ВОПРОС КРИТЕРИЯ НАЛИЧИЯ/ОТСУТСТВИЯ КАПИТАЛИЗМА КАК ФОРМАЦИИ.

Андрей А. Мальцев

Многолетние попытки развернуть дискуссию по проблемам современного марксизма выявили проблему формулировки критерия капиталистической формации. Когда я утверждаю, что формационный переход от капитализма к следующей формации (неважно, как именно эту следующую формацию называть — социализм или же постиндустриальное общество) произошел в первой половине ХХ века не только в России (СССР), но и в развитых странах Мира, то обсуждения такого утверждения не возникает, поскольку все упирается в критерий наличия/отсутствия капитализма. При этом я, выдвигая такое утверждение, исхожу из механизма формационного перехода, описанного Марксом и Энгельсом в Принципах коммунизма и в Манифесте Коммунистической партии, где существенным признаком возникновения новой формации (в этих работах капиталистической) является революция в средствах и способах производства — Промышленная революция. А потому я утверждаю, что и следующая революция в средствах и способах производства, Научно-техническая революция, не могла не привести к возникновению новой формации или, что то же самое, к переходу от капитализма к пост-капиталистической формации, как бы ее ни называть.

Мои же оппоненты, придерживающиеся традиционного марксизма, утверждают, что суть капиталистического способа производства есть самовозрастание капитала, его производство как увеличенной стоимости, и одним из основных критериев капитализма является свобода наемной рабочей силы. Постиндустриальное производство на современном Западе точно так же служит для расширенного воспроизводства капитала, как и фабричное или даже мануфактурное производство XVII-XIX веков. Наемная рабочая сила точно так же нанимается на работу — неважно, является ли эта сила фабричным рабочим XIX века или инженером-исследователем в каком-нибудь современном НИИ или КБ. А потому нет никаких причин говорить, что капитализм сменился какой-то другой общественно-экономической формацией. И дискуссия глохнет, вопросы рассогласования имеющихся в марксизме прогнозов и объективной социальной реальности никто не обсуждает.

Но давайте рассмотрим сами эти критерии, по которым делается вывод о наличии или отсутствии капиталистической формации.

Вот что говорил К.Маркс: «Прежде всего движущим мотивом и определяющей целью капиталистического процесса производства является возможно большее самовозрастание капитала, т. е. возможно большее производство прибавочной стоимости...» [Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т1. Кн.1. – М.: Политиздат, 1988. – С.342.] И далее, описывая самую первую форму капиталистического производства — кооперацию: «капиталистическая форма кооперации с самого своего начала предполагает свободного наемного рабочего, продающего свою рабочую силу капиталу.» [Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т1. Кн.1. – М.: Политиздат, 1988. – С.345.] Вот со времен Маркса свобода рабочей силы и является в марксизме одним из основных критериев капитализма.

Этой же позиции придерживался Каутский. Вот как он описывает самый момент зарождения капитализма: «Как раз к тому времени, когда в среде купцов возник сильный спрос на рабочие руки, целая масса рабочих лишилась всего, что имела, и была выброшена на улицу, где богатым купцам оставалось только подобрать их.» [Каутский К. Эрфуртская программа. ¬ – М.:Книгоиздательство Е.Д.Мягкова «Колокол», 1905. – С.37]. То же самое он повторяет в «Очерках и этюдах по политической экономии» [Каутский К. Очерки и этюды по политической экономии. – Спб.:изд.Луч,1905 – 104с.]

Такой же позиции придерживался и В.И.Ленин с самых своих первых работ. Вот, к примеру, «Проект и объяснение программы С-Д партии»: «Вот эту-то эксплуатацию наемного труда, которая лежит в основании современного общества, крупные фабрики доводят до высшей степени развития.» [Ленин В.И. – ПСС – Т.2. – С.93-94] Точно также и в работе «Развитие капитализма в России» он приводит в качестве одной из основных характеристик капиталистического производства наличие наемной, то есть лично свободной рабочей силы [Ленин В.И. – ПСС – Т.3 – С.25.]. Или в работе «Экономическое содержание народничества»: «капитала, т. е. того отношения между людьми, при котором в руках одних скоплены деньги – продукт общественного труда, организованного товарным хозяйством, – а у других нет ничего кроме свободных рук» [Ленин В.И. – ПСС – Т.1 – С.391.].

