Марксизм – слишком неоднозначное понятие с большим эмоциональным грузом, который будет искажать восприятие, если ограничиться только тем, что было бы полезным включить в Программу. Поневоле приходится писать развернуто. Так что я изложу здесь эти вопросы, чтобы исключить ложное понимание темы, и что-то из моего изложения можно будет взять в Программу.

Также по этому поводу полезно ознакомиться с моими статьями:

• К вопросу о социализме;
• Чертова дюжина вопросов к современному марксизму;
• Критика Школы критического марксизма (ожидается выход этой статьи в 9 номере Эсдека за 2010 год).

1. Мое отношение к марксизму

Я лично считаю себя марксистом. Причем марксистом-ортодоксом, несмотря на то, что так называемые “марксисты-ленинцы” будут резко против, чтобы считать меня ортодоксом. Точно такое же отношение будет у троцкистов, маоистов и, вполне вероятно, у неомарксистов, евромарксистов и представителей других европейских течений, выходящих из Франкфуртской школы. Как я уже говорил, марксизм – крайне неоднозначный термин, что и порождает такую ситуацию. Я довольно рано стал политически активным субъектом. Играть в карты, играть в шахматы, читать и рассказывать анекдоты (в том числе и политические анекдоты) я начал одновременно – в шесть лет. Причем самостоятельно – никто меня не учил. А потому в первый класс советской школы я пришел уже вполне сформировавшимся диссидентом – статьей 58-10 меня пугали с самого раннего детства. То есть в этом году исполняется 47 лет моей политической деятельности. Вы скажете – это все шуточки. Не соглашусь с вами. Советский-то Союз я (в том числе и я) все-таки своими анекдотами раздолбал вдребезги – почти тридцать лет работы. (Хотя, надо сказать, результат получился не совсем тот, на который я рассчитывал. Да и не я тут играл первую скрипку).

Специально хотел бы подчеркнуть, что это все мои собственные разработки, а не результат воспитания. Родители и оба моих старших брата были членами КПСС. Это привело впоследствии к значительным конфликтам, особенно в 80-90-х годах. Но к концу столетия мы перестали конфликтовать. В конце концов, отец вступал в КПСС в 1941 году под Москвой. Ни в 1989, ни в 1991 из партии не вышел, а в последние годы жизни в значительной мере финансировал нашу городскую организацию КПРФ на свою немаленькую персональную пенсию, во всяком случае, его взносы заметно превышали то, что положено по уставу. И уж кто-кто, а он-то имел право на свою позицию – портрет Сталина висел над его кроватью до самой его смерти.

Впрочем, в школе уровень моего диссидентства был небольшим. Я критически относился к политике «партии и правительства», поскольку полагал, что революционная партия была уничтожена в репрессиях 37-го года. И с тех пор КПСС является не ленинской, а сталинской партией. Подобного рода настроения были достаточно широко распространены в то время. Мою идейную позицию в школьные годы можно охарактеризовать как стихийный марксизм, и как последовательный антисталинский ленинизм.

Это уже в студенческие годы, прослушав университетский курс марксизма-ленинизма, я пришел к выводу, что в 1917 году правы были не большевики, а меньшевики. Что проблема не в Сталине, а в Ленине. Тогда же я вступил в подпольный антисоветский кружок, созданный студентами-физиками. Впрочем, кружок просуществовал недолго – развалился из-за идейных разногласий.

