Приложение к статье Маслова В.Н. «Была ли

попытка перестройки в 1936-37 г.г.? По мотивам

статьи А.М. Оболенского»

Цитаты из книги Ю. Жукова «Иной Сталин» по главам.

Гл.5

«29 мая 1934 г. секретарь президиума ЦК СССР А.С. Енукидзе направил в ПБ

письмо, написанное на простом листе бумаги, а не на официальном бланке: «Партгруппа

ВКП(б) президиума ЦИК Союза ССР наметила созыв VII съезда Советов Союза ССР 15

января 1935 г. и приняла следующий порядок дня: …6. Конституционные вопросы… По

поручению партгруппы прошу обсудить этот вопрос на одном из заседаний политбюро».

Двумя днями позже появилось еще одно обращение, по содержанию аналогичное до

мельчайших деталей предыдущему, на этот раз от М.И. Калинина и секретаря партгруппы

президиума ВЦИК Н. Новикова. Оформленное по всем правилам, уже на бланке

президиума ВЦИК, оно содержало просьбу утвердить созыв съезда Советов республики 5

января 1935 г. и повестку дня, в которой шестым пунктом значился «доклад об изменениях

и дополнениях конституции РСФСР.

Почти месяц оба документа оставались «без движения», хотя рассмотреть их можно

было уже 6 июня, на ближайшем протокольном заседании ПБ, либо раньше, либо чуть

позже, ибо никаких существенных замечаний или разногласий суть их пока не должна была

вызвать. Однако решение последовало только 25 июня, накануне очередного заседания ПБ.

Скорее всего, именно в тот день Сталин и внес в оба документа незначительные поправки.

Вычеркнул в них вторые пункты повестки дня — доклады о втором пятилетнем плане, а

двум схожим по смыслу шестым пунктам, ставшим пятыми, придал единообразие: «доклад

по конституционным вопросам». После этого заведующий особым сектором ЦК А.Н.

Поскребышев зафиксировал, что оба решения приняты «без голосования», но в опросе

почему-то приняли участие лишь два члена ПБ — В.Я. Чубарь и А.А. Андреев, а отнюдь не

Каганович, Молотов, Сталин и кто-либо другой. Как показали дальнейшие события, такое

оформление решений не было результатом простой небрежности.

Несомненно, слова Сталина в докладе на XVII съезде партии о возможности

использовать парламентаризм и буржуазную демократию оказались далеко не случайными

и имели отношение не только к европейским странам. Именно от даты произнесения их,

скорее всего, и следует вести отсчет медленно вызревавшей идеи конституционной

реформы в СССР. Идея, которая стала приобретать конкретные черты в мае 1934 г., но

поначалу, возможно, мыслилась довольно скромно — всего лишь как внесение «изменений

и дополнений» в основной закон.

Полная идентичность обращений партгрупп президиумов ЦИК СССР и ВЦИК

позволяет утверждать, что Енукидзе и Калинин готовили их вместе, тщательно согласуя

содержание и последовательность докладов. Весьма возможно, делалось это при прямом

участии Сталина, а также и тех, кому по положению следовало быть в курсе подобных

вопросов, — главы правительства Молотова и второго секретаря ЦК Кагановича. Так как

произойти подобная встреча, даже в узком составе, непременно должна была до 29 мая, ее

следует отнести к 10 мая. Тому дню, когда Енукидзе и Калинин во второй раз после 10

марта побывали в кремлевском кабинете Сталина, где присутствовали Молотов, Литвинов,

Ворошилов, Орджоникидзе, Куйбышев, Жданов и Ягода».

Гл.5, продолжение

«Пленум же, собравшийся 1 февраля, принял более радикальное решение, буквально

повторив все, что содержалось в письме Сталина:

1). Принять предложение т. Сталина об изменениях в конституции СССР в

направлении: а) дальнейшей демократизации избирательной системы в смысле замены не

вполне равных выборов равными, многостепенных — прямыми, открытых — закрытыми;

б) уточнения социально-экономической основы конституции в смысле приведения

конституции в соответствие с нынешним соотношением классовых сил в СССР (создание

новой социалистической индустрии, разгром кулачества, победа колхозного строя,

утверждение социалистической собственности как основы советского общества и т.п.).

2). Поручить комиссии в составе тт. Сталина, Молотова, Калинина, Кагановича и

Енукидзе набросать проект постановления VII съезда Советов СССР на основе

предложения т. Сталина об изменениях в конституции СССР.

3). Поручить т. Молотову выступить на съезде Советов и внести проект изменений

конституции СССР от имени ЦК ВКП(б)».

«Единогласно, как и пленум, VII съезд Советов СССР без каких-либо замечаний или

поправок, вообще без обсуждения принял постановление, сформулированное Сталиным в

полемике с Енукидзе еще 25 января, — о внесении в конституцию обнародованных

изменений, об избрании комиссии для подготовки исправленного текста основного закона,

о необходимости «ближайшие очередные выборы органов советской власти в Союзе ССР

провести на основе новой избирательной системы».

«Послушание, продемонстрированное сначала участниками пленума, а вслед за тем

и делегатами съезда Советов, в подавляющем большинстве коммунистами, отстаивавшими

в революцию и гражданскую войну прямо противоположные фундаментальные положения

— закрепленные Конституцией РСФСР, перенесенные в Конституцию СССР, вошедшие

как незыблемые принципы в программу Коминтерна, принятую 1 сентября 1928 г., можно

объяснить только одним. Тем, что далеко не случайно, 18 января, во время работы съезда,

газеты опубликовали две важные информации: «О приговоре военной коллегии Верховного

суда по делу Зиновьева Г.Е., Евдокимова Г.Е., Гертик A.M. и других», а также «В народном

комиссариате внутренних дел СССР», известившей об осуждении 78 видных сторонников

Зиновьева. Они наглядно и убедительно продемонстрировали, что может ожидать

несогласных с новым курсом Сталина».

«Сталин воспользовался в своих политических интересах первым же случайно

представившимся предлогом — убийством Кирова — совсем не для того, чтобы

расправиться с рудиментарной оппозицией. Он прибег к крайним мерам, не

применявшимся прежде к столь высоким по положению членам партии, только для того,

чтобы заставить членов ЦК поддержать его новый курс. Отказаться от старой

избирательной системы, а заодно и кардинально изменить конституцию».

«Сразу же выделились те, кто в своей повседневной деятельности начал «выходить»

непосредственно на Сталина, подчиняться только ему, — Стецкий, Яковлев, Бауман и

Ежов. <…> Но особенно заметно преобразилась роль Ежова, который теперь стал

заниматься кадровыми делами».

«Только теперь узкое руководство смогло позволить себе заняться и другими

проблемами, первой из которых стало окончательное решение судьбы А.С. Енукидзе,

демонстративно отвергшего новый курс Сталина, но тем не менее так и не подавшего в

отставку со своего чрезвычайно ответственного поста».

Гл.7

«По предложению того же Вышинского, который, несомненно, исходил из

заявления Молотова во втором его докладе VII съезду Советов СССР о необходимости

восстановить во всех гражданских правах лишенцев, 26 июля ПБ утвердило важное не

только по сути, но и по далеко идущим последствиям решение — «О снятии судимости с

колхозников», призванное возвратить избирательные права тем, кто был лишен их по суду.

В соответствии с новым актом официально ЦИК и СНК СССР предписывалось «снять

судимость с колхозников, осужденных к лишению свободы на сроки не свыше 5 лет либо к

иным, более мягким мерам наказания и отбывшим данные им наказания или досрочно

освобожденных до издания настоящего постановления, если они в настоящее время

добросовестно и честно работают в колхозах, хотя бы они в момент совершения

преступления были единоличниками». В результате всего за семь последующих месяцев —

к 1 марта 1936 г., с 768 989 человек, в основном репрессированных по закону от 7 августа

1932 г., широко известному как «закон о трех колосках», не только сняли судимость, но и

сопровождавшее ее временное поражение в правах, которое лишало их возможности на

протяжении 5 лет участвовать в выборах».

«...Тем временем начала наконец — спустя четыре месяца после того, как была

образована — свою деятельность конституционная комиссия ЦИК СССР, весьма

своеобразно напомнив о своем существовании. 8 июля центральные газеты страны

опубликовали сообщение о прошедшем накануне ее первом протокольном заседании и

создании на нем двенадцати подкомиссий. Их возглавили: И.В. Сталин две — по общим

вопросам и редакционную, В.М. Молотов — экономическую, В.Я. Чубарь — финансовую,

Н.И. Бухарин — правовую, К.Б. Радек — по избирательной системе, А.Я. Вышинский —

судебных органов, И.А. Акулов — центральных и местных органов власти, А.А. Жданов —

народного образования, Л.М. Каганович — труда, К.Е. Ворошилов — обороны и М.М.

Литвинов — внешних дел. Тем самым косвенно констатировалось, что из первоначального

состава комиссии лишь треть еще сохранила прежние высокие полномочия.

В сообщении имелись и другие, не менее примечательные сведения. Оказалось, что

на заседании присутствовали только двадцать два из тридцати (Енукидзе вывели из ЦИК

СССР 8 июня) членов конституционной комиссии, которые избрали заместителями

председателя Молотова и Калинина, секретарем — Акулова с заместителем А.Н.

Поскребышевым, заведующим особым сектором ЦК. Такие детали, несомненно, означали,

что комиссия вошла в рабочую стадию.

Однако самое существенное осталось за пределами газетной информации. Прежде

всего стенограмма или хотя бы изложение доклада Сталина на заседании комиссии. Между

тем, выступая в тот день, Иосиф Виссарионович неожиданно для всех продемонстрировал

настойчивое стремление провести конституционную реформу в гораздо больших

масштабах, нежели молено было судить по его же записке от 25 января. На сей раз он

предложил разделить существовавшую и закрепленную основным законом единую

конструкцию власти, в силу этой своей сущности и называвшуюся советской, на две

самостоятельные ветви — законодательную и исполнительную. Иными словами,

демонтировать действовавшую семнадцать лет систему — от районных и городских

советов до ЦИК СССР — и создать взамен ее принципиально иную, ничем не

отличающуюся от традиционных, классических западноевропейских.

Заслуживали внимания и два не преданных гласности пункта решения комиссии,

которые не только раскрывали секреты технологии предстоявшей работы над текстом

новой конституции, но и предопределяли направленность будущей пропагандистской

кампании: «4. Обязать т. Радека организовать перевод и издание существующих

конституций и основных законоположений главных буржуазных стран как буржуазно-

демократического типа, так и фашистского, и разослать их членам комиссии. 5. Обязать тт.

Бухарина, Мехлиса и Радека организовать обстоятельный критический разбор конституций

основных буржуазных стран на страницах печати».

Первое протокольное заседание обязало подкомиссии подготовить свои

предложения в двухмесячный срок, то есть к середине сентября. На деле первые наброски

статей новой конституции начали поступать лишь полтора месяца спустя после

назначенного срока, в ноябре 1935 г. Объяснялась задержка выявившимися серьезными

расхождениями о допустимых пределах отступлений от основного закона 1918—1924 гг.

Так, Н.В. Крыленко, нарком юстиции РСФСР, вошедший просто членом в подкомиссию

судебных органов, резко выступил против разделения власти на две самостоятельные ветви,

а также и выборности судей (последнее предложил А.Я. Вышинский, вряд ли без

предварительной консультации со Сталиным). После длительных прений члены правовой

подкомиссии согласились на компромисс: сохранить выборность судей, но только низшей

инстанции, народных. Не скрывал своей позиции и Бухарин. Он настойчиво требовал не

предоставлять избирательные права всем без исключения гражданам, к чему призвал

Молотов на VII всесоюзном съезде Советов, но вместе с тем согласился на замену чисто

советской избирательной единицы, производственной, на свойственную буржуазным

странам территориальную.

Так уже осенью 1935 г. обнаружилось, что даже на чисто рабочем этапе переработки

старой конституции четко обозначились принципиальные, идейные разногласия между

группой Сталина и видными в прошлом ортодоксальными партийными деятелями, не

желавшими поступиться своими принципами. Видимо, потому-то Сталину и пришлось

отказаться от дальнейшего делового сотрудничества со всеми членами комиссии, поручив

подготовку текста нового основного закона лишь тем, кому он мог полностью доверять. То

есть уже входившим в подкомиссии: по общим вопросам - А.И. Стецкому и по

экономическим - Я.А. Яковлеву, а также Б.М. Талю, до того момента вообще

непричастному к деятельности какой-либо подкомиссии».