Вообще, эта позиция характерна для любых исследователей, придерживающихся марксизма. Вот, например, что говорит Туган-Барановский по поводу дореформенной России: «Петр не может считаться насадителем капиталистического производства в России по той простой причине, что вызванная им крупная промышленность не была капиталистической. Социальное и экономическое положение тогдашней России было таково, что капиталистическое (т. е. основанное на наемном труде) производство у нас было невозможно. Для последнего не хватало в России самого важного условия – класса свободных рабочих. /.../ Вместо капиталистической промышленности, развивающейся в это время на Западе, у нас возникло крупное производство, основанное на принудительном труде.» [Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. – Т.1. – Спб.: Наша жизнь, 1907, – С.20,24]. То есть, на том только основании, что крестьянство (основное население страны) было закрепощено, а потому фабрики вынужденно использовали крепостной труд, возникшей после Петра промышленности отказывается в капиталистическом характере.

Итак, капиталистический способ производства описывается исключительно в терминах производства прибавочной стоимости и увеличения капитала, а свобода наемной рабочей силы выступает при этом как один из существенных признаков наличия капитализма как формации.

Внимательнее рассмотрим, однако, как Маркс описывает в Капитале само возникновение капитализма.

Как это сказано в Предисловии к первому изданию, капитализм и его законы исследуются на примере Англии [Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т1. Кн.1. – М.: Политиздат, 1988. – C6.]. Но если это оправдано для выведения законов развитого капитализма (естественно, что для этого надо исследовать наиболее развитую страну), то такой подход может оказаться неверным для исследования процесса зарождения капитализма, появления новой формации. А ведь основой данной статьи как раз и послужил вопрос — возникла ли уже новая пост-капиталистическая формация или еще нет?

Возьмем хотя бы процесс появления огромных масс свободного ничем не занятого населения в результате огораживания — один из существенных моментов развития капитализма в Англии. Никакого огораживания не произошло бы, если бы к тому времени уже не существовала развитая капиталистическая текстильная промышленность Нидерландов: «Непосредственный толчок к этому в Англии дал расцвет фландрской шерстяной мануфактуры и связанное с ним повышение цен на шерсть» [Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т1. Кн.1. – М.: Политиздат, 1988. – С.730.]. А вот уже после огораживания и переориентации сельского хозяйства Англии на производство шерсти на этой основе начала развиваться собственная текстильная промышленность Англии. То есть в Англии мы имеем не возникновение капитализма как такового, а догоняющее развитие в условиях, когда капитализм уже ранее возник где-то в другом регионе и, таким образом, оказывал влияние на возникновение капитализма в Англии.

Посмотрим опять на исследование Туган-Барановским возникновения фабричного производства в России. Несмотря на то, что ремесленники в России уже в допетровское время были подчинены крупным купеческим капиталом, работали почти исключительно по заказам купцов, поставляли свой товар в их лавки, где он и продавался, но это было именно ремесленное производство. Нет никаких признаков хотя бы рассеянной мануфактуры, во всяком случае, Туган-Барановский ничего подобного не сообщает.

Мануфактуры и фабрики возникли при Петре I, поскольку были крайне необходимы государству. «До Петра у нас почти не существовало крупных промышленных предприятий, а после него насчитывалось уже 233 казенных и частных фабрик и заводов.» [Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. – Т.1. – Спб.: Наша жизнь, 1907, – С.9]. «Самые крупные заводы и фабрики — оружейные, пушечные, суконные, паруснополотняные, писчебумажные фабрики – поставляли свои изделия исключительно и главным образом в казну.» [Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. – Т.1. – Спб.: Наша жизнь, 1907, – С.10.]. «Из числа фабрик и заводов, возникших при Петре, были и очень крупные. Казенные горные заводы в особенности отличались огромными размерами. Об этом можно судить по тому, что к 9 пермским заводам было приписано 25 тысяч крестьян мужского пола. На Сестрорецком оружейном заводе работало 683 человека. К казенному оружейному заводу в Туле было приписано 508 крестьянских дворов. На казенной парусной фабрике в Москве было 1162 рабочих. Но и на частных фабриках производство велось в крупных размерах. На московской суконной фабрике компанейщиков купеческих людей Щеголина «с товарищи» в 1729 году работало 730 рабочих на 130 станах; на казанской суконной фабрике Микляева работало 742 человека; московская полотняная фабрика Тамеса с компанией имела 443 стана и 841 раб.; ярославская фабрика Тамеса и Затрапезного – 172 стана и 180 раб.; на московской ленточной и позументной фабрике Милюшина было 280 раб.; на шелковых мануфактурах компании Евреинова в 1728 г. работало до 1500 мужчин и женщин.» [Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. – Т.1. – Спб.: Наша жизнь, 1907, – С.10-11.] То есть, как видите, производство было довольно крупным даже и по европейским меркам.