Существенным моментом в моей идейной эволюции стал 1977 год, когда один мой друг в разговоре бросил мысль, что вполне понятно – почему инженеры угнетаются в СССР. Власть-то принадлежит рабочему классу. Когда шла Промышленная (паровая) революция, основным угнетаемым классом были рабочие. Теперь же идет Научно-техническая революция, а потому максимум угнетения достается инженерам. Именно эта идея и лежит в основе моей Ноосферной революции, которую я с того момента начал разрабатывать – в уме, поскольку сохранять черновики в те годы было по меньшей мере неосторожно. Впервые Ноосферная революция была изложена на бумаге в 1990 году. Я потом подходил к этому другу – насчет того, чтобы раскрыть его авторство идеи, но он предпочел сохранить инкогнито. Именно с 1977 года я стал сознательным, а не стихийным марксистом. Эта вскользь брошенная идея позволяла найти и устранить логическую дыру в самом концептуальном ядре марксизма – в Манифесте Коммунистической Партии. И, таким образом, ортодоксальным марксизмом становился не марксизм Каутского-Плеханова, и тем более не троцкизм, не марксизм-ленинизм со своими клонами – сталинизмом и маоизмом. Ортодоксальным марксизмом становилось то направление развития, которое предложил в свое время Э.Бернштейн, а потом пытались развивать австромарксисты, но не смогли исчерпывающе его обосновать, поскольку само понятие «Научно-техническая революция» появилось позднее.

Что же до того, что Маркс не применял понятие «регулирование рынка», а настаивал на жестком планировании, то – побойтесь Бога! Откуда бы Маркс мог взять понятие регулирования рынка, понимание того, что рынок представляет собой систему согласованных автоколебаний? Для этого как минимум надо было прежде разработать саму теорию автоколебаний. А сначала хотя бы просто сконструировать радиоприемник с колебательным контуром. Вот и выдвинул он идею не регулирования, а планирования – единственное, что он мог выдвинуть в свое время. Но в наши-то дни настаивать на планировании вместо регулирования – это же все равно, что взять часы кукушку, вырвать маятник, вставить вместо него рычаг, а потом поставить специального человека, чтобы рычаг качал и периодически кричал: "Ку-Ку! Ку-Ку! Ку-Ку!" Вот примерно так выглядят современные марксисты-ленинцы, отрицающие рынок.

Вообще, в позднем СССР существовало подпольное течение марксистов, которое жестко подавлялось КГБ. Классово-антагонистический характер советского общества в брежневские годы констатировался рядом исследователей: В. Ронкин и С. Хахаев "От диктатуры бюрократии к диктатуре пролетариата" (Ленинград, конец шестидесятых), в Горьком в 1968 г. пятеро студентов написали работу "Социализм и государство", в 1968г. Ю. Вудка из Рязани написал брошюру "Закат капитала", В. Спиненко (Свердловск, 1971) написал работу "Рождение новых классов и борьба при социализме", в 1977 г. вышла работа А. Зимина "Социализм и неосталинизм", "Тезисы по научному коммунизму" А. Кармин — середина 70-х годов. Были лекции Г. И. Куницына, распространявшиеся на магнитных лентах. С началом Перестройки в Казани начал издаваться подпольный (неформальный) журнал Марксист", который даже послужил основой создания общесоюзной Партии Диктатуры Пролетариата, правда, оставшейся карликовой. Да к тому же редактор журнала, увидев, что получилось, отказался вступать в эту партию.

К счастью работы Куницына попались мне после 1977 года, когда у меня уже была собственная позиция. А то, возможно, они увели бы меня в сторону от правильного развития – уж слишком талантливо он пропагандировал марксизм-ленинизм.

2. Кризис марксизма

Наличие логической дыры в самом концептуальном ядре марксизма – Манифесте Коммунистической партии – порождает кризис современного марксизма. Именно в результате этого возникла ситуация, когда и большевики, и меньшевики обосновывали свою политику положениями марксизма. Марксизм внутренне логически противоречив. Если использовать марксизм как социологическую теорию, это противоречие необходимо устранить. При этом я полагаю, что основным содержанием марксизма является Исторический материализм. Все, что Истмату противоречит, должно быть устранено.

Троцкисты, марксисты-ленинцы, сталинисты и маоисты, на мой взгляд, не являются марксистами, поскольку все эти течения вышли из ленинизма. А Ленина, начиная с Октября 1917 года, а в еще большей мере с момента, когда были подавлены германская и австрийская революции, марксистом считать нельзя – смотрите его Апрельские тезисы. Ленин исходил из победы европейской революции. А потому, когда эта революция не состоялась, он порвал с Историческим материализмом, и его следует считать Историческим идеалистом.

