, это наше море и наше солнце, это те юноши, с которыми я веду долгие вечерние беседы – о благе, о справедливости, о смысле жизни. Да и восхищение военным геройством предков не чуждо мне. Я знаю каждую подробность саламинского боя, схватки при Марафоне, битвы при Платеях. И имена Фемистокла, Аристида, Эфиальта, Перикла – для меня священны. Да и сам я, как ты знаешь, был не последним на полях сражений. Но моя любовь не слепа. Я знаю, я ясно вижу и отвратительные страницы истории нашего с тобой города. Да, мы победили персов, мы спасли нашу культуру от наводнения варварства, но сами стали почти как персы. Да иногда и хуже, страшнее персов – когда своих союзников, помогавших нам защититься от восточного нашествия, стали пригибать к земле, силой навязывая им свой образ жизни, свой тип правления, превращая их в данников, по сути – в рабов. И я восхищаюсь теми, кто давал достойный отпор позорным действиям нашего с тобой, Платон, города.
Я восхищаюсь Мильтиадом на Марафонском поле и проклинаю его жестокости в отношении жителей Пароса, которых наши с тобой соотечественники хотели (и, слава богу, безуспешно) поставить на колени. Я презираю Алкивиада и всю эту поддержавшую его горячечную, воинственную публику нашего города, затеявшую авантюру вторжения на Сиракузы. И не забыть мне, как травили и изводили лучших людей нашего города – Аристида, Анаксагора, Фемистокла (Перикла – даже!).
А они-то, они-то, все эти Мелеты-Аниты, особенно ценят в нашей истории эту игру мускулами и требуют любить, в первую очередь, именно это. И попробуй только не полюбить на их манер – живо голову оторвут. Такие вот они, эти сладкоголосые певцы «любви» к «земле предков».
Да ладно бы ещё действительно любили свой город и своих сограждан, ну, пусть с перебором, с преувеличением. Так нет, болтовня всё это, ложь и лицемерие. Не город они любят, а своё господство в нем. Лицемеры и казнокрады, вытягивают все жилы, все жизненные соки из «города» – под грохот своей «безмерной любви» к земле предков…
Нет, Платон, не побегу! Ни за что!
«По-моему, он поступил правильно, Сократ»
Это слова Бухарина. И Бухарин, ведь, мог бежать, и тоже без особых проблем. В 1936 году он был командирован в Европу–с целью приобрести уникальные архивы разгромленной социал-демократической партии Германии. Архивы эти, содержащие рукописи Маркса, хранились у меньшевика, историка-эмигранта Б. Николаевского, жившего в Париже и помогшего тайком вывести их из нацистской Германии. А позднее Сталин разрешил Анне Лариной выехать к мужу в Париж. Ларина ждала ребенка, и ее приезд в Париж многие современные исследователи считают частью комбинации, которая предусматривала отказ Бухарина от возвращения в СССР. О такой возможности говорили с Бухариным и некоторые из его собеседников: Езерская (бывшая секретарь Розы Люксембург), Николаевский, Федор Дан. Тем более, что Бухарин с отчаянием смотрел на свою собственную судьбу и на будущее Советского Союза под властью Сталина.
И что же Бухарин? Езерской: «Я не могу жить без Советского Союза, считаю для себя невозможным уйти с поля борьбы»; Дану: «Я должен вернуться и испитьсвою чашу до дна»; Николаевскому: «Как не вернуться? Стать эмигрантом? Нет, жить, как вы, эмигрантом, я бы не мог, нет, будь что будет…». При этом у него не было никаких иллюзий относительно Сталина и его намерений. „Это маленький злобный человек, нет, не человек, а дьявол», и он «наверняка… пожрет нас” (из откровений с Даном и Николаевским). А, прогуливаясь с Андре Мальро по Пляс-дель- Одеон, он сказал ему „отрешенным голосом»: „А теперь он меня убьет…”.
И всё-таки он вернулся – с надеждой дать последний бой во имя будущего гуманного и демократического социализма. Вернулся, чтобы быть вскоре арестованным и предстать перед судебной расправой.