Большим был и объем производства. Например в конце XVIII века в России выплавлялось 8 млн. пудов чугуна – ровно столько, сколько в это же время в Англии, наиболее передовой капиталистической стране [Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. – Т.1. – Спб.: Наша жизнь, 1907, – С.77-78.]. В XIX веке начинает быстро развиваться хлопчатобумажная промышленность – без какой-либо поддержки государства, поскольку хлопчатобумажная материя для армии была не нужна, а потому производство изначально ориентировалось не на казну, а на свободный рынок. «О развитии в России бумагопрядильного производства можно судить по тому, что к началу 50-х годов Россия занимала по числу бумагопрядильных веретен (1100 тысяч) 5-е место и уступала только Англии (20977 тысяч), Франции (4200 тысяч), Соединенным Штатам (2500 тысяч) и Австрии (1400 тысяч) и стояла впереди Германии, хотя германское бумаготкацкое производство значительно превосходило русское.» [Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. – Т.1. – Спб.: Наша жизнь, 1907, – С.68.].

Как видите, в России развивалось крупное по европейским меркам промышленное производство. Развился класс промышленных капиталистов, возник класс рабочих. Но в возникновении капиталистической формации России отказывается на том только основании, что отсутствовала лично свободная рабочая сила. Туган-Барановский даже описывает борьбу между купечеством и дворянами, где купцы-фабриканты боролись за право покупать крестьян к фабрикам деревнями (и пытались закрепостить тех лично-свободных рабочих, что к ним попали на условиях вольного найма), а дворяне пытались лишить их этого права и боролись за то, чтобы фабрики работали на условиях вольного найма рабочей силы и зарплата рабочих постоянно росла, поскольку при повсеместном распространении в XIX веке оброка наем рабочей силы фабрикантами приносил непосредственную прибыль помещикам, чьи крестьяне превратились в рабочих, оставаясь при этом крепостными крестьянами.

Да, все это сдерживало развитие капитализма (вернее, крупного промышленного производства, поскольку автор отказывается признавать это капитализмом), и Туган-Барановский отмечает отставание роста промышленности в России относительно Европы, где не было крепостного права. Но если для быстрого развития капитализма действительно необходима свобода рабочей силы, то насколько это условие обязательно для возникновения капитализма, для того, чтобы сделать вывод, что новая капиталистическая формация уже возникла?

Да, для капитализма необходимо существование рынка рабочей силы. Да, капиталист покупает рабочую силу, чтобы произвести прибавочную стоимость и получить прибыль. Но откуда, собственно, следует, что эта рабочая сила обязательно должна быть лично свободной? Так в условиях крепостного права в России купцы-капиталисты покупали рабочую силу на рынке рабочей силы, но, в силу особенностей имевшегося тогда рынка рабочей силы, это выглядело как покупка крепостных крестьян целыми деревнями с последующей припиской этих деревень к фабрикам. В начале XIX века фабриканты начали нанимать рабочих по условию вольного найма (вольного в отношениях рабочий-фабрикант), но сами эти рабочие были в то же время крепостными крестьянами на оброке. Да вот, кстати, что пишут сами Маркс с Энгельсом: «Подобно машинам, кредиту и т. д. прямое рабство является основой буржуазной промышленности. Без рабства не было бы хлопка; без хлопка немыслима современная промышленность.» [К.Маркс и Ф.Энгельс. Нищета философии. – Соч. – Т.4. – С.135]. Так насколько обязательным для капитализма является условие свободы рабочей силы?

Возьмем известную противоположность интересов земельной аристократии и промышленных капиталистов. Фабрика находится на земельном участке, а потому фабрикант платит ренту земельному собственнику. Феодальная собственность на землю в условиях капитализма принимает форму ренты. Но главное здесь именно капитализм, а не феодальная собственность. Наступил капитализм – феодальная собственность приняла форму ренты. Не будем же мы вводить как непременное условие существования капитализма свободу земельной собственности? Лишить феодалов земли, национализировать землю и отменить таким образом необходимость выплаты ренты для фабрикантов, заменив ее небольшим государственным налогом. Разумеется, в таких условиях развитие капитализма будет более быстрым, чем когда капиталисты часть прибыли тратят на выплату ренты бывшим феодалам.