Работа Франкфуртской школы, фрейдомарксизм, конечно, имеют самостоятельное значение – именно как развитие фрейдизма, применение психоанализа в социологии, однако все это по определению не может считаться марксизмом, поскольку психологические школы в истории существовали и до Маркса, и Маркс приложил большие усилия для борьбы с этими подходами, для обоснования материалистического взгляда на Историю.

Вообще, если говорить о макросоциологии, то она должна быть материалистической, поскольку тут в дело вступает закон больших чисел и статистические зависимости становятся вполне определенными. Психологические подходы могут иметь место в социологии малых групп, где слабо работает закон больших чисел. Например, когда мы начинаем анализировать возможные действия «членов Политбюро ЦК КПСС», как в свое время американцы затрачивали огромные усилия на такой анализ. Но поскольку такие малые группы могут стоять в ключевых точках социума, то есть их «человеческий фактор» может оказывать влияние на Историю, то и учет этого человеческого фактора имеет смысл. Только я хотел бы подчеркнуть, что:

1. сначала все-таки надо проводить марксистский анализ с точки зрения Исторического материализма (формационной теории);
2. потом уточнять этот анализ с помощью Цивилизационной теории – для учета специфики конкретной страны;
3. если потребуется рассмотреть конфликт между несколькими странами, то далее можно применить Геополитику;
4. потом выделять ключевые элитные группы, проводить их психологический анализ и делать предположения об их возможном поведении, как коллективов, так и отдельных личностей.

Вот именно в такой последовательности, на мой взгляд. То есть, начиная с наиболее объективных социологических дисциплин, идти в направлении усиления субъективизма.

Если же эту последовательность нарушить, то (наиболее частая ошибка!) теряется разница между возможным-невозможным с одной стороны и желательным-нежелательным с другой. И люди начинают рассуждать о желательности (нежелательности) какого-либо события, не решив вопрос о пределах возможного. Другое дело, что это работа для большого коллектива – в одиночку она неподъемна.

Из всех марксистских течений наиболее правильное развитие теории пытался сделать Э. Бернштейн, хотя он не был поддержан большинством эсдеков и его обозвали ревизионистом. Не в последнюю очередь это произошло потому, что он не смог до конца обосновать свою позицию с точки зрения марксизма. Подчеркну – и не смог бы до тех пор, пока Рузвельт не провел свои реформы, то есть до 33 года. Да еще какое-то время должно было пройти, чтобы результаты проявились и были осознаны. Бернштейн же умер в 1928 году.

Следом наиболее правильное развитие теории пытались сделать австрийцы – это К. Реннер, О. Бауэр, М. Адлер, Р. Гильфердинг, В. Адлер. Кстати, они же выдвинули и наиболее внятную позицию по национальной проблеме. Основные положения австромарксизма:

• Концентрация капитала в крупных банках, находящихся под контролем правительства. Таким образом, обеспечивалось превосходство ссудного капитала над промышленным. Крупные банки смогли бы регулировать процентную ставку, чтобы снизить размер предпринимательской прибыли.
• Создание потребительских кооперативов в промышленности и сельском хозяйстве.
• Развитие местного самоуправления.

Во всяком случае, именно австромарксисты предлагали выйти из Великого Кризиса 1929 года путем регулирования рынка – то, что в 1933 году совершил Рузвельт. К сожалению и германскую (Бернштейн и его последователи) и австрийскую (австромарксисты) социал-демократию накрыла волна фашизма. После же Войны австрийские эсдеки от австромарксизма отказались. Тут как раз сказался человеческий фактор – Гильфердинг умер в 1941, Бауэр в 1938. Только К. Реннер дожил до 1950. Но он вообще странный кадр – в свое время поддержал аншлюс Австрии.

Таким образом, именно тогда, когда появился социологический материал, который позволял бы строго и исчерпывающе обосновать направление Бернштейна, школа марксизма оказалась физически прервана.