Гл.8

«...Тем временем работа над проектом новой конституции, которая и призвана была

юридически закрепить политические перемены, практически завершилась. Обобщив

материалы всех подкомиссий, но, разумеется, лишь те, которые отвечали задуманной

реформе, Я.А. Яковлев, А.И. Стецкий и Б.М. Таль в феврале представили в секретариат

Конституционной комиссии, по сути же Сталину и Молотову, документ, получивший

название «Черновой набросок». В нем уже было четко прописано очень многое из

задуманного. Высшим законодательным органом власти в стране должен был стать

Верховный Совет СССР, состоящий из двух палат — Совета Союза и Совета

Национальностей, но работающий не постоянно, а только во время регулярно созываемых

сессий. В промежутках же предстояло действовать Президиуму Верховного Совета.

Совнарком СССР становился подчеркнуто исполнительным и распорядительным органом

власти, образуемым Верховным Советом. В разделе о суде и прокуратуре указывалось, что

Верховный суд страны назначается Верховным Советом СССР, суды союзных и

автономных республик, краев и областей формируются соответствующими

республиканскими Верховными Советами, краевыми и областными Советами Лишь

народные суды избираются населением. Наконец, раздел, посвященный избирательной

системе, провозглашал всеобщие, равные, прямые и тайные выборы". Возможно,

ободренный успешным ходом дел, Сталин внезапно довел до всеобщего сведения важное,

даже решающее дополнение к проекту новой избирательной системы. Более того, сделал

это весьма оригинально. 1 марта 1936 г. он принял одного из руководителей американского

газетного объединения «Скриппс-Говард ньюспейперс», Роя Уилсона Говарда, и дал ему

интервью».

«15 января ПБ по предложению А.Я. Вышинского, внесенному на рассмотрение еще

11 декабря, своим решением поручило Верховному суду, Прокуратуре и НКВД СССР

создать региональные комиссии для «проверки правильности применения постановления

ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г.». То есть того самого пресловутого указа «Об охране

социалистической собственности», который обрушился главным образом на сотни тысяч

крестьян. ПБ потребовало также возбудить ходатайства о смягчении наказания или о

досрочном освобождении осужденных. Только за шесть последующих месяцев краевые и

областные комиссии рассмотрели 115 тысяч дел, 91 тысячу из них признали

«неправильными» и на том основании освободили от дальнейшего отбывания наказания

свыше 37 тысяч человек.

Не удовлетворенный такими результатами, А.Я. Вышинский в апреле снова

направил Сталину и Молотову записку, доказывая, что в ряде регионов комиссии работают

недостаточно хорошо, и в подтверждение привел следующие данные. Всего за два года

судимость была снята с 768 989 человек, в том числе с 29 июля 1935 г., когда ПБ и приняло

в первый раз соответствующее предложение Вышинского, по 1 марта 1936 г. — с 556 790

человек. Но если в целом по Союзу отказы при пересмотре дел составили 5%, то в Северо-

Кавказском крае, Ленинградской и Ивановской областях они оказались непропорционально

высокими: 21,7, около 20% и 12,2% соответственно. Согласившись с мнением Вышинского,

8 мая ПБ потребовало от прокуроров указанных регионов «принять необходимые меры к

исправлению неправильных решений на местах».

Гл.9

«В течение четырех дней, с 17 по 19 и 22 апреля, Сталин вместе с Яковлевым,

Стецким и Талем обсуждали «Черновой набросок» проекта конституции, вносили в него

последние исправления. Так, определение советского общества как «государства

свободных тружеников города и деревни» заменили на более отвечавшее марксизму —

«социалистическое государство рабочих и крестьян». Ввели отсутствовавшую ранее

статью, устанавливавшую, что политическую основу СССР «составляют советы рабочих и

крестьянских депутатов», а экономическую — «общественное хозяйство», «общественная

социалистическая собственность». При корректировке текста усилили роль союзного

государства в ущерб правам союзных республик, расширив компетенцию Верховного

Совета СССР. Кроме того, изменили нормы представительства в Совет Союза и принцип

формирования Совета Национальностей. Новый вариант, возникший в результате

напряженной работы, получил название «Первоначальный проект конституции СССР» и 30

апреля был разослан членам ПБ и Конституционной комиссии».

«Складывалась парадоксальная ситуация. С одной стороны, все члены ЦК дружно

проголосовали за проект конституции, но с другой — никто из них не выступил открыто в

ее поддержку, что стало все больше и больше напоминать откровенный саботаж. Группе

Сталина пришлось срочно оценить серьезность ситуации, в которой она оказалась, и

выработать ответные меры, соответствующие навязываемым правилам игры. Судя по

дальнейшим событиям, узкое руководство вновь, как и в начале 1935 г., решило нанести

упреждающий удар, который продемонстрировал бы и непреклонность его намерений, и

то, что может ожидать его противников в случае продолжения противостояния».

«События развивались строго по сценарию, подготовленному Н.И. Ежовым при

несомненном участии Л.М. Кагановича, Г.Г. Ягоды, А.Я. Вышинского и Я.С. Агранова». 15

августа все советские газеты со ссылкой на Прокуратуру известили о ««раскрытии» ряда

«террористических троцкистско-зиновьевских групп», действовавших «по прямым

указаниям находящегося за границей Л. Троцкого».

«Еще до окончания «Процесса 16-ти», 22 августа, в Москву поступила телеграмма,

подписанная председателем Социалистического рабочего интернационала Де Букером,

секретарем Адлером, а также председателем Международной федерации профсоюзов

Ситрином и секретарем Шевенельсом. Они обратились к главе советского правительства

Молотову с просьбой, «чтобы обвиняемым были обеспечены все судебные гарантии, чтобы

им было разрешено иметь защитников, совершенно независимых от правительства, чтобы

им не были вынесены смертные приговоры и чтобы, во всяком случае, не применялась

какая-либо процедура, исключающая возможность апелляции»».

Гл.11

10 сентября 1936 г. центральные газеты страны опубликовали сообщение «В

Прокуратуре Союза ССР», в котором заявлялось: «В настоящее время Прокуратурой Союза

ССР закончено расследование по поводу сделанных на процессе троцкистскозиновьевского

террористического центра в Москве 19 и 20 августа с.г. некоторыми обвиняемыми указаний

о причастности в той или иной степени к их преступной контрреволюционной деятельности

Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова. Следствием не установлено юридических данных для

привлечения Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова к судебной ответственности, в силу чего

настоящее дело дальнейшим следственным производством прекращено»

Гл.12

«VIII чрезвычайный съезд Советов СССР, специально созванный для обсуждения и

принятия новой конституции, открылся в 5 часов вечера 25 ноября 1936г. «в Свердловском

зале Большого Кремлевского дворца докладом Сталина, который практически мало чем

отличался от такого же доклада, опубликованного в стенограмме июньского пленума».

«Прения завершились 1 декабря. Завершились, показав, что среди делегатов съезда,

помимо инертного большинства, имеются две небольшие, но весьма активные группы.

Первая из них, представленная членами широкого руководства, демонстративно уходила от

обсуждения самого существенного — новой избирательной системы, но зато нагнетала

атмосферу вражды к классовым врагам, объединяя под таким названием не только бывших

оппозиционеров, но и своих, местных националистов, требовала применять по отношению

к ним репрессии. А вторая группа — сторонники сталинских политических реформ —

настойчиво стремилась добиться безоговорочного принятия проекта новой конституции

ради скорейшего воплощения ее основных принципов в жизнь».

«По предложению президиума съезд 1 декабря решил свернуть оказавшуюся

бессодержательной дискуссию и предварительное утверждение окончательного текста

основного закона перенести в малочисленную, а потому и более управляемую группу

делегатов: «Заслушав и обсудив доклад председателя конституционной комиссии ЦИК

Союза ССР товарища И.В. Сталина о проекте конституции Союза ССР, чрезвычайный VIII

съезд Советов Союза ССР постановляет: 1. Представленный конституционной комиссией

ЦИК СССР проект конституции СССР одобрить и принять за основу. 2. Для рассмотрения

внесенных поправок и дополнений и установления окончательного текста конституции

Союза ССР образовать редакционную комиссию в составе 220 человек. 3. Поручить

редакционной комиссии в трехдневный срок представить на рассмотрение съезда

окончательный текст конституции, учтя при этом как результаты всенародного обсуждения

проекта конституции, так и обсуждение на самом съезде». Таким образом группе Сталина

вновь удалось избежать обсуждения проекта на все еще так и не созванном пленуме ЦК.

Более того, благодаря тщательному подбору членов редакционной комиссии, состав

которой не обсуждали, а просто автоматически одобрили, представительство в ней

широкого руководства было сведено к минимуму. Численность работников партийного,

советского и профсоюзного аппаратов в редакционной комиссии составила 86 человек, или

около 40%, а членов и кандидатов в члены ЦК — 64 человека, то есть около 30%. Трудно

усомниться, что именно это и обусловило чисто рабочий ход заседания редкомиссии,

которое состоялось 3 декабря».

«5 декабря съезд возобновил свою работу, но лишь для того, чтобы единогласно

одобрить проект конституции, предложенный группой Сталина, без каких-либо серьезных

корректив. Постановление съезда оказалось предельно кратким: «Проект конституции

(основного закона) Союза Советских Социалистических Республик в редакции,

представленной редакционной комиссией съезда, утвердить». Казалось, группа Сталина

одержала полную победу. Хотя и с опозданием, все же добилась утверждения своего

проекта конституции, которая и должна была стать правовой основой политических

реформ. Однако главная цель — прежде всего смена широкого руководства за счет «новых

сил», на основе скорейших альтернативных выборов — осталась не только недостигнутой,

но и по-прежнему весьма отдаленной, отложенной на неопределенный срок. Второе

постановление съезда гласило: поручить ЦИК СССР «на основе новой конституции

разработать и утвердить положение о выборах, а также установить сроки выборов

Верховного Совета Союза ССР»».

Гл.13

«Узкое руководство воспользовалось одной из двух однодневных пауз, возникших в

ходе работы VIII Всесоюзного съезда Советов, и 4 декабря в 16 часов все же созвало в

Свердловском зале Кремля пленум ЦК, о котором известило лишь накануне. Тот самый

пленум, который оно намеревалось провести еще 26 ноября, но так и не сделало этого, явно

выжидая, когда же редакционная комиссия съезда одобрит окончательный текст

конституции. Сложившаяся ситуация была использована для того, чтобы свести

обсуждение по намеченному изначально первому пункту повестки дня к простой

формальности».

«Неподготовленность пленума и доклада Ежова продемонстрировала и дискуссия по

поводу сообщения Прокуратуры СССР, мгновенно переросшая в прямое препирательство,

что лишний раз подтверждало нежелание узкого руководства открыто обвинить правых и

в ближайшее время сделать их жертвами очередного процесса. Подтверждало

сохранявшееся пока стремление удержаться на возможно мягкой позиции. Группа Сталина

все еще отказывалась принять те правила игры, которые ей навязывало широкое

руководство. Она попыталась продемонстрировать свою силу, возможность достигать

намеченных целей, не прибегая к репрессивным мерам. И для того использовала весьма

надежный, не раз испытанный инструмент — отдел руководящих партийных органов, где

еще 4 февраля 1936 г. Ежова на посту заведующего сменил его первый заместитель Г.М.

Маленков. Он-то и провел сложные кадровые перестановки на уровне руководства

обкомов, крайкомов, ЦК нацкомпартий».

«Такого рода выступления членов широкого руководства — как и несколькими

днями ранее на съезде — свидетельствовали об очень многом. О том, что им крайне

необходим образ врага, прежде всего, чтобы таким образом самоопределиться как

социальной группе. Свидетельствовали и о том, что они уже пытаются списать все свои

собственные недостатки, ошибки, просчеты на происки врагов, коими избрали троцкистов.

Наконец, и о том, что все они стремятся прочно связать себя, свою замкнутую социальную

группу, со Сталиным, не только избежать тем самым уже обозначившегося разрыва с ним,

но и во что бы то ни стало поставить его в полную зависимость от себя и своих групповых

интересов. А для этого обязательно связать себя со Сталиным нерасторжимыми узами

крови, которую предстояло пролить».