Почему же тогда в случае с рабочей силой ее свобода выступает как непременное условие капитализма, и только на основании крепостного характера рабочей силы дореформенной России отказывается в признании существования капиталистической формации, пусть и неразвитой? Во взаимоотношениях дворян-помещиков и купцов-капиталистов крепостное состояние основной массы населения России выступает как еще одна форма ренты, но не земельной, а ренты рабочей силы. Капиталист платит ренту за пользование земельным участком и другую ренту за пользование рабочей силой. В одном случае он ее платит централизованно — сразу земельному собственнику, а в другом случае эта рента сначала входит в заработную плату, а уже потом каждым рабочим индивидуально эта рента выплачивается помещику в качестве оброка. И как феодальная земельная собственность принимает в условиях капитализма форму ренты на рынке земельной собственности, так и феодальная личная зависимость крестьян принимает в условиях капитализма форму ренты на рынке рабочей силы.

Как видите — даже формулы политэкономии капитализма не придется сильно модифицировать для учета специфики дореформенной России. Так на каком же основании свобода рабочей силы и появление больших масс лично свободных, но лишенных средств производства, людей берется за точку отсчета — вот именно тут появился капитализм? Очевидно, что этот критерий выбран Марксом и Энгельсом явно неудачно.

Насколько обоснованно начинать отсчет капитализма с простой кооперации, как это делает Маркс в Капитале? «Как мы видели, капиталистическое производство начинается на деле с того момента, когда один и тот же индивидуальный капитал занимает одновременно многих рабочих, следовательно, процесс труда расширяет свои размеры и доставляет продукт в большом количестве.» [Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т1. Кн.1. – М.: Политиздат, 1988. – С.333]. Пусть так, но ведь кооперация известна тысячелетия. И вот это расширение труда и увеличение продукта при кооперации также известно тысячелетия. Так почему же это не приводило к возникновению капитализма ранее? Вот же сам Маркс отмечает: «В колоссальном масштабе действие простой кооперации обнаруживается в тех гигантских сооружениях, которые были воздвигнуты древними азиатами, египтянами, этрусками и т. д. /.../ Эта власть азиатских и египетских царей или этрусских жрецов и т. п. перешла в современном обществе к капиталисту» [Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т1. Кн.1. – М.: Политиздат, 1988. – С.345.] И вот для объяснения того, что капитализм возник только в Новое время, Маркс и вводит критерий свободы рабочей силы – ранее основная масса населения была либо крепостными (при феодализме) либо рабами (при рабовладении), а потому возникновение капитализма, согласно такому подходу, и было невозможным.

Но позвольте, вот только что мы разобрали случай возникновения крупной фабричной промышленности в России конца XVIII — начала XIX века. То есть возникновение капитализма (крупного фабричного производства) в условиях не-свободы основной массы населения вполне возможно и не признается таковым (капиталистическим) лишь потому, что Маркс выбрал свободу рабочей силы в качестве критерия капитализма. Напрашивается совсем другой ответ на вопрос – почему за прошедшие тысячелетия кооперация не приводила к возникновению капитализма и привела лишь только в Новое время? Кооперация потому не приводила к возникновению капитализма, что решительно никакого отношения к его возникновению не имеет и лишь принимает при возникшем независимо от нее капитализме капиталистический характер, как и, например, феодальная земельная собственность принимает в условиях капитализма характер ренты.

Что же тогда брать за начало отсчета капитализма? А к чему переходит сам Маркс после простой кооперации? К мануфактуре. И при мануфактуре точно также возникает скачок производительности труда, как и при кооперации. А ведь именно скачок производительности и является одной из главных характеристик революции. Нет скачка производительности – нет революции в производстве.

Итак, «в сравнении с самостоятельным ремеслом здесь в течение более короткого времени производится больше продукта, т. е. производительная сила труда повышается.» [Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т1. Кн.1. – М.: Политиздат, 1988. – С.363]. То есть, как и при кооперации, имеется повышение производительной силы. Но это повышение производительной силы больше, чем при кооперации, поскольку кооперация входит составной частью в мануфактуру, но мануфактура кооперацией не ограничивается.