Следует отметить и американских постмарксистов – Бэлла с Гэлбрейтом, они мыслили в правильном направлении, но поскольку специально старались уйти от марксизма, то сделали несколько ошибок. В частности, они правильно отметили роль НТР в становлении постиндустриального общества, но не учли, что революция в базисе производит пару антагонистических классов – Менеджеров и Инженеров. Постмарксисты же смешивают их в одном Креативном классе. Такая ошибка где-то понятна, учитывая некоторую утопичность взглядов постмарксистов. Так в свое время Сен-Симон также объединял капиталистов и наемных рабочих в единый класс «индустриалов», не понимая характера противоположности интересов между ними и пропо¬ведуя сотрудничество классов. Происходит это потому, что в момент возникновения нового способа производства, когда он еще не победил окончательно устаревающий способ производства, эта пара вновь возникающих классов противостоит старой элите, то есть заинтересована в союзе, а не в конфликте. Но как только формационный переход завершается, старые конфликты уходят в прошлое, и основным становится антагонизм между этой парой новых классов.

Был еще так называемый Аналитический марксизм 80-х годов. Но он, по-видимому, остался течением среди университетских профессоров Англии и США. Они пытались развивать марксизм, применяя общую теорию систем, теорию игр, математическую логику. Однако я подчеркиваю – любое развитие марксизма будет бессмысленным, если не устранить логическое противоречие в Манифесте Коммунистической Партии, о котором я все время говорю.
Смотрите по этому поводу:

• Ноосферная революция
• Чертова дюжина вопросов к современному марксизму
• Ноосферная революция как неомарксизм
• К вопросу о социализме

Все это и определяет кризис марксизма в том виде, в каком он сформировался к концу ХХ столетия. Тем более, этот кризис углубился после развала СССР.

3. Отношение к марксизму социал-демократов

С началом Перестройки появилась надежда на выход из подполья марксистского движения. Я был первым членом СДА в Татарии – заявление о вступлении я передал П. Кудюкину в феврале 1990 года. Правда, я несколько запоздал со стартом и на Съезд СДА не попал. Но я успел инициировать создание Казанской С-Д организации, и мы участвовали в 1 съезде СДПР, где присутствовало несколько живых (выживших) меньшевиков.

К сожалению, старт СДПР оказался неудачным. Одна из главных причин – идеология. С подачи европейцев СДПР декларировала себя как неидеологическая партия. В результате нормальная идеологическая дискуссия организована не была. А ведь развал СДПР на несколько разлетевшихся фракций как раз и был вызван идеологическими разногласиями. Но если дискуссии нет, нет, следовательно, и возможности утрясти позиции и прийти к какому-то компромиссу. Вместо дискуссии сразу же началась борьба фракций, и вместо попыток прийти к компромиссу возобладало желание жестко продавить свою позицию, опираясь на формальное большинство. Все это усиливалось иллюзией близости к власти, желанием уцепиться за эту власть, то есть попытками делить шкуру неубитого медведя. Как выясняется, все три наших первых сопредседателя страдали этим недостатком – нежеланием вести идеологическую дискуссию. Я подчеркиваю – идеологическую. Программные дискуссии они вполне поддерживали. Но как раз программные дискуссии в условиях конфликта идеологий и приводят к расколам. Невозможно договориться по программе, если идеологии находятся в конфликте. И главный идеологический конфликт был конфликт с либералами – как раз именно он создавал различное видение программы действий.

Наиболее массовая идеология наших эсдеков была взята у европейцев. Европейцы же отошли от марксизма. Но если в Европе господствовал не столько анти-марксизм, сколько не-марксизм, то в нашей-то стране с многолетним господством КПСС, декларировавшей свою идеологию как марксизм, марксизм-ленинизм вызывал резкое отвращение в широких народных слоях, и эсдеки не были исключением. А потому все мои 20-летние попытки донести суть моих взглядов до эсдеков успехом не увенчались. Попытка развязать идеологическую дискуссию пока также не является успешной. Мои оппоненты спорят не со мной. Сложные вопросы, которые требуют для изложения развернутой статьи, а возможно и не одной, оппоненты просят изложить в короткой реплике. Потом они начинают спорить, но опять таки не со мной, поскольку моих статей не читали, а с тем, что они довольно хорошо знают – с марксизмом-ленинизмом.