Гл.14

«С огромным трудом группе Сталина удалось избежать весьма вероятной опасности,

которая могла ее подстеречь при настоящем серьезном обсуждении окончательного текста

проекта конституции на пленуме ЦК. Но, избавившись от одной, она тут же столкнулась с

другой, не менее серьезной угрозой. Слишком очевидный провал оказавшегося

бесплодным внешнеполитического курса грозил в любой момент породить жесткую,

заведомо нелицеприятную критику узкого руководства. Еще 24 октября 1936 г., на

следующий день после подписания министрами иностранных дел Нейратом и Чиано

германоитальянского протокола о проведении согласованной внешней политики, Гитлер и

Муссолини объявили о создании «оси Берлин — Рим». Менее месяца спустя, 15 ноября, в

Берлине Нейрат и его японский коллега Мусякодзи подписали «Антикоминтерновский

пакт». Заручившись союзниками в Европе и Азии, Гитлер открыто объявил, что теперь

Италия и Германия могут победить не только большевизм, но и всю Европу, включая

Великобританию. А 30 января 1937 г., выступая в рейхстаге, заявил: «Германия убирает

свою подпись с Версальского договора». Война становилась неминуемой».

«<…>сталинская группа так и не сумела убедить западные демократии в том, что

СССР стал иным, решительно порвал со старыми устремлениями, отказывается от

ориентации на мировую революцию и больше не стремится при любой благоприятной

возможности устанавливать коммунистические режимы там, где для того представится

возможность».

«В столь крайне неблагоприятных внешнеполитических условиях узкое руководство

22 января 1937 г. все-таки решило провести новый открытый процесс — по делу

арестованных осенью минувшего года Г.Л. Пятакова, К.Б. Радека, Г.Я. Сокольникова, Л.П.

Серебрякова и других. Суд над видными государственными и партийными деятелями,

известными в прошлом как троцкисты, скорее всего, должен был послужить решению

нескольких задач одновременно. Для всего мира, и особенно Великобритании и Франции,

СССР доказал бы свой отказ от прежнего экспансионистского курса, совершив ради этого

ритуальное жертвоприношение тех, кто должен был символизировать леворадикальные

устремления старого большевизма. Для широкого руководства процесс должен был явиться

зримым итогом результатов назначения Ежова в НКВД, работы его наркомата по

выполнению «Директивы», а вместе с тем и свидетельством неослабевающих

возможностей группы Сталина в борьбе против идейных и политических противников».

«Представшие 23 января 1937 г. перед судом 17 обвиняемых — из нескольких тысяч

арестованных к тому времени троцкистов! — в соответствии с уготовленной им ролью

фактически распадались на две разнородные группы. К первой, основной, относились

широко известные давние сторонники Троцкого Г.Л. Пятаков, Л.П. Серебряков, Н.И.

Муралов, Я.Н. Дробнис, М.С. Богуславский, которые в ходе самой, пожалуй, бурной и

значительной внутрипартийной дискуссии 15 октября 1923 г. подписали знаменитое

«Заявление 46-ти» в защиту и поддержку позиции Троцкого»

«Всем без исключения подсудимым было предъявлено одно общее, становившееся

стандартным для таких процессов обвинение «в измене родине, шпионаже, диверсиях,

вредительстве и подготовке террористических актов». Однако, как оказалось, в полном

противоречии с этим и судебное присутствие под председательством В.В. Ульриха, и

государственный обвинитель А.Я. Вышинский добивались совершенно иного. Прежде

всего признаний Пятакова, Радека, Серебрякова, Сокольникова в том, что они с 1931—1933

гт. начали получать директивы от Троцкого и неуклонно следовать им. Кроме того, столь

же настойчиво от них требовали признаться в том, что они сформировали «параллельный

центр» как руководящий орган подпольной организации, который начал активную

деятельность в середине 1935 г. (для желающих размышлять на выбор: то ли после первого

процесса по делу Зиновьева и Каменева, то ли с началом работы над проектом новой

конституции)».

«После вынесения 29 января относительно мягкого приговора некоторым

подсудимым (Радек, Сокольников и Арнольд — 10 лет тюремного заключения, Строилов

— 8, остальных ждал расстрел) необычайно вялая пропагандистская кампания

продолжалась всего три дня. Кульминацией ее стал митинг москвичей на Красной площади,

выступления на нем с поддержкой и одобрением суровой кары троцкистам Н.С. Хрущева,

Н.М. Шверника и президента Академии наук СССР известного ботаника В.Л. Комарова».

«Уже в ходе процесса по делу «параллельного центра» сталинская группа, скорее

всего, сочла, что с проблемой «второй партии» — радикального крыла большевизма

покончено навсегда, а потому можно и должно вернуться к решению самой важной и

актуальной задачи — подготовке к выборам по новой избирательной системе».

«За сутки до окончания процесса, 28 января, ПБ приняло решение созвать

очередной пленум ЦК».

«18 февраля из-за внезапной кончины Орджоникидзе пленум перенесли на 23

февраля, а содокладчиком по второму вопросу назначили Молотова. Однако и тогда

порядок дня все еще не стал окончательным. При открытии, буквально на ходу, повестку

изменили вновь. Первым оказался доклад Ежова о деле Бухарина и Рыкова, вторым —

Жданова о подготовке парторганизаций к выборам, третьим, уроки вредительства, —

Молотова и Кагановича, четвертым — еще один доклад Ежова, пятым — доклад Сталина о

недостатках партийной работы».

«Ежов предложил исключить Бухарина и Рыкова из состава кандидатов ЦК ВКП(б)

и членов партии, предать суду с применением высшей меры наказания. Его поддержали

СМ. Буденный, А.В. Косарев, Д.З. Мануильский, Н.М. Шверник, И.Э. Якир. За более

мягкий вариант резолюции, «без применения расстрела», высказались Н.К. Антипов, С.В.

Косиор, М.М. Литвинов, К.И. Николаева, Г.И. Петровский, П.П. Постышев, Н.С. Хрущев,

М.Ф. Шкирятов. Третий вариант, внесенный Сталиным, предлагал пленуму остаться в

рамках своей компетенции, не подменяя собой ни следствия, ни суда: «исключить из

состава кандидатов ЦК ВКП(б) и членов ВКП (б), суду не предавать, а направить дело

Бухарина — Рыкова в НКВД». С этим солидаризировались В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов,

И.М. Варейкис, Н.К. Крупская и М.И. Ульянова 23, хотя они могли со стопроцентной

уверенностью предсказать итог, к которому придут подчиненные Ежова».

«27 февраля пленум остановился на последнем варианте резолюции, проголосовав

именно за него. Бухарин и Рыков были незамедлительно арестованы, а следствие по их

делу, уже шедшее с августа минувшего года, продолжилось».

«Молотову пришлось привести данные о количестве осужденных «членов

антисоветских, троцкистских организаций и групп с 1 октября 1936 г. по 1 марта 1937

г.<…>. За пять месяцев, по его словам, было осуждено две с половиной тысячи человек».

«Более резко высказался А.Я. Вышинский. Он поведал о том, что слишком часто

следователи НКВД, проводя допросы, демонстрируют непрофессионализм, вопиющую

неграмотность, сознательно допускают преступные подтасовки. Он, в частности, честно

признал: «Качество следственного производства у нас недостаточно, и не только в органах

НКВД, но и в органах прокуратуры. Наши следственные материалы страдают тем, что мы

называем в своем кругу «обвинительным уклоном». Это тоже своего рода «честь мундира»

— если уж попал, зацепили, потащили обвиняемого, нужно доказать во что бы то ни стало,

что он виноват. Если следствие приходит к иным результатам, чем обвинение, то это

считается просто неудобным. Считается неловко прекратить дело за недоказанностью, как

будто это компрометирует работу»».

«В еще большей степени усложнил и запутал недавно простое понятие «враг»

Сталин. <…> И прямо назвал тех, кто должен быть готов лишиться своих постов.

Партийных руководителей: 3—4 тыс. — высшего звена, 30—40 тыс. — среднего и 100—

150 тыс. низового. Указал и срок — шесть месяцев, когда придется «влить в эти ряды

свежие силы, ждущие своего выдвижения», то есть как раз до выборов в Верховный Совет

СССР и местные советы».

«Изменить столь агрессивный дух пленума попытался Я.А. Яковлев. Ссылаясь на

данные КПК, он сделал все возможное, дабы пресечь репрессивные устремления членов

ЦК».

«Так Сталин сделал последнюю попытку подстраховать намеченные реформы,

гарантировать столь назревшую ротацию кадров не только альтернативными выборами в

Верховный Совет СССР, но и перевыборами, а точнее, настоящими выборами во всех

партийных организациях».

Гл.15

«6 марта 1937 г. во всех советских газетах появилось сообщение об очередном

важном событии в жизни партии. Вполне обычное как таковое, но в данном случае не

лишенное довольно характерного своеобразия, оно предельно скупо информировало лишь

о том, что «на днях» закончившийся пленум «обсудил вопрос о задачах партийных

организаций в связи с предстоящими выборами Верховного Совета СССР на основе новой

конституции». Оно не содержало даже намека на еще две проблемы, фигурировавшие в

повестке дня, и лишь в конце отмечалось: «Пленум рассмотрел также вопрос об

антипартийной деятельности Бухарина и Рыкова и постановил исключить их из рядов

ВКП(б)». Далее публиковалась лишь одна из пяти резолюций — принятая по докладу

Жданова. Столь ограниченное, преднамеренно выборочное содержание сообщения

свидетельствовало о весьма важном.<…>. Пропаганда через газеты и журналы настойчиво

начала бить в единственную цель: подготовка парторганизаций к предстоящим выборам по

новой избирательной системе».

«В соответствии с резолюцией по докладу Жданова во всех партийных

организациях, поначалу, разумеется, в низовых и районных, начались выборы. А они сразу

же показали, что первые секретари либо по неграмотности, по неспособности понять

требуемое от них, либо вполне преднамеренно и сознательно попытались проводить их по-

старому — используя списки, избегая обсуждения каждой выдвинутой кандидатуры,

принуждая голосовать открыто. Словом, демонстративно нарушали принятое ими же

решение».

«Но, отлично понимая, что вскоре он может получить еще сотню таких телеграмм,

провел в тот же день через ПБ циркулярное решение «Об организации выборов парторганов

(на основе решения пленума)». В нем однозначно, ясно и понятно было вновь указано:

«Воспретить при выборах партийных органов голосовать списком. Голосование

производить по отдельным кандидатурам, обеспечив при этом всем членам партии

неограниченное право отвода кандидатов и критику последних (выделено мной — Ю.Ж.).

Установить при выборах партийных органов закрытое (тайное) голосование...»».

«Все эти шифротелеграммы, равно как и циркуляр от 13 февраля, со всей

очевидностью подтверждают два непреложных факта. Во-первых, арестов тогда требовал

не кто-либо иной, а партократия, стремившаяся, без сомнения, таким образом возложить

ответственность за любые провалы, ошибки, неудачи, упущения в народном хозяйстве на

подведомственной территории, приписывая им чисто политический характер,

исключительно на хозяйственников. Во-вторых, узкое руководство стремилось если не

избежать репрессий полностью, то хотя бы свести к минимуму подобную практику. И

оградить вместе с тем от необоснованных обвинений и наветов специалистов, пусть даже с

далеко не безупречным партийным прошлым».

«Г. Г. Ягода был арестован 28 марта на основании ордера, подписанного Ежовым».

«26 апреля Ягода наконец дал те самые показания, которых от него настойчиво

добивались, — о своих «преступных связях» с Рыковым, Бухариным, Томским, Углановым.

Мало того, он признал: «Я действительно являлся организатором заговора против

советской власти... Для этого имелся в виду арест моими силами членов советского

правительства и руководителей партии и создание нового правительства из состава

заговорщиков, преимущественно правых. В 1935 г. это было вполне реально, охрана

Кремля, его гарнизон были в моих руках, и я мог это совершить». Иными словами, Ягода

взял на себя всю ответственность за тот самый, но с принципиально измененным составом

участников, «Кремлевский заговор», который он должен был расследовать как дело

«Клубок»».

«Комиссия ПБ под руководством Я.А. Яковлева через четыре месяца после своего

создания завершила разработку конституций для союзных республик. Поэтому только к

апрелю, а не в декабре как поначалу предполагал Сталин, съезды советов проведенные во

всех одиннадцати республиках, утвердили наконец собственные новые конституции.