Необходимо, кроме того, учесть и такую характеристику революции в средствах и способах производства, как появление новых классов. Кооперация была известна тысячелетия и никогда не приводила к появлению новых классов. Мануфактура к появлению новых классов привела. Даже если посчитать, что купеческий капитал, который и привел к возникновению мануфактуры, существовал ранее и не изменил своего характера с ее возникновением (хотя при возникновении мануфактуры купеческий капитал превращается в промышленный, то есть характер капитала меняется), то без какого-либо сомнения мануфактура привела к возникновению мануфактурного рабочего, решительно отличающегося от ранее существовавшего ремесленника. «Мануфактура создает поэтому в каждом ремесле, которым овладевает, категорию так называемых необученных рабочих, которые строго исключались ремесленным производством. Развивая до виртуозности одностороннюю специальность за счет способности к труду вообще, она превращает в особую специальность отсутствие всякого развития.» [Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т1. Кн.1. – М.: Политиздат, 1988. – С.363].

Что достигается введением мануфактуры? Во-первых, разбиение производственного процесса на элементарные операции непосредственно подготавливает внедрение машин. Без этого разбиения появление машинного производства было бы проблематичным. А ведь сам термин «Промышленная революция» не был придуман Марксом или Энгельсом. Он был общепринятым и обозначал тот переворот в производстве, который был вызван внедрением паровой машины, механического ткацкого станка и некоторых других машин. И именно потому, что мануфактура непосредственно подготавливает внедрение машинного производства, ее можно считать первой фазой Промышленной революции. (Кооперация, то есть концентрирование на какой-то работе больших масс людей, сама по себе никак внедрение машин не подготавливает, поскольку отсутствует вот это мануфактурное разделение производственного процесса на элементарные операции, позволившее передать выполнение этих операций машинам. Эффективные универсальные роботы, позволившие бы полностью заменить человека не только в простых операциях, а вообще в любом труде, не созданы до сих пор.)

Во-вторых, самое главное – почему мануфактура может считаться революцией в производстве? Если бы какой-нибудь капиталист древности, например, купец или ростовщик (купеческий и ростовщический капитал существовали задолго до возникновения капитализма), или представитель какого-либо другого элитарного класса задумал организовать крупное производство, то, даже обладай он необходимым для этого капиталом, созданное им производство было бы ограничено количеством имеющихся ремесленников – ремесленники никогда не составляли многочисленного класса, являясь прослойкой между крестьянами и крупными землевладельцами. Так еще в Древнем Риме были попытки создать крупное ремесленное производство, собрав в одной мастерской множество рабов-ремесленников. Это была несомненная кооперация. Но она не привела к возникновению капитализма, потому что не привела к неограниченному расширению производства. Даже работая на рынок и увеличивая капитал, невозможно было пускать этот увеличенный капитал на расширение производства из-за ограниченного количества рабочей силы. Не оттого, что не было свободных ремесленников, лишившихся своих орудий труда, а оттого что ремесленников в принципе было немного – неважно, свободных или рабов, имевших в собственности орудия производства или лишившихся их. Время обучения нового ремесленника занимало многие годы, а потому они имелись в строго ограниченных количествах.

Разбиение производственного процесса на элементарные операции, открытие мануфактуры как способа производства, позволило резко увеличить количество потенциальных рабочих. Время обучения односторонней операции, то есть время приобретения квалификации, необходимой мануфактурному рабочему, сократилось до нескольких месяцев в отличие от многих лет, необходимых для обучения квалифицированного ремесленника. В результате резко увеличился контингент потенциальных рабочих — практически слившихся с основной массой населения. Так, например, в Германии 1895 года пролетариат составлял 68 % населения [Каутский К. Классовые интересы. – Харьков: Пролетарий, 1923. – С.11.], то есть практически все крестьянство, составлявшее еще за 100-200 лет до этого, надо полагать, более 80 % населения, превратилось к концу XIX века в рабочий класс – результат, который был бы практически невозможен, если бы превращаться пришлось в ремесленников.

Именно то, что мануфактура приводит к резкому увеличению количества потенциальных работников, увеличению, ограниченному только общими размерами населения данной страны, и приводит к тому, что она позволяет увеличивать производство практически неограниченно, то есть является первой фазой Промышленной революции. Внедрение машин лишь доводит этот промышленный переворот до логического завершения.