Это само по себе хорошо. Марксизм-ленинизм – ложное учение. Но я-то тут причем? Вообще дискуссии, так как они идут, к примеру, в С-Д рассылке, очень напоминают дискуссию Остапа Бендера с ксендзами, когда он убеждал Козлевича вернуться:
– Бога нет! – сказал Остап
– Есть! Есть! – сказали ксендзы.

В результате эсдеки сдвигаются или к коммунистам, вплоть до отказа от противостояния сталинизму, либо к патриотам, как в свое время Александр Митрофанович Оболенский, либо к либералам, как в свое время Олег Румянцев, или вот уже последнее время Павел Кудюкин. А вариант собственно социал-демократического развития, предложенный в свое время Э. Бернштейном, продолженный австромарксистами, но прерванный войной, и выброшенный после войны за ненадобностью европейскими эсдеками, в упор не видят. Подчеркнем – европейские эсдеки, отказавшиеся от этого пути, сами оказались в кризисе и пока что выхода из кризиса не предложили.

Вот посмотрите, как спорит со мной, к примеру, Маслов Владимир Николаевич на примере наших реплик в С-Д рассылке – моей от 14 июля 2010 в 11:57 и Маслова 19 июля 2010 в 22:57.
Мальцев: Но если синтеза не произошло, а произошла победа одной из сил, то не произошло самоотрицание отрицания. А просто провал на предыдущий уровень. Так в 1917 году большевики ввели военный коммунизм, то есть отменили частную собственность.
Маслов: На какой такой предыдущий уровень произошёл провал с введением военного коммунизма? Ты же сам пишешь, что произошла отмена частной собственности. Т.е. произошёл перегиб, причём колоссальный перегиб. А что такое самоотрицание? И как это частная собственность исчезнет сама собой? Мне это непонятно. Во всех странах частная собственность превращается в государственную с помощью законов о национализации.

Итак, Владимир Николаевич спорит со мной. При этом он знает, что я – марксист, то есть мои утверждения следует трактовать в рамках марксизма, в рамках системы терминов, принятых в марксизме. При этом сам Владимир Николаевич окончил советский ВУЗ, то есть должен по определению владеть этой системой терминов.

Если мы говорим о частной собственности и об ее отмене – провале, переходе на предыдущий уровень, следовательно, так и надо понимать мои высказывания. Какой был уровень до появления частной собственности? Очевидно, первобытно-общинное общество, первобытный коммунизм. И именно с ним я и сравнивал военный коммунизм большевиков. Произошел провал на предыдущий уровень, обмен резко примитивизировался, деньги исчезли из обращения, а их роль на себя взяли спички, соль и табак – так, как это происходит в обмене примитивных племен.

Что такого непонятного я тут сказал?

Что такое самоотрицание? Но ведь Владимир Николаевич должен же знать, что отрицание отрицания только тогда является развитием, когда происходит не внешнее отрицание, вот как большевики взяли и отменили частную собственность. Скажем, их муха укусила. А диалектическое отрицание какого-либо явления происходит тогда, когда это именно самоотрицание, отрицание в результате собственного внутреннего развития. И о самоотрицании частной собственности, ее превращении в общественную в современном мире я писал во многих работах, да вот хоть в этих двух – "О научности теории Маркса" и "Анти-Поппер". И если Владимир Николаевич их не читал: «Ну, а твой "Анти-Поппер" прочту, когда будет время» – то, что же я-то могу сделать?

Так с чем же он спорит? С тем, что частная собственность превращается в государственную при национализации? Да, это одно из положений марксизма-ленинизма.
Ко мне-то это какое отношение имеет? Да и, кроме того, какое отношение имеет государственная собственность к общественной? Это существенно разные виды собственности.

Если же Владимир Николаевич не согласен с марксизмом как концепцией, то и надо спорить с марксизмом в целом, а не дискутировать по поводу отдельных положений, к тому же понимаемых оппонентами в рамках разных систем терминов. Вот и получается – Бога нет! (Остап) – Есть! Есть! (ксендзы). Пойдем дальше.