Но прежде чем со скамьи подсудимого начать бой со сталинским палачом Вышинским, Бухарин из тюремной камеры пишет ночью 15 апреля 1937 года письмо Сталину, вспоминая именно Сократа: «Когда иногда по ночам (очень часто) я вспоминаю, в чем меня обвиняют, я дрожу от бешеного негодования, и безумной тоски, и ярости по отношению к мерзавцам и лжецам, которые всех вас убедили в своей лжи, лжи подлой, бесчеловечной, не знающей никаких границ. Мне поэтому нечего сказать здесь, кроме слов возмущения. Это было и это будет всегда и при всех условиях… Из меня нечего выжимать: и на воле, и в тюрьме, и где угодно, я буду только негодовать, когда мне будут задавать такие вопросы, ибо нет ничего более лживого, как эти обвинения, ничего более омерзительно-противного и противоречащего всей моей жизни и всему моему существу… Это вовсе не значит, что я не понимаю серьезности своего положения. Я отлично знаю, что со мной можно сделать теперь решительно все, что угодно (и “технически” и политически). Но на этих пунктах у меня собираются моментально для протеста все силы души, и я ни при каких условиях не пойду на такую подлость, чтобы клеветать на самого себя из страха или из других аналогичных мотивов. Сократ отказался признать правильность обвинения и только поэтому должен был выпить чашу с цикутой... По-моему, он поступил правильно, Сократ. Я не лезу в Сократы…, но никакими средствами нельзя заставить меня совершить позорное клеветничество против самого себя. Пусть вы все, и ты в частности, мне сейчас здесь не верите; пусть на меня клевещут дальше; пусть вы думаете теперь, что я играю в театр, хотя и рискованный. Но я-то знаю,что я прав. И я-то смею надеяться, что когда-нибудь – через год, два, не знаю когда – треснет медная оболочка лжи, и весь этот “общезначимый” “социально-организованный опыт” распадется. Только для этого, б.м., стоит оставаться жить и работать»
И на суде оба «Сократа» (или оба «Бухарина» — как вам угодно) бились бесстрашно
Сократ: Когда я стоял на помосте перед враждебным собранием, я понимал, что для меня, в отличие от Критона и Лисия, «победить» – означало не спасти жизнь путем уклонения от сражения, а – ясно и громко сказать во всеуслышание: «Афиняне, опомнитесь! Мы – на краю катастрофы. Идеалы, формы деятельности Анитов означают гибель нашего Отечества, гибель всей греческой цивилизации. Опомнитесь, афиняне!»
Тут тоже, ведь, всё очевидно – как на ладошке. Они, наши враги-обвинители, не только какие-то там личные счёты сводят. Они, ведь, от имени Афин, от имени всей Эллады пытались говорить. Они выставляли себя её вождями, её героями, её защитниками. И они же – заметь, Платон, — меня назначили вождем противостоящих им сил. Не я напросился на эту роль, это они меня на неё поставили – притянув к суду и потребовав смертного приговора.
И что же, мне следовало отказаться от этой роли, сославшись на свою «малость», и упрятаться в кусты, которые погуще? Нет, Платон, я должен был соответствовать месту, которое они и судьба мне определили.
Попытался я – в связи с этим – ответить и на типичное в таких случаях возражение: какая-де особая радость ныне живущему человеку от того, что его идеи, мысли и поступки будут жить долго (или даже вечно) – ведь, его-то уже не будет; какое же это «вознаграждение», какое же это «счастье» для него, нынешнего. Реальную-то, свою земную, жизнь он проводит в нищете и страданиях. Так что не он будет «вознаграждён», а всего лишь память о нём.
Не скажите! – ответил им я. Меня, например, и сегодня, сейчас греет мысль, что мои идеи (то есть моя душа) ещё долго будут жить среди людей, что к ним будут обращаться, над ними будут задумываться, смеяться и плакать. Это ощущение ненапрасности твоей жизни, её «правильности» даёт мне сегодня, сейчас, а не по ту сторону физического бытия, ощущение счастья. И меня не огорчает мой старый поношенный плащ, мои потрепанные сандалии, мой скромный обед, моё не слишком высокое положение в обществе. Скажу больше: будь я невероятным богачом или «крупным государственным деятелем», но бедным большими идеями и мыслями, лишённым чувства сострадания к людям, поступающим вопреки требованиям нравственности, я был бы здесь и сегодня глубоко несчастлив. Ведь, сказал же один из наших с тобой современников: «Открытие одной истины для меня дороже завоевания персидского царства». И я его понимаю!..
Так что, в этом смысле, «справедливый», заботящийся о чистоте помыслов, возвышенности разума и благородстве поступков человек получает вознаграждение вполне в пространстве здешней, земной жизни.