Можно высказать и другой аргумент в пользу выбора за точку отсчета возникновения капитализма не кооперацию при наличии лично свободной рабочей силы, а именно мануфактуру, независимо от того обладает ли уже рабочая сила личной свободой или еще нет. Известно множество случаев успешного применения кооперации в древности, ни один из которых к возникновению капитализма не привел, но если где-либо существовало капиталистическое общество, то оно обязательно основывалось на машинном производстве, либо по крайней мере на мануфактуре. Вот и Маркс с Энгельсом в Нищете философии, рассматривая более ранние формы общества с точки зрения разделения труда, говорят: «При патриархальном строе, при кастовом строе, при феодальном и цеховом строе разделение труда в целом обществе совершалось по определенным правилам. Были ли эти правила установлены неким законодателем? Нет. Вызванные к жизни первоначально условиями материального производства, они были возведены в законы лишь гораздо позднее. Именно таким образом эти различные формы разделения труда и легли в основу различных форм организации общества. Что же касается разделения труда внутри мастерской, то при всех указанных выше формах общества оно было очень мало развито.» [Маркс К., Энгельс Ф. Нищета философии. – Соч. – Т.4. – С.153-154]. То есть Маркс с Энгельсом полагали – мануфактуры до капитализма не существовало. Почему же именно эту точку (возникновение мануфактуры) они не взяли за начало отсчета существования капитализма?

Это подводит нас к вопросу — а насколько корректно определили Маркс с Энгельсом саму суть капиталистического способа производства? Несомненно, что их определение хорошо с точки зрения политэкономии – смысл капиталистического производства в расширенном производстве капитала. Но насколько это определение удовлетворительно с точки зрения социологии? Допустим, произошло изменение элитарного класса — произошла революция менеджеров и власть в современном мире от класса капиталистов перешла к классу менеджеров. Пролетарский класс также изменился. Рабочий класс если не сменился классом инженеров, то во всяком случае наряду с рабочим классом появился второй пролетарский класс, который также продает свою рабочую силу на рынке труда, но характер его рабочей силы и характер производства, в котором он участвует, значительно отличается от таковых у рабочего. Причиной этих социальных изменений была революция в средствах производства, в базисе общества – Научно-техническая революция. Все это привело к возникновению концепции постиндустриального общества. Но поскольку и постиндустриальное производство действует в условиях рынка, то есть направлено на расширенное воспроизводство капитала, а инженер также продает свою рабочую силу на рынке труда, как и рабочий, то большинство марксистов отказывается признавать факт совершившегося формационного перехода от капитализма к следующей формации. И это несмотря даже на то, что классовая структура общества изменилась решительным образом. Такое положение невозможно признавать удовлетворительным с точки зрения социологии.

Посмотрим на первоначальные взгляды Маркса-Энгельса на революцию в базисе, как именно описывался ими формационный переход в Манифесте Коммунистической партии и Принципах коммунизма?

В «Принципах» существенным условием появления нового класса, соответственно существенным условием формационного перехода к капитализму, является Промышленная революция: «Пролетариат возник в результате промышленной революции, которая произошла в Англии во второй половине прошлого века и после этого повторилась во всех цивилизованных странах мира. Эта промышленная революция была вызвана изобретением паровой машины, различных прядильных машин, механического ткацкого станка и целого ряда других механических приспособлений.» [Энгельс Ф. Принципы коммунизма / Маркс К, Энгельс Ф. Соч. – Т.4. – С.322.] Но здесь Энгельс отделяет мануфактурный период от машинного, а мануфактурного рабочего от пролетария. И Промышленной революцией у него является не возникновение мануфактуры, а применение машин, соответственно, мануфактурный рабочий существует до этой революции и в пролетария превращается в результате революции [Энгельс Ф. Принципы коммунизма / Маркс К, Энгельс Ф. Соч. – Т.4. – С.323-324.]. Аналогичный подход применен и в «Манифесте»: мануфактура вытесняет цеховое производство, а цеховые мастера вытесняются промышленным средним сословием, пар и машина производят революцию в промышленности, и место мануфактуры занимает современная крупная промышленность, а место среднего сословия – миллионеры-промышленники [Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии – Соч. – Т.4. – С.420.].

Ну хорошо. Зафиксируем эту структуру процесса, хотя она применяется и не к возникновению мануфактуры, а к возникновению крупной промышленности – фабрик и заводов.

Происходит Промышленная революция, она приводит к возникновению крупной буржуазии (миллионеров-промышленников) и пролетариата. И уже потом крупная буржуазия захватывает власть. То есть революция в базисе (в производстве) приводит к революции в социально-политической области (в надстройке).