«Развивая достигнутый успех, узкое руководство подготовило и 13 марта утвердило

на ПБ один из важнейших законодательных актов, который должен был обеспечить

проведение в скором времени действительно всеобщих выборов, — «О прекращении

производства дел о лишении избирательных прав граждан СССР по мотивам социального

происхождения, имущественного положения и прошлой деятельности». Опубликованный

на следующий день во всех советских газетах как постановление ЦИК СССР, этот документ

навсегда покончил с институтом лишенцев. Тем же решением ПБ Центральная

избирательная комиссия ЦИК СССР, регулярно готовившая списки лиц, которые лишились

избирательных прав, была ликвидирована».

«Пока лишь таким предположением можно объяснить беспрецедентное решение,

которое ПБ приняло 14 апреля 1937 г. Названное «О подготовке вопросов для политбюро

ЦК ВКП(б)», оно гласило: «1. В целях подготовки для политбюро, а в случае особой

срочности — и для разрешения вопросов секретного характера, в том числе и вопросов

политики, создать при политбюро ЦК ВПК(б) постоянную комиссию в составе тт. Сталина,

Молотова, Ворошилова, Кагановича Л. и Ежова. 2. В целях успешной подготовки для

политбюро срочных текущих вопросов хозяйственного характера создать при политбюро

ЦК ВКП(б) постоянную комиссию в составе тт. Молотова, Сталина, Чубаря, Микояна и

Кагановича Л.». Сохранился и инициативный документ, объясняющий членам ПБ

необходимость создания странного, не предусмотренного уставом партии органа,

практически образующего внутри ПБ то узкое руководство, которое до той поры

существовало лишь фактически».

«Теперь любой, познакомившийся с данным решением ПБ, уже сам при желании мог

легко вычислить истинный высший уровень, который вроде бы составляли только те, кто и

образовал обе комиссии. То есть именно те, кто и без того вот уже почти десять лет входил

в неформально узкое руководство, — И. В. Сталин, В.М. Молотов, Л.М. Каганович.

Остальные же члены комиссий — К.Е. Ворошилов, Н.И. Ежов, А.И. Микоян, В.Я. Чубарь

— как бы составляли всего лишь второй уровень властной группировки».

«Если принимать такое структурирование за истинное, то за пределами обладания

реальной властью оказывалось слишком много людей, не без основания считавших себя

принадлежащими к высшему эшелону. Три члена ПБ — А.А. Андреев, М.И. Калинин, С.В.

Косиор; три кандидата в члены ПБ — А.А. Жданов, Я.Э. Рудзутак, Р.И. Эйхе; <,,,> прокурор

СССР А.Я. Вышинский, заведующие отделами ЦК Я.А. Яковлев и Л.З. Мехлис, а также

Б.М. Таль. То есть именно те, кто играл ведущую роль в подготовке главного в то время для

Сталина дела — политических реформ».

«Потому-то с очень большой долей уверенности можно утверждать, что второй

истинной целью решения ПБ от 14 апреля являлась сознательная дезинформация широкого

руководства о том, кто же в действительности обладает властью. Ведь далеко не случайно

Каганович, уже утративший положение второго секретаря ЦК ВКП(б), занял место в

слишком легко поддававшейся вычислению, но на самом деле не существовавшей тогда

«тройке». Вместе с тем оказались «в тени» члены подлинной группы Сталина, весьма

активно действовавшие именно в те самые дни, — Литвинов, Вышинский, Яковлев,

Стецкий, Таль».

«Истинные намерения группы Сталина проявились не столько в решении ПБ от 14

апреля, сколько в иных акциях, несравненно более значимых для нее по своим результатам.

Прежде всего в тех, которые позволяли предельно возможно расширять широкое

руководство, одновременно обретая в нем надежных и благодарных союзников. Это

позволило бы усилить таким образом влияние в ЦК хотя бы на короткий срок, столь

необходимый для проведения через пленум избирательного закона».

«Решением ПБ от 23 апреля из структур и из-под контроля Северо-Кавказского

(только что переименованного в Орджоникидзевский), Сталинградского, Саратовского,

Горьковского, Свердловского, Ленинградского, Восточно-Сибирского крайкомов и

обкомов вывели партийные организации автономных республик — Дагестанской,

Кабардино-Балкарской, Северо-Осетинской, ЧеченоИнгушской, Калмыцкой, Немцев

Поволжья, Марийской, Мордовской, Чувашской, Удмуртской, Коми, Карельской,

БурятМонгольской. Напрямую, начиная с 1 июня, их подчинили ЦК ВКП(б). На этом

основании подняли ранг первых секретарей их обкомов, предоставив им всю полноту прав,

присущих такой должности, практически уравняли с теми, кому они еще вчера должны

были беспрекословно подчиняться. Достижению той же цели послужило и еще одно

решение ПБ, принятое в тот же день. В соответствии с ним Казахский крайком

преобразовывался в ЦК КП(б) Казахстана, Киргизский обком — в ЦК КП(б) Киргизии,

Закавказский крайком ликвидировался, а взамен его создавались ЦК компартий

Азербайджана, Армении и Грузии. Круг первых секретарей нацкомпартий возрастал с пяти

до шестнадцати человек.

Подобные меры обязательно должны были привести к размыванию своеобразного

единства широкого руководства».

«Чуть позже узкое руководство провело наконец и подлинную, а не мнимую

реорганизацию, только не партийного, а государственного органа. 25 апреля решением ПБ

упразднили просуществовавший с конца августа 1923 г. Совет труда и обороны — рабочий

орган СНК СССР. <…> Взамен него <…> образовали Комитет обороны. В его состав

включили председателем — председателя СНК СССР В.М. Молотова, членами — И.В.

Сталина, наркома путей сообщения Л.М. Кагановича, наркома обороны К.Е. Ворошилова,

заместителя председателя СНК СССР В.Я. Чубаря, наркома оборонной промышленности

М.Л. Рухимовича, наркома тяжелой промышленности В.И. Межлаука. Спустя два дня

Комитет обороны пополнили еще и кандидатами — заместителем наркома обороны,

начальником ПУР РККА Я.Б. Гамарником, наркомом пищевой промышленности А.И.

Микояном, секретарем ЦК А.А. Ждановым, наркомом внутренних дел Н.И. Ежовым.

Так наряду с двумя иллюзорными комиссиями ПБ появился подлинный,

обладающий всеми необходимыми юридическими правами постоянно действующий

властный орган, призванный решать все важнейшие вопросы по ключевым для страны в

условиях приближавшейся войны проблемам. В его состав вошли далеко не в равной

степени как наркомы, хотя и занимавшие одновременно высшие партийные посты — члены

ПБ, секретари ЦК, так и партийные функционеры, что ускорило давний процесс слияния

обеих властных структур».

«Концентрация полномочий внутри СНК СССР выразила характерную тенденцию,

вскоре проявившуюся и в установлении абсолютного и монопольного контроля за всеми

без исключения назначениями номенклатуры. Если прежде ОРПО занимался изучением и

представлением кандидатур лишь в структурах партии — начиная с секретарей обкомов,

крайкомов и выше, то теперь его функции существенно расширились. В соответствии с

решением ПБ от 11 мая на заведующего ОРПО Г.М. Маленкова возложили «обязанности

давать заключения по всем предложениям отделов ЦК, касающихся назначения и

перемещения работников». Самих же заведующих отделами обязали «представлять в

органы ЦК свои предложения о распределении работников только с заключения

заведующего ОРПО».

«Однако наиболее важным, прежде всего, для населения страны, особенно для

технической интеллигенции, а также и для широкого руководства оказалось решение,

принятое ПБ 28 апреля и оформленное как совместное постановление СНК СССР и ЦК

ВКП(б) «О работе угольной промышленности Донбасса». Выглядевшее в целом как

документ чисто экономического характера, призванный искоренить недостатки в данной

отрасли и, в частности, упорядочить зарплату, он содержал выпадавший из контекста

третий пункт, в котором указывалось:

«Осудить применяемую некоторыми партийными и в особенности профсоюзными

организациями практику огульного обвинения хозяйственников, инженеров и техников, а

также практику огульных взысканий и отдачи под суд, применяемую и извращающую

действительную борьбу с недостатками в хозорганах. Обязать Донецкий обком КП(б)

Украины и Азово-Черноморский крайком ЦК ВКП(б) исправить допущенные в этом

отношении ошибки и разъяснить всем партийным организациям Донбасса, что их прямой

обязанностью, наряду с выкорчевыванием вредительских элементов, являются всемерные

поддержка и помощь добросовестно работающим инженерам, техникам и

хозяйственникам»».

«5 мая ПБ еще одним своим решением предложило «прокурору Союза ССР т.

Вышинскому пересмотреть судебные приговоры и снять судимость с инженеров и техников

угольной промышленности Донбасса, осужденных по производственным делам без

достаточных оснований или на протяжении последующей работы показавших себя

добросовестными и преданными делу работниками».

Гл.16

«1 мая 1937 г. страна в двадцатый раз отмечала праздник военным парадом и

демонстрацией трудящихся в Москве, на Красной площади. Особенность данного дня в

краткой, общедоступной форме традиционного приказа выразил нарком обороны К.Е.

Ворошилов. Говорил он только о положении в стране: «Победы социализма записаны ныне

в великой Сталинской конституции СССР, открывающей новую полосу в строительстве

советского государства. Сталинская конституция СССР знаменует собой расцвет

подлинной советской демократии, еще более тесную связь всех трудящихся масс с

органами советской власти, обеспечивает еще более широкое и всестороннее участие их в

управлении своим собственным государством».

«...Начиная с осени 1936 г. в Каталонии, ставшей автономной республикой

(провинцией) с собственным правительством — генералидад, решающую роль в

политической и экономической жизни играла анархо-синдикалистская профсоюзная

организация — Национальная конфедерация труда (НКТ). Она установила практически

полный контроль над национализированными ею же промышленными предприятиями,

сельскохозяйственными кооперативами, возникшими как результат аграрной реформы, над

органами местного самоуправления. Итогом этого явилось своеобразное двоевластие, при

котором и генералидад, и органы центрального правительства присутствовали в Каталонии

чисто номинально. Не довольствуясь достигнутой властью, анархосиндикалисты

рассматривали свои достижения как первый этап социалистической революции,

настойчиво стремясь перейти ко второму — установлению классического либертального

коммунизма, да еще в масштабах всей Испании. Стремясь добиться именно такого развития

событий, они противопоставляли себя коммунистам, по их мнению, партии порядка и

этатизма».

«Положение стало меняться к худшему начиная с 26 марта 1937 г., после того как

анархо-синдикалисты вышли из Генералидад. Несколько смягчился конфликт 16 апреля, с

формированием нового правительства автономной Каталонии, но уже спустя четыре дня

конфронтация возобновилась. Произошли стычки анархо-синдикалистов, использовавших

броневики, артиллерию и пулеметы, с правительственными частями. Только 8 мая, ценою

пятисот убитых и тысячи раненых, удалось прекратить братоубийственный вооруженный

конфликт».

«Информация о событиях в Каталонии, поступавшая в Кремль, скорее всего,

поначалу была неопределенной. Возможно, просто выглядела таковой для Сталина, потому

что исходила лишь из одного источника — от начальника Разведупра Генштаба СП.

Урицкого, ибо М. Кольцов в это время находился в Москве. Советские газеты сообщили о

боях в Барселоне только тогда, когда исход оказался предрешенным, — 6 мая. Но

поместили телеграммы не ТАСС, а нейтральные — французские агентства Гавас, под

заголовком «Выступление анархистов против Каталонского правительства», что

соответствовало истине. 9 мая, когда мир на улицах Барселоны был полностью

восстановлен, «Правда» опубликовала материал своего собственного корреспондента Е.

Тамарина, в котором впервые ответственными за барселонские события, помимо ВКТ и

ФАИ, была названа еще и протроцкистская ПОУМ. 10 мая очередную корреспонденцию

Тамарина «Правда» опубликовала под кричащим заголовком «Испанские троцкисты —

враги народного фронта» и сопроводила ее еще одним, столь же тенденциозным

материалом — «Решение всеобщего рабочего союза об исключении троцкистов из

профсоюзной организации». 11 мая «Правда» дала еще два материала откровенно

пропагандистского характера: информацию «Испанская печать требует суда над

троцкистами» и статью редактора международного отдела Б.Д. Михайлова «Троцкистско-

фашистский путч в Барселоне»

В тот же день, 11 мая, официальный представитель ИККИ в Испании Стоян Минев

(он же И. Степанов, он же Морено), со своей стороны, дал схожую оценку событий в

Каталонии. Если в информации, датированной 7 мая, организаторами вооруженного

выступления он назвал только анархистов, то теперь всю ответственность за

кровопролитные бои он возложил на ПОУМ. Заодно отметил: «Испанские троцкисты

представляют собой организованный отряд пятой колонны Франко». Иными словами, он

повторил и конкретизировал характеристику, данную Димитровым троцкистам в статье от

1 мая. Что же произошло в Кремле, почему столь стремительно и радикально изменились и

оценка, и объяснение им барселонских событий? Почему ПОУМ, выступавший под

лозунгом «Победа рабочих и крестьян Испании возможна лишь как победа

социалистической революции», без каких-либо оснований не только сделали практически

единственным ответственным за путч, но еще и представили «фашистской агентурой»?»