Есть ещё одно «вознаграждение» за праведную жизнь, сказал я. Это – состояние гармонии и душевного комфорта, — когда тебя не разрушает, не разрывает противоречие между «должным» (тем, что должен делать, в соответствии с требованиями морали) и твоими реальными поступками. Когда ты поступаешь, когда живёшь «не по совести», — начинается разрушение не только твоего психического мира, но и мира телесного, ибо раздвоенность, разорванность сознания человека формирует вокруг него некую ауру, губительную и для духа, и для тела. Такой человек (даже при всех его богатствах и карьерных успехах) не сможет жить долго и счастливо: у него не будет бескорыстных и искренних друзей, дружной, наполненной любовью семьи, он будет окружён атмосферой лицемерия и угодничества, зависти и ненависти. Я им напомнил забавный (но очень точный и тонкий) ответ Фалеса на вопрос: «Что для тебя самое удивительное?». «Тиран, доживший до старости», — ответил милетский мудрец. Да, не доживают тираны до старости: совесть, низкие страсти, гнетущая атмосфера, ненависть близких и дальних сжирают их.
Бухарин.
Проф. Коэн: Когда Бухарин кончил своё заключительное слово, американский корреспондент записал: «Один Бухарин, который, произнося свое последнее слово, совершенно очевидно знал, что обречен на смерть, проявил мужество, гордость и почти что дерзость. Из пятидесяти четырех человек, представших перед судом на трех последних открытых процессах по делу о государственной измене, он первым не унизил себя в последние часы процесса… Во всей бухаринской речи не было и следа напыщенности, язвительности или дешевого краснобайства. Это блестящее выступление, произнесенное спокойным, безучастным тоном, обладало громадной убедительной силой. Он в последний раз вышел на мировую арену, на которой, бывало, играл большие роли и производил впечатление просто великого человека, не испытывающего никакого страха, а лишь пытающегося поведать миру свою версию».
На суде он сумел (нередко эзоповым языком) выразить то, о чём открыто и прямо сказал на последнем Пленуме, не убоявшись бросить своим палачам обвинение. Когда Пленум ЦК возобновил работу, пишет проф. Коэн, Бухарин зачитал гневное, эмоциональное заявление от своего имени и от имени Рыко- ва. Согласно ходившему по Москве тексту, большая часть которого подтверждается другими источниками, Бухарин согласился с тем, что „чудовищный заговор” существует, только возглавляют его Сталин и Ежов, стремящиеся к установлению личной диктатуры, основанной на полицейской власти „над партией и страной… Вот почему нас надо уничтожить”. Обращаясь к Сталину, он утверждал: „Политическим терроризмом и пытками невиданного еще масштаба вы заставили старых членов партии дать „показания”.,. У вас в распоряжении толпа платных доносчиков… Вам нужна кровь Бухарина и Рыкова, чтобы совершить переворот, который вы давно уже планируете…»
Настаивая на том, что речь идет не о его собственной участи, а о судьбе страны, Бухарин призывал членов ЦК „вернуться к ленинским традициям и призвать к порядку полицейских заговорщиков, прикрывающихся авторитетом партии. Страной сегодня правит не партия, а НКВД. Переворот готовят не сторонники Бухарина, а НКВД”.
Оба приняли смерть с невероятным достоинством
Сократ (из диалога Платона «Федон»).
Эхекрат. Скажи, Федон, ты сам был подле Сократа в тот день, когда он выпил яд в тюрьме, или только слышал обо всём от кого-нибудь ещё?
Федон. Нет, сам, Эхекрат.
Эхекрат. Что же он говорил перед смертью? И как встретил кончину?
Федон. Ну, пора мне, пожалуй, и мыться, сказал Сократ, я думаю, лучше выпить яд после мытья и избавить женщин от лишних хлопот — не надо будет обмывать мертвое тело.
Когда Сократ помылся, к нему привели сыновей – у него было двое маленьких и один побольше; пришли и родственницы, и Сократ сказал женщинам несколько слов в присутствии Критона и о чём-то распорядился, а потом велел женщинам с детьми возвращаться домой, а сам снова вышел к нам.
Было уже близко к закату… Появился прислужник и, ставши против Сократа, сказал: «Сократ, мне, видно, не придётся жаловаться на тебя, как обычно на других, которые бушуют и проклинают меня, когда я по приказу властей объявляю им, что пора пить яд. Я уж и раньше за это время убедился, что ты самый благородный, самый смирный и самый лучший из людей, какие когда-нибудь сюда попадали. И теперь я уверен, что ты не гневаешься на меня. Ведь ты знаешь виновников и на них, конечно, и гневаешься. Ясное дело, тебе уже понятно, с какой вестью я к тебе пришел. Итак, прощай и постарайся как можно легче перенести неизбежное». Тут он заплакал и повернулся к выходу. Сократ взглянул на него и промолвил: «Прощай и ты. А мы всё исполним как надо». Потом, обратившись к нам, продолжал: «Какой обходительный человек! Он всё это время навещал меня, а иногда и беседовал со мною, просто замечательный человек! Вот и теперь, как искренне он меня оплакивает. Однако ж, Критон, послушаемся его – пусть принесут яд»…
Тогда Критон кивнул рабу, стоявшему неподалеку. Раб удалился, и его не было довольно долго: потом он вернулся, а вместе с ним вошёл человек, который держал в руке чашу со стертым ядом, чтобы поднести Сократу. Увидев этого человека, Сократ сказал: «Вот и прекрасно, любезный. Ты со всем этим знаком – что же мне делать?». «Да ничего, — отвечал тот, — просто выпей и ходи до тех пор, пока не появится тяжесть в ногах, а тогда ляг. Оно подействует само».