Что надо было бы посчитать вот этой революцией в производстве? Очевидно, что изобретение, открытие, создание нового способа производства. Новый способ производства создается в каком-то одном регионе Мира, даже, скорее всего, на одном предприятии. И уже потом копируется на других предприятиях и распространяется в других регионах. Создание нового способа производства хотя бы на одном предприятии уже приводит к появлению новых классов — сам купец, додумавшийся до мануфактуры, из купца превращается в промышленника, а его наемные рабочие становятся мануфактурными рабочими. До появления этой первой мануфактуры мануфактурных рабочих не существовало в принципе. Никогда в Истории не существовало. После создания первой мануфактуры эти рабочие появились, хотя и в ограниченном количестве. Вот с этого момента капитализм появился и начал развиваться.

И вот это появление первой мануфактуры и является революцией в средствах и способах производства, то есть появлением новой формации. Далее идет развитие новой, но уже появившейся формации.

А как же трактует эту революцию в способах производства Маркс в Капитале? «Современная промышленность никогда не рассматривает и не трактует существующую форму производственного процесса как окончательную. Поэтому ее технический базис революционен, между тем как у всех прежних способов производства базис был по существу консервативен. Посредством внедрения машин, химических процессов и других методов она постоянно производит перевороты в техническом базисе производства, а вместе с тем и в функциях рабочих и в общественных комбинациях процесса труда. Тем самым она столь же постоянно революционизирует разделение труда внутри общества и непрерывно бросает массы капитала и массы рабочих из одной отрасли производства в другую.» [Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т1. Кн.1. – М.: Политиздат, 1988. – С.497-498.]. То есть вместо появления нового способа производства Маркс под революцией понимает распространение уже ранее возникшего (хотя и нового относительно архаичных формаций) способа производства в новые области производства. Но ведь такое распространение не приводит к появлению новых классов, а всего лишь к численному увеличению уже ранее появившихся и уже существующих классов. А далее из этой «революционности» крупной промышленности Маркс выводит необходимость социалистической революции.

Но позвольте, ведь это же означает, ни много ни мало, что одна и та же Промышленная революция сначала привела к появлению и развитию капитализма как общественно-экономической формации, а потом та же самая Промышленная революция (ее дальнейшее распространение в новые области производства) должна привести и к появлению социализма как формации – неважно, понимать ли под социализмом первую фазу коммунизма, либо же понимать социализм как отдельную формацию. Но если понимать под социализмом первую фазу коммунизма, и полагать, что социализм вызывается все той же Промышленной революцией, которая ранее привела к возникновению капитализма, то ведь это же означает, что не только социализм есть первая фаза коммунизма, но и капитализм есть еще более ранняя фаза все того же коммунизма. А почему же нет? – ведь при капитализме основная масса населения освобождается от личной зависимости, хотя и превращается при этом в пролетариат. То есть серьезный шаг к всеобщей свободе при переходе к капитализму не вызывает сомнения. И условия для всеобщего обобществления средств производства создаются тоже как раз капитализмом. Согласитесь, что подобного рода рассуждения возможно и хороши с точки зрения гуманистической философии, но являются малоосмысленными с точки зрения социологии.

Эти утверждения о первой фазе, а не об отдельной формации, на мой взгляд, получились вследствие того, что основным инструментом исследования на заре возникновения марксизма была диалектика. А потому Исторический прогресс пытались осмыслить в терминах диалектического развития. Не ставя под сомнение саму диалектику как таковую (в любой области знания после того, как открываются законы, соответствующие этой области знания, всегда можно отыскать какую-либо диалектику), хотел бы заметить, что подобный подход, по крайней мере к Истории, порождает определенные проблемы.