«Ответы на эти вопросы кроются в той политике, которую в соответствии с новым

курсом проводило узкое руководство СССР. Еще в 1934 г. полностью отказавшееся от

ориентации на признанную утопичной идею мировой революции, оно делало все

возможное, дабы максимально дистанцироваться от любых выступлений леворадикалов.

Так произошло в дни Венского и Астурийского восстаний, так было с Китайской советской

республикой, вынужденной самоликвидироваться под давлением Москвы, так было и с

восстанием в Бразилии и походом революционной «колонны Престоса». Теперь самым

важным для узкого руководства было доказать свою непричастность к любым действиям

радикальных партий и организаций Испании. Ведь мировое общественное мнение, равно в

демократических и фашистских странах, все еще пыталось не просто связать их с

Коминтерном, то есть с СССР, но и представить доказательством якобы сохранившихся

агрессивных замыслов Кремля, желания его установить полный и безраздельный

политический контроль над Пиренейским полуостровом. - Отсюда и проистекала

кратковременная растерянность узкого руководства, проявившаяся в дни Барселонского

путча, что ярко продемонстрировала советская пресса. А вслед за тем последовало

настойчивое стремление Кремля не просто демонстративно отстраниться от каталонских

событий, но и представить их враждебными именно Советскому Союзу, не один год

ведущему борьбу с тем самым троцкизмом, который якобы и подтолкнул барселонцев на

баррикады. Однако такая вполне естественная для узкого руководства позиция привела к

непредсказуемым, страшным по своим итогам последствиям, но только уже не в Испании,

а в самом СССР. Она позволила Ежову вместе с НКВД воспользоваться ситуацией и начать

собственную большую игру, первые признаки которой отчетливо проявились 11 мая.

В тот день «Правда» опубликовала — вместе с «Известиями», «Красной звездой»,

рядом других центральных газет — сообщение «В Наркомате обороны». В нем извещалось

о создании военных советов при командующих военными округами, а также о важным

перемещениях в высшем начсоставе Красной армии. Командующего войсками Киевского

военного округа И.Э. Якира переместили на ту же должность в Ленинградский, И.Ф.

Федько из Приморской группы ОКДВА в Киевский, П.Е. Дыбенко из Приволжского в

Сибирский. Одновременно был смещен с должности замнаркома М.Н. Тухачевский,

направленный командующим войсками Приволжского военного округа, а на его место в

НКО назначен Б.М. Шапошников, до того командующий войсками Ленинградского

военного округа. В последних двух перемещениях и крылась суть данных кадровых

решений: они проводились только с одной целью — понижение Тухачевского в должности,

отправка его из столицы в далекий провинциальный город».

«И все же как в апреле, так и в первой половине мая Ежов и не смог еще получить

достаточно весомые доказательства существования «военно-политического заговора»,

которые убедили бы узкое руководство. Даже очередной допрос Ягоды не принес

желаемого. 13 мая он заявил своим следователям, Когану и Ларнеру, и без того хорошо им

известное: летом 1936 г. «в протоколах следствия по делу троцкистской организации уже

появились первые данные о наличии военной группы троцкистов в составе Шмидта, Зюка,

Примакова и других. Вскоре я вынужден был пойти на аресты. Сначала, кажется, Шмидта,

Зюка, а в дальнейшем и самого Примакова». Но такие показания доказывали лишь одно:

если «заговор в НКО» и существовал, Ягода о нем ничего не знал, что весьма сомнительно.

Скорее всего, бывший нарком внутренних дел, стремясь угодить следователям, в своих

ответах исходил лишь из той информации, которой обладал перед переводом в

наркомсвязь».

«Естественно, эти показания никак не могли удовлетворить Ежова. Потому-то он, в

надежде получить нужные, и пошел на рискованные действия. 12 мая был арестован

начальник Военной академии имени Фрунзе командарм 2-го ранга А.И. Корк, а 15 мая —

временно не имевший должности комкор Б.М. Фельдман. Оба — только на основании

показаний М.Е. Медведева. Ну а тот еще 8 мая признал свое участие в «троцкистской

военной организации», якобы возглавляемой Фельдманом, а уже через два дня, 10 мая,

существенно изменил первоначальные показания — сообщил о существовании «военной

контрреволюционной организации», якобы созданной для «свержения советской власти,

установления военной диктатуры с реставрацией капитализма, чему должна была

предшествовать вооруженная помощь интервентов». Он просто повторил те самые

обвинения, которые впервые были сформулированы А.Я. Вышинским на январском

процессе, не использовав лишь одно определение — «троцкистская». Говоря же о

руководителях «подпольной организации», Медведев уже не вспоминал о Фельдмане, а

назвал другие фамилии — Тухачевского как «возможного кандидата в диктаторы», Якира,

Путну, Примакова и Корк».

«Только теперь Ежов получил те самые «весомые доказательства», которые он столь

долго искал и которые «подтверждали» апрельские показания «чекистов» — М.И. Гая, Г.Е.

Прокофьева, З.И. Воловича. Получил «факты», которые и позволили объединить давнее

дело «Клубок», к которому были причастны Корк, Медведев, Фельдман и в котором уже

фигурировал, хотя и весьма проблематично, Тухачевский, с совершенно новым, только что

раскрытым «заговором в армии», позволявшим выйти на самые высокие фигуры в РККА».

«Единственным же бесспорным фактом, проливающим свет на происходившие

тогда события, является решение ПБ от 20 мая, принятое буквально тогда же — о дате

созыва пленума ЦК для рассмотрения доклада Я.А. Яковлева о проекте нового

избирательного закона. Его наметили открыть ровно через месяц — 20 июня».

«Скорее всего, именно это предстоящее в скором времени событие, вызывавшее

вполне обоснованное беспокойство членов узкого руководства, и развязало руки Ежову.

Оно и позволило ему провести очередные аресты высшего начсостава армии, да и не только

их. Способствовали этому и очередные показания — «признания» Ягоды. 19 мая он заявил

своим следователям: «Корк являлся участником заговора правых, но имел

самостоятельную, свою группу среди военных, которая объединяла и троцкистов. Я знаю,

что помощник Корка по командованию Московским военным округом Горбачев тоже

являлся участником заговора, хотя он и троцкист... Я знаю, что были и другие военные,

участники заговора (Примаков, Путна, Шмидт и др.), но это стало мне известно значительно

позже, уже по материалам следствия или от Воловича (о Примакове). Я хочу здесь заявить,

что в конце 1933 г. Енукидзе в одной из бесед говорил о Тухачевском как о человеке, на

которого они ориентируются и который будет с ними»».

«21 мая были арестованы начальник управления боевой подготовки РККА комкор

К.А. Чайковский и начальник управления связи РККА комкор Р.В. Лонгва. 22 мая —

маршал, кандидат в члены ЦК М.Н. Тухачевский и председатель Центрального совета

ОСОАВИАХИМа комкор Р. П. Эйдеман. 25 мая — начальник военных сообщений РККА

комкор Э.Ф. Аппога». <…> Всего же с лета 1936 г. до 1 июня 1937 г. был арестован 131

военнослужащий того же ранга».

«Сталин далеко не случайно акцентировал внимание на «Кремлевском деле», строил

вокруг него всю речь, сводил к нему фактически пресловутый «военно-политический

заговор». Он пытался тем самым, как можно предполагать, дать понять находившемуся в

президиуме Ежову, да и не только ему, что самое важное для него дело — «Клубок» —

закрыто окончательно. И потому дальнейшие аресты, прямо или косвенно связанные с ним,

и особенно в армии, не только не нужны, но и излишни».

Гл.17

«Дело арестованных органами НКВД в разное время Тухачевского М.Н., Якира И.Э.,

Уборевича И.П., Корка А.И., Эйдемана Р.П., Фельдмана Б.М., Примакова В.М. и Путна В.К.

рассмотрением закончено и передано в суд».

«Указанные выше арестованные обвиняются в нарушении воинского долга

(присяги), измене родине, измене народам СССР, измене Рабоче-крестьянской Красной

армии. Следственным материалом установлено участие обвиняемых, а также

покончившего самоубийством Гамарника Я.Б. в антигосударственных связях с

руководящими кругами одного из иностранных государств, ведущего недружелюбную

политику в отношении СССР. Находясь на службе у военной разведки этого государства,

обвиняемые систематически доставляли военным органам этого государства шпионские

сведения о состоянии Красной армии, вели вредительскую работу по ослаблению мощи

Красной армии, пытались подготовить на случай военного нападения на СССР поражение

Красной армии и имели своей целью содействовать восстановлению в СССР власти

помещиков и капиталистов».

«Все обвиняемые в предъявляемых им обвинениях признали себя виновными

полностью. Рассмотрение этого дела будет проходить сегодня, 11 июня, в закрытом

судебном заседании Специального судебного присутствия Верховного суда СССР». А в

заключении указывалось, что «дело слушается в порядке, установленном законом от 1

декабря 1934 г.». То есть ускоренно, с почти неизбежным приговором — расстрел».

«Наконец, 13 июня, теперь уже под рубрикой «Хроника», читателей уведомили:

«Вчера, 12 июня, приведен в исполнение приговор Специального судебного присутствия в

отношении осужденных к высшей мере уголовного наказания — Тухачевского М.Н., Якира

И.Э., Уборевича И.П., Корка А.И., Эйдемана Р.П., Фельдмана Б.М., Примакова В.М. и

Путна В.К.»

«Таким образом, все обвинения военачальников были сведены исключительно к

измене родине и шпионажу. О какой-либо причастности их к попытке кремлевского

переворота, о чем столь настойчиво говорил Сталин на заседании Военного совета, не было

сказано ни слова. Также, во всяком случае в опубликованных официальных сообщениях,

ничего не говорилось и о том, что совсем недавно являлось чуть ли не единственным

пунктом обвинения в подобных случаях, — о действительных или мнимых связях

подсудимых с бывшей оппозицией, левой или правой, безразлично».

«Но все же самыми значимыми оказались материалы иного рода, совсем неброские,

на которые мало кто обращал внимание. Те, что с конца мая систематически сообщали о

ходе выборов в партийных организациях, поначалу на весьма показательных городских

партконференциях в центрах краев и областей, столицах союзных республик, а вслед за тем

и на областных, краевых партконференциях, съездах компартий союзных республик. Они

сразу же продемонстрировали крайне неприятную и опасную для узкого руководства

тенденцию — незыблемость позиций местных руководителей.

Несмотря на одобрение ими же доклада Жданова на февральско-мартовском

пленуме и соответствующей его резолюции, партийная бюрократия все оставила без

изменения, откровенно игнорируя смысл двух инструктивных писем ЦК. Ни ничем не

ограниченная возможность выдвижения в руководящие органы, ни полная свобода критики

всех без исключения кандидатов, включая членов ЦК, ни даже тайное голосование так и не

привели к появлению в бюро крайкомов и обкомов, в ЦК нацкомпартий новых людей.

Практически все первые секретари сохранили ведущее положение, продемонстрировав тем

Москве, узкому руководству, что именно они являются хозяевами положения в своих

регионах и добровольно уходить не собираются — даже в ходе альтернативных выборов в

Верховный Совет СССР».

«Вполне возможно, что группа Сталина не исключала такого варианта событий, а

потому начала готовиться к нему загодя. 5 июня «Правда» опубликовала передовую статью

под откровенно подстрекательским заголовком «Беспощадно громить и корчевать

троцкистско-правых шпионов». Однако речь в ней шла не о двурушниках, не о вредителях,

диверсантах и шпионах, а о... результатах выборов на областных партконференциях на

Украине, о начавшихся съездах компартий Азербайджана, Армении, Украины.

Завершалась передовица весьма недвусмысленно: «Карающий меч пролетарской

диктатуры не притупился и не заржавел. Он опустится на головы тех, кто хочет разодрать

на клочки нашу прекрасную родину и отдать ее под ярмо германо-японского фашизма.