Маслов: А в настоящее время идеологи марксизма в европейских странах сдают одну позицию за другой.
Мальцев: Что значит одну позицию за другой? Какую именно позицию я тебе сдал?
Маслов: Не про тебя речь. Ты же знаешь, какие мощные коммунистические партии были каких-нибудь 30 лет назад в Италии, Франции, Испании. А что осталось от них сейчас?

В огороде бузина, а в Киеве дядька.

Ко мне-то это все какое отношение имеет? Какое отношение коммунистические партии Италии, Франции и Испании имеют к марксизму? Решительно не вижу какой-либо связи. А даже, если они и имеют какое-то отношение (но не к марксизму, а к марксизму-ленинизму), то на каком основании это все выдвигается как аргумент против меня?

И спор на таком уровне продолжается уже много лет. Воля ваша, но у меня терпение начинает заканчиваться. Недалеко время, когда я не смогу уже дискутировать в печатных работах, поскольку у меня реплики станут исключительно непечатными. Коллеги, если уж вы спорите со мной, то спорьте, пожалуйста, именно со мной, а не с каким-то абстрактным дядькой, который и живет-то не в России, а совсем наоборот – в Киеве.

4. Отношение к марксизму социал-демократической партии

Какое должно быть отношение к марксизму у нашей партии?

Марксизм – это макрсоциологическая теория. Инструмент прогноза. И именно в таком качестве его и надо использовать. Для того чтобы составить программу действий, полезно знать – как идут процессы. Чтобы представлять негативный сценарий развития, который мы хотим исключить. Чтобы представлять веер возможностей. Чтобы представлять пределы возможного.

Самое главное, что мы должны выяснить – характер текущего кризиса. И характер надвигающегося формационного кризиса. И мне представляется, что текущий кризис неплатежей и надвигающийся формационный кризис – это разные кризисы.

Текущий кризис вызывается незаконченностью социалистической революции, недостроенностью кейнсианского государства благосостояния, и даже либеральной ревизией кейнсианства. Это государство, по Марксу, должно иметь всемирный характер в результате Мировой революции. Современное же социальное государство было построено только в развитых странах – локально. В развивающихся странах ни о каком кейнсианстве и не слышали. Ну а если Мировое государство кому-то не нравится (Маслову Владимиру Николаевичу, к примеру), то все равно надо распространить кейнсианство на большинство стран мира. На Россию-то во всяком случае. И если у вас есть способ достичь этого без одновременной глобализации государства, то флаг в руки – такой вариант тоже сработает. Главное, что мы должны достичь – во всех странах, где есть промышленность, куда промышленность может убежать из развитых регионов мира, вот во всех таких странах должны взиматься налоги на европейском уровне, должна выплачиваться зарплата на европейском уровне и должны действовать социальные гарантии, то есть социальные выплаты – на европейском уровне. И законодательство по охране окружающей среды также должно действовать на европейском уровне. То есть, если какая-нибудь ТНК в Европе применяет одни законы по охране Природы, а в Африке – совсем другие, и уже не по охране, а по уничтожению Природы, то такая ТНК не имеет права на существование. Она должна конфисковываться, в ней должно вводиться внешнее управление, на крайний случай – вытесняться с рынка и так далее. Только мне это представляется сомнительным. Нам все равно придется глобализовать государство – кризисы заставят. Вряд ли возможно скоординировать все те предложения, что я тут внес, в рамках конгломерата независимых государств. И думать надо не о том – как избежать Мирового государства, а о том – что с ним делать, чтобы не схлопнуться как цивилизации. Об опасности глобального государства Владимир Николаевич, в общем, верно рассуждает.