С этими словами он протянул Сократу чашу. И Сократ взял её с полным спокойствием – не задрожал, не побледнел, не изменился в лице. Он поднёс чашу к губам и выпил до дна – спокойно и легко».
Бухарин.
Ягоду и Бухарина усадили возле стены на двух стульях; им предстояло в ожидании казни смотреть, как убивают остальных осужденных. Почему рядом с бывшим хозяином дачи усадили Бухарина, нетрудно догадаться: Ежову наверняка было хорошо известно содержание предсмертного письма бывшего «любимца партии» Сталину: «Если вы предрешили меня ждет смертный приговор, то я заранее тебя прошу, заклинаю прямо всем, что тебе дорого, заменить расстрел тем, что я сам выпью в камере яд (дать мне морфию, чтоб я заснул и не просыпался). Но его решили не просто расстрелять, но растянуть процедуру, чтобы он своими глазами увидел, что его ожидает. Мрачной церемонией командовали пьяный Ежов, Фриновский, Дагин и Литвин.
Коэн: «Достоверного описания расстрела Бухарина не существует. Согласно рассказу, ходившему по Москве, „Бухарин и Рыков умерли с проклятьями Сталину на устах. И они умерли стоя, не ползая по полу подвала и не умоляя с рыданьями о пощаде”.
Верую… в «Сократов»
Сократ не был ни «посланником Бога на земле», ни сыном Божьим. Он знал, что ему дарована одна-единственная жизнь и что он никогда не воскреснет. Он знал, что Второго Пришествия его не будет и что страдания его ничем не окупаемы. Он не явил ни одного Чуда. Кроме разве чуда сохранения человеческого достоинства в нечеловеческих обстоятельствах.
Примеры Богов, Полубогов («героев», т.е. сынов божьих, — в древнегреческой лексике) не повторимы для смертного человека. Боги и Полубоги – из другого, ведь, «материала». Этот материал «неразрушим», в нём нет места боли и настоящим страданиям, сомнениям и страхам. Им, божественным субъектам, легко быть бесстрашными и самоотверженными. Им легко рисковать своими «жизнями», ибо риск этот условный, так как их бессмертные жизни, по сути, не могут быть прерваны.
Не то Сократ. Он – ЧЕЛОВЕК был! И оказалось, что этот «всего лишь ч-е-л-о-в-е-к» способен быть почти что Богом. «Почти что» – потому что, да простят меня античные и современные верующие люди, он выше Богов, он сильнее и добродетельнее их – ибо здесь Смертный поступает подобно Бессмертному, и потому становится выше его.
Вот почему, если бы меня спросили, верующий ли я, — я без колебания бы ответил: «Верующий!.. В Сократа!!
А сегодня бы добавил: «И в Бухарина!!». А если уж быть совсем точным, то в Бухарина – в те его последние годы жизни и деятельности, когда он наиболее адекватно и последовательно продолжал великие традиции Маркса и Ленина. Поэтому, чтобы быть абсолютно точным: «Верую в Маркса и Ленина!!». И всё же ещё добавлю: «верую» не как религиозный фанатик, обожествляющий каждое высказанное ими слово. Я «верую» в них, как в свою интеллектуальную Родину – по-чаадаевски: «Я не научился любить свою родину с закрытыми глазами, со склоненной головой, с запертыми устами. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране (и своей интеллектуальной традиции – Г.В.) только в том случае, если хорошо понимает ее; я думаю, что время слепых влюбленностей прошло, что теперь мы прежде всего обязаны Родине (и своей интеллектуальной традиции) истиной». Истиной живой, развивающейся. Истиной, которая полнится «живой водой» и одновременно постоянно избавляется от «воды мёртвой». Обо всём этом я написал в недавней статье «Ленинское наследие. Вода живая и мёртвая».