Врагов народа — троцкистско-правую сволочь мы будем беспощадно громить и

корчевать»».

«Так, отнюдь не завуалированно давалось прямое указание, в чем следует обвинять

партократов, дабы со стопроцентной уверенностью не допустить их переизбрания.

Широкое руководство получило наконец то, за что столь рьяно ратовало на пленумах в

декабре и феврале — марте, — возможность политических репрессий. Правда, теперь

угрожавших ему самому».

«Одновременно с публикацией безусловно инспирированной статьи начались и

важные перемещения, оказавшиеся, как показало самое близкое будущее, первой волной

чистки широкого руководства».

«В те же дни широкое руководство пополнилось новыми людьми, которые должны

были быть признательны и группе Сталина в целом и лично Маленкову за свое внезапное

повышение».

«Этим узкое руководство не ограничилось. Накануне намеченного открытия

пленума, 19 июня, первым пунктом заседания, должным предвосхитить выступление Я.А.

Яковлева, ПБ решило сделать сообщение Н.И. Ежова как секретаря ЦК. Вполне вероятно,

что обсуждение и формы, и содержания экстраординарного сообщения стало причиной

незначительной отсрочки созыва пленума, начавшегося 23 июня более чем необычно. До

обязательного оглашения повестки дня, до первого доклада или речи собравшихся призвали

поддержать два предложения ПБ. По первому «выразить политическое недоверие» и на том

основании «вывести из состава членов и кандидатов в члены ЦК» <…>».

«Во втором предложении ПБ, зачитанном Ежовым, предлагалось одобрить еще одну

более жесткую акцию. «За измену партии и родине и активную контрреволюционную

деятельность» следовало «исключить из состава членов и кандидатов в члены ЦК и из

партии», а их «дела передать в Наркомвнудел» 19 человек <…>».

«Участники пленума, не задумываясь, единогласно одобрили оба проекта решений.

Сделали то, чего от них ждали, но что они могли и не делать. Ведь, не получив никаких

объяснений причин столь срочного остракизма, не услышав выступлений хотя бы

некоторых из обвиняемых — как это было в случае с Бухариным и Рыковым всего полгода

назад, они за несколько минут сократили состав ЦК на 26 человек. А если учесть тех, кто

был выведен «опросом» во второй половине мая, Кабакова, Рудзутака, Орахелашвили,

Элиаву, Уханова, Гамарника, Тухачевского, Уборевича, Якира и Эйдмана, то высший орган

власти, действующий в период между съездами, всего за пять недель уменьшился почти на

треть — на 36 человек из 120 на 1 мая 1937 г.»

«Столь необычное, даже странное открытие пленума можно понять, только если

воспринимать оба предложения ПБ как ничем не прикрытую демонстрацию силы узкого

руководства, как подтверждение того, о чем говорилось в передовой «Правды» от 5 июня.

Его можно расценить как своеобразное начало боевых действий со стороны группы

Сталина, нанесение ею превентивного удара накануне голосования по важнейшему вопросу

— об альтернативных выборах. Как последнее предупреждение тем, кто еще намеревался

саботировать принятие нового избирательного закона в любой форме, на пленуме или на

очередной сессии президиума ЦИК СССР».

«Противники новой избирательной системы должны были в те роковые минуты

осознать, что перед ними только два варианта дальнейшего поведения. Либо поддержать

проект Я.А. Яковлева, либо попасть в следующий список выводимых из состава ЦК.

Заставить прийти именно к такой оценке ситуации, небывалой, совершенно необычной,

должна была прежде всего безликость выдвигаемых обвинений. Как и в мае, когда было

предложено голосовать «опросом», решая судьбу Рудзутака, Тухачевского, Якира и

Уборевича, так и теперь, в июне, вместо конкретных фактов, подтверждавших

преступления, по сути, предъявлялась только статья уголовного кодекса, определявшая

меру наказания, не более того. И все же оба списка позволяли при желании понять много.

Прежде всего, что объединили они тех, кто никогда не примыкал (кроме Осинского, да и то

в далеком 1918 г.) ни к каким оппозициям».

«И лишь затем, 27 июня, выступил Я.А. Яковлев с основным для пленума докладом

— о новом избирательном законе, который был предварительно рассмотрен специальной

комиссией, образованной ПБ еще 26 мая и включавшей, естественно, Яковлева, а также

председателя ЦИК СССР М.И. Калинина, секретаря ЦИК СССР И.А. Акулова, правоведов

— наркома юстиции СССР Н.В. Крыленко и прокурора СССР А.Я. Вышинского,

заведующего Агитпропом ЦК А.И. Стецкого и председателя правительства Украины П.П.

Любченко».

«Яковлев начал свое выступление беглым, предельно кратким напоминанием об

особенностях новой избирательной системы. О том, что выборы отныне будут всеобщими,

равными, прямыми, тайными. Затем перешел к пятой особенности предлагаемого им

проекта закона. «Конституция СССР предоставляет каждой общественной организации и

обществу трудящихся право выставлять кандидатов в Верховный Совет СССР... Эта статья

имеет огромное значение, она внесена по предложению товарища Сталина. Ее цель —

развить, расширить демократию... Эта статья обеспечивает подлинный демократизм на

выборах в советы»».

«Так, хотя и в предельно завуалированной форме, но с угрожающей ссылкой на

Сталина как автора данного предложения, Яковлев сообщил участникам пленума об

альтернативности предстоящих выборов, о состязательности на них, определяемой тем, что

теперь не только партия, но и любая общественная организация, в том числе и ее местные

отделения, а также любые собрания граждан будут выставлять собственных кандидатов, да

еще ни с кем не согласуя их».

«Как бы мимоходом, невзначай коснулся Яковлев и еще одной достаточно серьезной

проблемы: «Партгруппы в советах и в особенности в исполкомах советов зачастую

превратились в органы, подменяющие работу советов, в органы, кои все решают, а советам

остается лишь проштамповать заранее заготовленное решение... Вывод отсюда:

необходимо будет войти на очередной съезд партии с предложением об отмене пункта

устава ВКП(б) об организации партгрупп в составе советов и их исполнительных комитетов

с тем, чтобы все вопросы работы советов как в части хозяйственного, культурного и

политического руководства, так и в части назначения людей обсуждались и решались

непосредственно советами и их исполкомами без возложения на коммунистов обязанности

голосовать в порядке партдисциплины за то или иное решение через партгруппы, не

являющиеся выборными партийными органами».

«Еще более неожиданным для собравшихся и настораживающим оказалось и иное.

Своеобразное объяснение того, что Яковлев назвал в докладе историческим поворотом,

который производит конституция, прозвучало из уст самого Сталина. В самом конце

прений, когда речь зашла о поиске наиболее беспристрастной формы подсчета голосов,

Иосиф Виссарионович заметил, что на Западе, благодаря многопартийности, такой

проблемы нет. И вслед за тем внезапно бросил в зал весьма странную для подобного

собрания фразу: «У нас различных партий нет. К счастью или к несчастью у нас одна

партия» (выделено мной — Ю.Ж.). Он предложил поэтому, но лишь как временную меру,

использовать для беспристрастного контроля за выборами представителей все тех же

существующих общественных организаций, а не ВКП(б), как можно было бы ожидать от

секретаря ЦК».

«Само собой разумеется, что практика подмены законов усмотрением той или иной

группы бюрократов является делом антисоветским. Крестьянин ведь судит о власти не

только по тому, каков закон — будь он великолепен. Но если исполнитель извращает его в

своей деятельности, крестьянин будет судить о власти в первую очередь на основании

действий исполнителей» - Слова Яковлева.

«В тот же день, 27 июня, пленум единодушно поддержал проект нового

избирательного закона и утвердил созыв сессии ЦИК СССР для его принятия на 7 июля. И

все же узкое руководство еще раз подкрепило свое желание вынудить широкое руководство

согласиться с неизбежной ротацией — добровольно, мирно и бескровно покинуть властные

посты — еще одной репрессивной мерой».

«29 июня, в последний день своей работы, пленум утвердил новое предложение ПБ

о выводе из состава членов и кандидатов в члены, об исключении из партии четырех

человек «ввиду поступивших неопровержимых данных о причастности их к

контрреволюционной группировке»».

«Тогда же лишились своих постов еще несколько человек, видных и малозаметных».

«Однако все эти сверхжесткие меры, неизбежно приводившие исключенных из

партии, рано или поздно, в тюремные камеры, оказались бессмысленными, так и не привели

к достижению той цели, которую поставила сталинская группа. Они стали всего лишь

своеобразной прелюдией массовых репрессий, начавшихся буквально через несколько дней

по инициативе широкого руководства, перешедшего в контрнаступление».

Гл.18

«Накануне закрытия пленума, 28 июня 1937 г., произошло нечто весьма странное, до

наших дней окруженное плотной завесой тайны. ПБ приняло решение, нигде не

зафиксированное — ни в его обычных протоколах, ни в «особой папке», но тем не менее

существующее, даже имеющее обычный канцелярский номер: протокол 51, пункт 661. Оно

гласило: «1. Признать необходимым применение высшей меры наказания ко всем

активистам, принадлежащим к повстанческой организации сосланных кулаков. 2. Для

быстрейшего разрешения вопроса создать тройку в составе тов. Миронова (председатель),

начальника управления НКВД по Западной Сибири, тов. Баркова, прокурора Западно-

Сибирского края, и тов. Эйхе, секретаря Западно-Сибирского краевого комитета партии».

«Три дня спустя, 2 июля, последовало еще одно решение ПБ, распространившее

экстраординарные права, предоставленные поначалу лишь Эйхе, уже на всех без

исключения первых секретарей ЦК нацкомпартий, обкомов и крайкомов».

«Сегодня достоверно известно только то, что последнее заседание ПБ — до

принятия как первого, так и второго решения — состоялось 23 июня, перед самым началом

открытия пленума. На самом пленуме не прозвучало ни слова, давшего основание для

принятия документа от 2 июля».

«Но как бы то ни было, остается непреложным факт, что решение ПБ появилось

именно 2 июля, после двухдневных переговоров с первыми секретарями. В тот самый день,

в который зафиксирована рабочая встреча только двух членов узкого руководства, Сталина

и Молотова, продолжавшаяся с 2 часов 40 минут дня до 7 часов 45 минут вечера.

Небезынтересно и другое. 1 июля у Сталина побывал фактический руководитель КПК М.Ф.

Шкирятов, а 2 июля — заведующий ОРПО Г.М. Маленков, то есть ответственные

сотрудники аппарата ЦК, напрямую занимающиеся как постоянным контролем за всеми

без исключения членами партии, так и перемещением, назначением и снятием с должности

тех, кто входил в номенклатуру ПБ. И еще одно настораживающее совпадение, если это

можно назвать совпадением: шестеро из девяти первых секретарей, посетивших Сталина в

его кремлевском кабинете 1 и 2 июля, — Варейкис, Криницкий, Багиров, Столяр, Семенов,

Булатов — оказались в числе первых, направивших в Москву на утверждение состав

«троек» и число подлежащих расстрелу и высылке».

«Зачем же Эйхе и его коллегам, если требование о проведении массовых репрессий

исходило также и от них, вдруг потребовались не когда-либо, а именно в середине 1937 г.

столь жесткие, крайние меры? Объяснение пока может быть лишь одно, то, что исходит из

классического положения римского права: «Ищи, кому выгодно». Ну, а

широкомасштабные репрессии, да еще направленные против десятков и сотен тысяч

крестьян, были выгодны прежде всего первым секретарям обкомов и крайкомов. Тем, кто в

годы коллективизации восстановил против себя большую часть населения, которую и

составляли колхозники и рабочие совхозов: верующих — бессмысленным закрытием

церквей; рабочих и служащих — отвратительной организацией снабжения

продовольствием, предметами широкого потребления в годы первой и второй пятилеток с

их карточной системой».

«Столь же выгодными массовые репрессии оказывались и для НКВД, карательной в

основе организации, существование которой после фактического завершения

«разоблачений» и арестов подлинных или мнимых сторонников Троцкого, Зиновьева,

Бухарина теряло смысл. И потому вполне возможно, что Ежов, сам выходец из

партократии, в недавнем прошлом секретарь Марийского обкома, Семипалатинского

губкома, Казахского крайкома, не утратив чувства корпоративности, легко нашел общий

язык с Эйхе, со многими первыми секретарями и согласился с необходимостью как можно

скорее устранить тех, кто непременно проголосовал бы против них, а может быть, и провел

бы собственных депутатов».