Ну да ладно – текущий кризис.
На нас ведь накатывает еще и формационный кризис. А мы пока не поняли – каков у этого кризиса характер. Ранее мы полагали (я, во всяком случае), что этим кризисом окажется связанная между собой группа кризисов, как то: экологический, климатический, энергетический, демографический и так далее. И в этом смысле я и высказывался, к примеру, в "Ноосферной революции". В принципе, на эту тему высказывался еще Римский клуб. Да и наши специалисты по глобальному моделированию. Однако последнее время я начал сомневаться, что это так. Климатический кризис может быть не кризисом, а нормальным геологическим процессом, признаком смены геологических эпох. Я вообще полагаю, что в 2005 году закончился четвертичный геологический период и начался новый геологический период, которому пока еще не придумали названия. Скажем – пятеричный. Я об этом уже высказывался ранее: А. А. Мальцев. Нелинейная шкала исторического времени – Ноосфера– №2 – 1998 год (Компьютерный журнал издания Казанской ТО СДПР был депонирован на узле FIDO 2:5049/3). Признаки конца геологического периода налицо – это и изменение климата, и массовое вымирание биологических видов, а именно по этим признакам границы периодов чаще всего и фиксируют.

С экологическим кризисом последнее время успешно борются. В России, к примеру, в результате коллапса промышленности резко улучшилось состояние экологии. В Казанке, например, даже раки появились, а уж на что грязная речка была. Да и вообще – это вопрос энергии. Будет энергия – будут очистные сооружения.

Демографический кризис кризисом является только, если нет свободной энергии. Если есть, то увеличить выход сельхозпродукции не представляется сложным.
Казалось бы кризисом является топливно-энергетический. Однако это опять же – на первый взгляд. Лумпов Андрей Иванович сообщал, что проект термоядерной электростанции находится в стадии готовности проектной документации. Надо строить. А это резко сведет на нет проблему исчерпания углеводородов. Вопрос останется с мобильными энергоустановками, к примеру, автомобилями. Но и эта проблема решаема. Уже сегодня возможно создание двигателя, работающего на азотном топиливе. Или посмотрите вот эту статью. Горючее для такого двигателя способна поставлять наша промышленность, что производит сельхозудобрения. И в сегодняшних ценах это топливо будет в два-три раза дешевле бензина. А при массовом производстве – вероятно еще дешевле. К тому же по выбросам эти двигатели будут более экологичными, а это – существенная часть мировых загрязнений. Уже сегодня такие двигатели можно строить – по габаритам двигатель будет примерно таким же, топливный бак потребуется несколько большего объема – но этому противятся, прежде всего, нефтяные компании.

Так что со всеми кризисами можно бороться. И вот тут мы возвращаемся к формационному кризису – что под этим понимать? Под формационным кризисом следует понимать кризис, который порождается способом производства. То есть ранее – на этапе предыдущих формаций – такой кризис в принципе возникнуть не мог.

Далее – справиться с формационным кризисом в рамках формации невозможно. Для его преодоления необходимо изобрести новый способ производства и перейти к следующей формации.

Все перечисленные выше кризисы этими особенностями не обладают. Они вполне могли бы возникнуть и при обычном фабричном производстве, вовсе не обязательно для них иметь развитую сеть НИИ и постиндустриальное общество. Просто фабричное производство надо было бы сделать глобальным – вот вам и исчерпание углеводородов. А без определения характера формационного кризиса, мы вряд ли сможем догадаться – какой именно способ производства возникнет. То есть о следующей формации мы пока можем только гадать.

К счастью это пока не горит. Время, когда на нас формационный кризис накатит – где-то конец столетия. (Будем надеяться, что я не ошибаюсь.) Пока с нас хватит и ползучей либеральной контрреволюции (эрозии европейского государства благосостояния). Нам надо этой эрозии противостоять, но еще более важно – вытаскивать Россию в состояние государства благосостояния.

Когда цель поставлена, возникает вопрос – кто будет субъектом преобразований? На какой класс можно опереться? Определение этого класса без марксизма также невозможно. Собственно, это одна из задач марксизма. Здесь она у нас распадется на две. Нам необходимо определить основного субъекта перевода России в государство благосостояния, то есть завершения социалистической революции. И нам необходимо будет определить субъекта будущего формационного перехода. Раньше подобные задачи были разнесены по времени, поэтому и смена класса-гегемона не была резкой. Сейчас же время сжалось, похоже, что у нас класс-гегемон тут же перестанет им быть, как только задача будет решена. И придется переключаться на следующего гегемона. Европейские изыски типа «Нового Среднего Класса» тем более нам тут не помогут – действовать придется в режиме реального времени, а не ждать, пока еще этот Новый класс у нас возникнет.

Вообще, похоже, что это одна из особенностей России. Сто лет назад буржуазия в России также оказалась неспособна провести буржуазные преобразования. Отсюда и возникла теория перманентной революции Троцкого. Не на пустом же месте он за 11 лет предсказал расстановку классовых сил в грядущей революции, что блестяще подтвердилось в 1917 году. Просто при этом он вляпался в большевизм, пошел на союз с Лениным. И уроки из этой трагической истории мы должны извлечь.

Ну и, наконец, определение основного конфликта формации. Этот конфликт на всем протяжении ХХ столетия и на всем протяжении текущего столетия был и будет один и тот же – конфликт между Номенклатурой (менеджерами) и Инженерами (Информационными работниками). В широком смысле это конфликт между чиновниками и народом. Основной конфликт – это конфликт, который затрагивает максимальное количество народа, то есть наиболее мобилизует протестные массы. Вот это все мы с помощью марксизма и определяем. А уж что будет со всем этим делать социал-демократическая партия, это проблема самой социал-демократической партии. Может взять на вооружение. Может принять к сведению. Может в корзину выбросить.

5. Отношение к другим идеологическим концепциям

Тут надо остановиться еще на одном вопросе.

В свое время марксизм зародился как научная социологическая концепция, в общем, стоящая в ряду однотипных научных концепций того времени. Эволюционная теория Дарвина была создана практически одновременно с марксизмом. И в рамках научной картины мира того времени научная концепция могла быть только одна. Именно поэтому марксисты-ленинцы-сталинцы и превратили свою теорию в «Единственно Верное Учение». К тому же в политике накал страстей гораздо выше, чем вообще в науке. Впоследствии это привело к тому, что любые другие идеологические подходы в СССР жестко преследовались. Что и вызывает отвращение к марксизму и марксистам – поскольку именно так себя именовали большевики.

Однако в начале ХХ века произошла научная революция в физике, что существенно изменило научную картину мира. К концу столетия этот процесс произошел и в социологии под названием   постмодернизм – смотрите  Анти-Поппер.
Также смотрите мои статьи:

Субъективная Вселенная – Ноосфера – №3 – 1998 год (Компьютерный журнал издания Казанской ТО СДПР был депонирован на узле FIDO 2:5049/3);

О cубъективности Вселенной.
В них я провожу принцип относительности философской системы координат, равноправности различных философских систем координат, произвольности выбора нами такой системы.

Это важно, в частности, по такой причине. Сто лет назад было время материализма. Начиная еще с Ренессанса материалистическая тенденция в Человечестве нарастала. Но сейчас ситуация изменилась – пошла обратная отмашка маятника, как сказал бы Маслов Владимир Николаевич. Происходит возрождение религии, повышается интерес к мистике. Вообще, Вселенная оказалась гораздо более субъективной, чем мы думали. Вот и споры о научной парадигме идут уже не одно десятилетие. Еще Налимов с Дрогалиной поставили эту проблему в 70-х годах прошлого века. В таких условиях может оказаться идеологически эффективным не упор на материализм исторического процесса, хотя я не предлагаю отказываться от этого направления идеологии, а, наоборот, развитие в рамках социал-демократии течения христианских социалистов.

То есть нам, по сути, необходимо создать несколько равноправных Программ, написанных в рамках различных идеологически-философских систем. Непременное условие – эти Программы должны подчеркивать или хотя бы оговаривать непротиворечие их друг другу.

Скорее всего, у этих программ должен быть некоторый единый блок, общий для всех них. То есть программа конкретных действий. А идеологическое обоснование как раз может различаться.
Только тогда мы сможем создать современную постмодернистскую партию.

Лысая Гора

август 2010 г.

В оглавление