«После столь откровенного призыва превратить выборную кампанию в «охоту на

ведьм» не стал удивительным ход четвертой сессии ЦИК СССР седьмого созыва,

открывшейся, как и предусматривалось, 7 июля. На ней, как и на пленуме, с докладом о

проекте «Положения о выборах в Верховный Совет СССР» выступил Я.А. Яковлев.

Практически он повторил все то, о чем говорил десять дней назад: о том, как

обеспечиваются всеобщее, равное и прямое избирательное право и тайное голосование, как

обеспечивается право общественных организаций и обществ трудящихся выдвигать своих

кандидатов; здесь подчеркнул, что статья 125-я Конституции, провозглашая свободу слова,

печати, собраний и митингов, уличных шествий и демонстраций, собственно, и является

гарантией данного права. Рассказал о том, как будут организованы выборы».

«После этого Яковлев резко отрицательно оценил работу советов в целом и

настоятельно предложил выдвигать кандидатами в депутаты новые кадры, черпая из

неиссякаемого, по его словам, резерва — молодежи, женщин, беспартийных. «Советская

демократия, — подчеркнул Яковлев, — не только не боится народа, не только не отделяет

себя от народа, но обращается к массам трудящихся, предлагая трудящимся выставлять

своих кандидатов на заводах, фабриках, в колхозах, совхозах… Неуклонное осуществление

Сталинской конституции и избирательного закона, несомненно, обеспечит на основе

критики недостатков работы советов и выдвижения в советы новых людей (выделено

мной — Ю.Ж.) улучшение работы советов снизу доверху»».

«Однако доклад Яковлева оказался гласом вопиющего в пустыне. Все без

исключения участники начавшихся вслед за тем прений демонстративно игнорировали суть

услышанного. Говорили о чем угодно, только не о главной проблеме».

«На третий день работы сессия ЦИК СССР единогласно утвердила «Положение о

выборах в Верховный Совет СССР». Новая избирательная система, включая

альтернативность, стала законом. Однако массовые репрессии, начавшиеся в те самые дни,

сразу превратили его в ничего не значащий листок бумаги».

«Однако к концу июля положение радикально изменилось: Ежов (или его

помощники) свел воедино данные о намечаемых массовых репрессиях, полученные уже

практически из всех регионов страны. И, несколько скорректировав, сделал их

руководством к действию местных управлений вверенного ему НКВД».

«Приказом устанавливалось: «Уголовники (бандиты, грабители, воры-рецидивисты,

контрабандисты-профессионалы, аферисты рецидивисты, ското-конокрады), ведущие

преступную деятельность и связанные с преступной средой.... находящиеся в лагерях и

трудпоселках и ведущие в них преступную деятельность». Не довольствуясь даже таким

поистине всеобъемлющим перечнем «новых врагов», объявил нарком и о том, что

репрессиям подлежат еще две значительные по численности группы граждан СССР:

«Семьи, члены которых способны к активным антисоветских действиям. Члены такой

семьи с особого решения тройки подлежат выдворению в лагеря или трудпоселки. Семьи

лиц, репрессированных по 1-й категории, проживающие в пограничной полосе, подлежат

переселению за пределы пограничной полосы внутри республик, краев и областей. Семьи

репрессированных по 1-й категории, проживающие в Москве, Ленинграде, Киеве, Тбилиси,

Баку, Ростове-на-Дону, Таганроге и в районах Сочи, Гагры, и Сухуми (регионе, где

находились правительственные дачи — Ю.Ж.) подлежат выселению из этих пунктов в

другие области по их выбору, за исключением пограничной полосы».

Так Ежов определил объект карательной акции. Определил он и время ее

проведения: Приказываю — с 5 августа 1937 г. во всех республиках, краях и областях

начать операцию по репрессированию бывших кулаков, активных антисоветских элементов

и уголовников. В Узбекской, Таджикской и Киргизской ССР операцию начать с 10 августа

с.г., а в Дальне-Восточном и Красноярском краях и Восточно-Сибирской области — с 15

августа с.г.».

«Не может возникнуть ни малейшего сомнения в том, что карательная операция и

задумывалась как предельно жесткое средство, позволявшее воздействовать на выборы и

добиться в ходе их вполне определенных, заведомо необходимых ее организаторам

результатов».

«Так начиналась самая страшная 15-месячная полоса в жизни СССР, почти сразу же

окрещенная в народе «ежовщиной». С каждой неделей массовые репрессии ширились,

поражая не только крестьянство, но и тех, кто развязал против них некое подобие

гражданской войны. А потому сегодня может сложиться впечатление, что реформаторы,

воспользовавшись ситуацией, решили под шумок продолжить расправу со своими старыми

противниками. Уже не прибегая к таким формальностям, как одобрение пленума, они за

три месяца сумели вывести из состава ЦК, КПК и ЦРК шестнадцать первых секретарей,

почти сразу же арестованных, а затем расстрелянных».

«В свою очередь, первые секретари, пока еще остававшиеся на своих постах, не

обращали внимания на происходившее с их коллегами. Как и прежде, они выступали

горячими приверженцами самых жестких, насильственных мер, и не только по отношению

к троцкистам, зиновьевцам, правым, к беспартийной массе крестьян. Пытались проводить

репрессии уже и советских работников на своих подконтрольных территориях с таким

рвением, что ПБ и Сталину, но лишь до конца июня 1937 г., не раз приходилось их

одергивать, резко осаживать. Теперь же, когда они фактически получили полную свободу

действий, их ретивость стала неумолимо оборачиваться уже ничем не ограниченной

«охотой на ведьм»».

«Сегодня уже трудно усомниться в том, что репрессии первых секретарей ЦК

нацкомпартий, крайкомов и обкомов стали неизбежным и логическим развитием давнего

противостояния их с реформаторами, сталинской группой, перешедшего с мая 1937 г. в

новую фазу — безжалостную и кровавую. Но столь же однозначно расценить удар,

нанесенный по другой, не менее влиятельной составляющей широкого руководства —

членам совнаркома СССР — весьма трудно, даже просто невозможно из-за отсутствия

достаточных данных об их политических взглядах. Между тем приходится констатировать,

что урон, понесенный правительством Советского Союза, оказался столь же тяжелым, как

и причиненный ЦК ВКП(б). Всего за три месяца, с июля по сентябрь 1937 г., были

отстранены от занимаемых должностей, а вслед за тем арестованы и расстреляны, что стало

уже правилом, шесть человек».

«С каждой неделей, с каждым днем узкому руководству приходилось убеждаться в

несостоятельности задуманной демократизации страны, неготовности населения принять и

использовать только в собственных интересах новую систему выборов».

«Отрешая первых секретарей ЦК нацкомпартий, крайкомов и обкомов, наркомов

СССР от занимаемых должностей, ПБ поначалу пыталось быть предельно осторожным, не

давая НКВД формального повода для возбуждения следствия».

«Проявилась со всей очевидностью в те летние и осенние месяцы тенденция еще

более угрожающая. Репрессиям теперь чуть ли не непременно стали предшествовать

обсуждения на партийных пленумах и съездах тех, кто оказывался незамедлительно в

опале. Не от НКВД, а от рядовой партийной массы поначалу поступали сведения об

отдельных фактах, порочивших высокопоставленных лиц. Эта, порой достоверная, а подчас

и вымышленная информация ложилась в основание уже чисто политических обвинений.

Все это в совокупности достаточно наглядно демонстрировало, во что неизбежно

выльется задуманная избирательная кампания. Со свободой не только выдвижения, но и

обсуждения каждого кандидата в депутаты, особенно — Верховного Совета СССР, на

открытых собраниях. В атмосфере несомненного массового психоза, деловую критику,

установление единственно требуемого— способен ли данный человек в случае победы на

выборах выражать и защищать интересы тех, кто его выдвинул, — непременно подменит

«охота на ведьм» с ее вечными атрибутами — подозрительностью, торжеством наветов и

инсинуаций, патологической жаждой крови. И скорее всего, начнется самое обыкновенное

сведение счетов, далеко не всегда порожденных политическими разногласиями» (В конце

гл.18).

Гл.19

«Неудачи, преследовавшие сталинскую группу последние четырнадцать месяцев, в

сентябре 1937 г. достигли своего пика. Слишком уж очевидным оказался полный провал ее

радикальных, реформаторских и внешнеполитического, и внутриполитического курсов».

«У весьма значительной массы крестьянства, которой буквально только что

возвратили избирательные права, вновь их отобрали. Мало того, многие крестьяне были

подвергнуты репрессиям. Ни к чему не привели и обе противоречивые попытки обуздать

партократию. Сначала — пойдя ей на уступки, наделив неограниченными правами, затем

— обрушив репрессии против нее. Происходившее свидетельствовало, во всяком случае

для латентной оппозиции, что узкое руководство быстро слабеет, утрачивая былую

монолитность».

«Еще более показательной для характеристики ситуации, сложившейся на вершине

власти, как предельно критической стала судьба Я.А. Яковлева, в которой нашла отражение

суть происходившего — острейшей борьбы из-за альтернативности предстоящих выборов.

К концу августа Я.А. Яковлев и его аппарат практически завершили подготовку всех

документов, необходимых для предстоящих альтернативных выборов. Утвердили в ПБ

образцы избирательных бюллетеней и конвертов для них, удостоверений на право

голосования, счетных листов, протоколов голосования, списков избирателей.

Два из этих документов однозначно свидетельствовали об альтернативности

готовившихся выборов. Так, образец избирательного бюллетеня содержал три фамилии —

разумеется, и они сами, и их число являлись чистейшей условностью. Но уже предельно

безусловным по смыслу был текст, помещенный над ними справа: «Оставьте в

избирательном бюллетене фамилию ОДНОГО кандидата, за которого Вы голосуете,

остальных вычеркните»».

«30 сентября, ПБ в лице Сталина, Молотова и Ворошилова наконец установило дату

созыва пленума — 10 октября, и повестку дня, включающую всего два пункта: «1. Вопросы

избирательной комиссии по выборам в Верховный Совет СССР. 2. Текущие вопросы»"1.

Примечательно, что докладчик по первому вопросу определен почему-то не был».

«2 октября состоялось первое протокольно оформленное заседание

«предварительной» комиссии, ставшей с этого момента комиссией ЦК. В нем приняли

участие члены обоих составов. Первого — Молотов. Сталин, Калинин, Яковлев, Горкин,

Мехлис, Хрущев, Вышинский, Чернышев; второго — Булин, Маленков, Шверник, Косарев,

Хохлов. Кроме того, протокол зафиксировал присутствие еще троих: заведующего

агитпропотделом ЦК А.И. Стецкого, заведующего особым сектором ЦК А.Н.

Поскрёбышева и второго секретаря Ленинградского горкома А.И. Угарова».

«Прежде всего комиссия обсудила ряд чисто технических вопросов <…>. Только

затем последовало самое главное — выборы назначили на 12 декабря, а начало

избирательной кампании — на 12 октября».

«5 октября, на втором и последнем заседании комиссии ЦК (ее протокол не

обнаружен), утвердили тексты постановлений ЦИК СССР о дне выборов и избирательных

округах».

«7 октября устоявшийся, сделавшийся даже до некоторой степени рутинным ход

работы внезапно нарушился. Сталин и Молотов от имени ПБ приняли постановление,

ликвидировавшее прежде декларированное равноправие ВКП(б) и общественных

организаций при подготовке и проведении выборов, — «Об утверждении в партийном

порядке председателей и секретарей избирательных комиссий в Совет Союза и Совет

Национальностей Верховного Совета СССР». Это постановление уже вносилось на

утверждение ПБ 5 октября Маленковым, но так и не было рассмотрено».

«После возвращения из Минска Я.А. Яковлев встречался со Сталиным чаще, нежели

прежде. В августе и сентябре — по пяти раз, а всего за первую декаду октября — даже

шесть. 2 октября, в день протокольного заседания комиссия ЦК, одновременно с

Яковлевым в кабинете Сталина присутствовали Молотов, Ежов и Вышинский, 5 октября —

Молотов, Косиор, Чубарь и Ежов, 8 октября — Молотов, Ежов, Мехлис и Горкин. 9 октября

состав участников встречи существенно изменился. Среди них оказались, помимо Ежова,

члены комиссии ЦК Молотов, Жданов, Мехлис, Горкин, Косарев, Шверник, а также те, кого

только три дня спустя официально введут в состав Центральной избирательной комиссии».

«Сегодня практически невозможно установить, о чем же шла речь 2 и 5 октября.

Присутствие в обоих случаях Молотова и Ежова мало о чем говорит, ибо они являлись тогда

практически непременными участниками всех рабочих встреч Сталина. Лишь появление в

кабинете вместе с Яковлевым еще и Вышинского порождает неуверенную догадку. Может

быть, обсуждался вопрос избирательных прав, к примеру, крестьян. Тех самых, кому их

недавно возвратили, но по решению ЦК от 2 июля намеревались вновь отнять. Более

понятной выглядит встреча 8 октября. Присутствие на ней Мехлиса и Горкина должно

свидетельствовать о том, что темой беседы вполне могли оказаться рабочие детали

подготовки к выборам. Встреча же у Сталина 9 октября только своим составом прямо

указывает на обсуждение и решение чисто практических вопросов предстоящих выборов,

в том числе и согласование состава Центральной избирательной комиссии».

«Наконец, еще одна, промежуточная дата — 7 октября, когда при обсуждении

выборных вопросов Яковлев отсутствовал, хотя, как оказалось, он сохранил свое место в

комиссии ЦК, правда, в явно подчиненной роли. В тот день у Сталина находились Молотов,

Ежов, пробывший всего 15 минут Маленков и пришедший после его ухода Каганович.

Несомненно, Маленкова пригласили лишь для того, чтобы одобрить наконец внесенный им

проект постановления. Но кто был действительным инициатором данного документа?»

«Постановление, совершенно очевидно, выражало интересы только широкого

руководства, не желавшего рисковать во время альтернативных выборов.

Потому-то вполне справедливо высказать следующие предположения. За

документом, серьезно менявшим старые «правила игры», стояли лишь первые секретари.

Маленков мог подготовить проект под непосредственным их давлением, ибо с ними ему

приходилось поддерживать постоянный и прямой контакт. Возможно и иное толкование.

Требования партократии в виде конкретного поручения до сведения Маленкова довел Ежов

как секретарь ЦК и в недавнем прошлом непосредственный начальник Маленкова. Нельзя

исключить и того, что о требованиях широкого руководства, похожих на ультиматум, Ежов

доложил Сталину и Молотову, чем вынудил их после непродолжительного, всего

двухдневного сопротивления смириться и пойти на серьезные уступки партократии.

Возможно, последняя гипотеза и объясняет, почему оригинал постановления был

завизирован сначала Молотовым и лишь потом Сталиным, поставившим вместо обычной

подписи только одну букву инициалов — «И»».

«Но как бы то ни было, можно все же констатировать следующее. К 19 часам 15

минутам 9 октября, когда все посетители покинули кабинет Сталина, общая концепция

выборов, включая и альтернативность, все еще не претерпела существенных изменений. В

своем изначальном виде она была внесена 10 октября на рассмотрение ПБ, которому в

соответствии с традицией и как обычно бывало формально, следовало, обсудив,

обязательно одобрить выступление Молотова на пленуме — в тот же день, спустя час или

два». «В 6 часов вечера в кабинете Сталина собрались Андреев, Ворошилов, Каганович,

Калинин, Косиор, Микоян, Молотов, Чубарь, Жданов и Ежов — все без исключения члены

ПБ и секретари ЦК. Отсутствовали лишь кандидаты в члены ПБ Петровский, Постышев и

Эйхе, которые должны были уже находиться в Москве, но которых по неизвестной причине

в Кремль не пригласили. Через три часа после начала заседания в кабинет вошли Мехлис,

Стецкий, Яковлев и Горкин и пробыли там всего тридцать минут. А через полчаса после их

ухода, в 10 часов вечера, заседание ПБ неожиданно завершилось переносом открытия

пленума на сутки — на 7 часов вечера 11 октября. И утверждением тезисов выступления

Молотова:

1. Как выдвигать кандидатов (колхозы, заводы, конференции).

2. Параллельные кандидаты (не обязательно) (выделено мной — Ю.Ж.).

3. Беспартийных — 20—25%.

4. Порядок формирования избирательных комиссий (в центре и на местах).

Так что же произошло в тот, оказавшийся роковым для судеб политических реформ

в Советском Союзе вечер?

Несомненно одно. Договоренности по проекту постановления пленума и

непременно основанного на нем выступления Молотова достичь не удалось. Большинство

членов ПБ решительно отвергли прежде всего альтернативность выборов, от чего Сталин,

Молотов, Андреев и Калинин еще не смогли отказаться. Скорее всего, солидарную с ними

позицию занял и Жданов, имевший полную возможность выразить несогласие, если бы оно

у него было, накануне, не доводя дело до открытого противостояния.

Выступить же против должны были по меньшей мере пятеро, ибо при девяти членах

ПБ голоса их никак не могли разделиться поровну. Следовательно, некто иной, как

Ворошилов, Каганович, Косиор, Микоян, Чубарь, а также Ежов, и смогли изменить

обычный ход заседания и добиться его продолжения на следующий день, чтобы принудить

сталинскую группу внести в проект постановления пленума и в тезисы выступления

Молотова принципиальные коррективы. Пока еще, на вечер 10 октября, по двум

важнейшим позициям: о необязательности выдвижения альтернативных, или, как их

назвали, параллельных кандидатов в депутаты, а также об установлении строго

фиксированной квоты для беспартийных депутатов — не более четверти от общего

количества членов Верховного Совета CCCР. Даже прозаседав четыре часа, ПБ не сумело

достичь приемлемого для обеих сторон компромиссного соглашения. Изымать же из

проекта постановления все, что было связано с состязательностью при выборах, пришлось

Яковлеву и Стецкому. Во всяком случае, на втором заседании ПБ, 11 октября,

присутствовали они, а не Мехлис и Горкин.

11 октября ПБ заседало с половины четвертого дня до шести, а через час открылось

заседание пленума ЦК ВКП(б). Проект постановления, розданный всем собравшимся, —

«Об организационной и агитационно-пропагандистской работе партийных организаций в

связи с выборами в Верховный Совет СССР» выглядел несомненной уступкой широкому

руководству. Вернее даже, безоговорочной капитуляцией сталинской группы, ее полным и

окончательным отказом от прежних идей и намерений. Ведь уже первый пункт проекта

устанавливал:

«ЦК нацкомпартий, крайкомы и обкомы обязаны тщательно проверить для

утверждения ЦИКами союзных и автономных республик, краевыми и областными

исполкомами состав республиканских и окружных избирательных комиссий».

Та же процедура предусматривалась и при образовании участковых избирательных

комиссий.

Мало того, второй пункт документа уже прямо отвергал то, что предложил Сталин

весной 1936 г. Больше ни о каком свободном выдвижении кандидатов от общественных

организаций речи не шло:

«Партийные организации обязаны выступать при выдвижении кандидатов в

депутаты не отдельно от беспартийных, а сговориться с беспартийными об общем

кандидате, имея в виду, что главное в избирательной кампании — не отделяться от

беспартийных. Отдельное от беспартийных выступление коммунистических организаций

со своими кандидатами только оттолкнуло и отделило бы беспартийных от коммунистов,

побудило бы их к выставлению конкурирующих кандидатов и разбило голоса, что на руку

только врагам трудящихся»».

«Наконец, еще один, пятый пункт проекта не оставлял ни малейшего шанса

свободному волеизъявлению людей.

«Поскольку успех выборов, — отмечалось в нем, — решает политическая и

организационная работа по избирательным участкам, работа по избирательной кампании

должна быть возложена на все райкомы ВКП(б)... На все районные партийные организации

возлагается одинаковая ответственность за ход избирательной кампании»».

«Молотов выступил на пленуме не как требовалось обычно — с докладом и даже не

с сообщением, как объявил председательствующий Андреев, а скорее, с заурядной

информацией. За пятнадцать минут поведал собравшимся лишь о том, что они и без того

могли понять из проекта постановления, и о том, что им предстояло узнать на следующий

день из газет: о создании Центральной избирательной комиссии; о назначении выборов на

12 декабря текущего года. Но в его сообщении содержалось и то, что доводить до всеобщего

сведения не следовало.

«Обсуждался вопрос также о том, — сказал Молотов, — какое количество

беспартийных считать надо нормальным для введения в состав депутатов в Верховный

Совет. Общее мнение политбюро было такое, что надо иметь примерно в среднем для СССР

до 20% беспартийных в составе Верховного Совета». Невольно Молотов обозначил пункт,

ставший, несомненно, одним из главных на двухдневном заседании ПБ. Как можно лишь

догадываться, первоначально доля беспартийных либо вообще загодя не устанавливалась,

либо предполагалась значительно большей, скажем, 40%».

«Наконец, более конкретно, нежели в проекте постановления, высказался Молотов

о подборе кандидатов:

«Вся работа по выдвижению кандидатов должна быть по-настоящему под контролем

и руководством парторганизаций. Тех кандидатов, которых мы выдвигаем вместе с

беспартийными и проводим через собрания... Эти кандидаты предварительно должны быть

должным образом проверены парторганизациями... Есть сообщения от партийных

комитетов, что выдвинутые кандидатуры частично сняты и заменены новыми после двух-

трех дней. Видимо, они были проверены недостаточно». И далее он уточнил ту же мысль:

«Мы их должны утвердить в Центральном комитете партии не позднее 17 октября,

получить по крайней мере на утверждение. Проверка этих кандидатов, которая будет

проходить, потребует много времени для того, чтобы подготовить избирателей к тому,

чтобы провести тех, а не других кандидатов».

Тем самым вполне сознательно Молотов обозначил и еще один важный вопрос,

обсуждавшийся членами ПБ, внесенный, без сомнения, Ежовым с его патологической

страстью проверять всех и вся, разумеется, силами отнюдь не партработников, в

способностях которых к такому роду деятельности он сильно сомневался уже летом 1935

г., а работников НКВД. Его ведомство приобретало таким образом новые права, новый

рычаг воздействия на власть».

«По второму пункту повестки дня, опять же с информацией, не требовавшей ни

обсуждения, ни выработки решения, выступил Сталин. Сухо, коротко уведомил пленум о

том, почему в зале заседания не оказалось непременных для таких важных встреч 24

человек. «За период после июньского пленума до настоящего пленума, — сообщил Иосиф

Виссарионович, — у нас выбыло и арестовано несколько членов ЦК». Далее просто назвал

их поименно».

«Почему-то Сталин не выдвинул в их адрес обычных для таких случаев

политических обвинений. Ограничился тем, что назвал их всех «врагами народа». Поступил

он так, скорее всего, чтобы хоть как-то обосновать их вывод из ЦК. Сталин объяснил

применение репрессивных мер лишь по отношению к четверым».

«И все же очередной удар по широкому руководству ничего уже изменить не мог. С

надеждой провести альтернативные выборы приходилось окончательно распроститься. Их

просто не позволили бы провести. Отказаться пришлось и от разработки новой партийной

программы, помимо прочего, еще и потому, что готовить ее было некому. Партократия в

самоубийственном противостоянии сумела добиться своего — сохранила в полной

неприкосновенности старую политическую систему, теперь лишь прикрытую как

камуфляжной сеткой новой конституцией. Непременный эпитет последней «сталинская»

отныне должен был звучать не верноподданнически, а иронично, если не издевательски,

ибо из нее было выхолощено самое главное.

«Потеряв большую часть своего состава, широкое руководство сумело все же

необычайно укрепить свои позиции, продвинуть своих людей на вершину власти. Завершая

работу 12 октября, пленум избрал Н.И. Ежова кандидатом в члены ПБ, добавив ему к уже

именовавшимся трем еще один пост и сравняв по положению со Ждановым. Теперь Ежов

мог официально курировать собственную деятельность, фактически лишившись контроля

за собой даже со стороны ПБ».

«Так, полной неудачей, завершилась попытка группы Сталина реформировать

политическую систему Советского Союза. В нелегальной борьбе она потеряла Я.А.

Яковлева, А.И. Стецкого и Б.М. Таля, но обрела Г.М. Маленкова. Человека, который уже

через два месяца предпримет отчаянную попытку остановить массовые репрессии. И

именно тогда же попали в номенклатуру ПБ и начали нелегкое восхождение к вершине

власти те, кто очень скоро, всего через несколько месяцев, в крайнем случае через год-

другой, войдет в широкое руководство, начав теснить старых партократов, и составит

новую команду Сталина».