Галина Гордиенко Создайте свою визитку ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В "ИСТОРИЧЕСКИЙ КЛУБ" на сайте "Facebook"

Попытки уложить Исторический прогресс в какую-либо диалектическую триаду приводят к значительному разнобою в трактовках Исторического процесса. Началось это еще при самом Марксе (его позиция менялась с течением времени), но особенно это характерно для позднейших исследователей. Так, к примеру, современный исследователь А.Колганов утверждает: «С социально-экономической точки зрения историческое развитие человечества делится на три больших общественных формации - архаическую, экономическую и коммунистическую. Эти общественные формации отличаются друг от друга господствующим типом общественной связи людей, которые определяются господствующими производственными отношениями, а последние, в свою очередь, зависят прежде всего от состояния общественного производства.» [Колганов. А. Современный социализм. Марксистская версия. // Альтернативы – 2008 - №3. – C.117, 120.]. То есть архаическая до-классовая формация выступает тут как тезис, все типы классовых обществ укладываются Колгановым в антитезис, а отмена эксплуатации и полное отмирание классов при коммунизме являются синтезом. Это одна диалектическая триада, и тут с Андреем Ивановичем можно только согласиться – если эта триада пока еще не завершилась, то все процессы в социуме идут к тому, что рано или поздно наступит бесклассовое общество, и триада завершится.

Но вот на рубеже ХХ века, то есть уже после смерти Маркса и Энгельса (соответственно, их взгляды были хорошо знакомы марксистам и сомнению не подвергались), Исторический процесс выстраивали несколько в другую диалектическую зависимость. В ведущей марксистской партии того времени (Германской) за тезис брали мелкое крестьянское и ремесленное производство. Основным критерием тезиса тут была собственность на средства производства – крестьяне и ремесленники обладали собственностью на свои инструменты. Антитезисом здесь выступало крупное капиталистическое производство, когда рабочие полностью лишены средств производства — именно это указывалось как главная причина их нищеты. А синтезом было государство будущего, где произойдет обобществление производства и собственность станет всенародной [Каутский К. Эрфуртская программа. ¬ – М.:Книгоиздательство Е.Д.Мягкова «Колокол», 1905. – 292с.]. То же самое Каутский повторяет в «Очерках и этюдах по политической экономии» [Каутский К. Очерки и этюды по политической экономии. – Спб.:изд.Луч,1905 – 104с.]. Аналогичное диалектическое преобразование приводится в работе Программа партии [Каутский К. Программа германской рабочей партии. – Одесса: Книгоиздательство М.С.Козмана, 1905. – 35с.]. В другой работе Каутский приводит сходную, но все же несколько отличающуюся триаду. Тезисом выступает мелкое общинное производство, которое, собственно, и является ремесленным и крестьянским. Антитезисом — крупное капиталистическое: «Капиталистический способ производства создает современное государство, которое полагает конец политической самостоятельности общин и областей, причем в то же самое время исчезает и экономическая их самостоятельность. /.../» [Каутский К. Общественные реформы – М.: Колокол, 1905 – 25с.]. Ну а синтезом опять выступает социалистическое государство, где общины и области снова обретают свободу.

Очевидно, что это другие диалектические триады, значительно отличающиеся от той, что приводит А.Колганов, хотя синтезом в о всех случаях выступает социалистическое (коммунистическое) государство будущего. Вероятно, в реальном Историческом процессе можно найти и другие диалектические триады. Реальный исторический процесс является наложением (суперпозицией?) многочисленных диалектических триад, что и порождает такой эффект, что, к примеру, социализм многими полагается первой фазой уже бесклассового общества, тогда как историческая реальность не позволяет сделать вывод об отсутствии классов при социализме, то есть его надо рассматривать как отдельную формацию или, в подходе Колганова — как фазу экономической формации.

Не лишне также вспомнить, что правящая в СССР коммунистическая партия использовала диалектику как инструмент подавления политических противников – в результате игры в диалектические софизмы позиция политических противников объявлялась ложной. А потому при использовании принятых в марксизме-ленинизме диалектических зависимостей надо тщательно разбираться – насколько они отражают реальные социологические законы, а насколько были придуманы большевиками в пылу политической борьбы для обоснования своей, иногда достаточно авантюрной политики.

Но вернемся к принятой Марксом трактовке Промышленной революции. В результате трактовки революции в способах производства не как появления нового способа производства, а как всего-лишь распространения хотя и относительно нового, но уже ранее появившегося способа производства в новые области производства Маркс в принципе не поставил вопрос – А какая же революция в способах производства приведет к переходу от капитализма к социализму? У него был готов ответ – все та же самая Промышленная революция.

Допустим.

Но вот на рубеже ХХ века произошла Научно-техническая революция. И эта революция привела к возникновению класса менеджеров, а появившийся термин «революция менеджеров» позволяет ставить вопрос и о захвате власти этим новым элитарным классом. Эта революция также приводит к выделению из прослойки интеллигенции класса инженерно-технических работников, основного пролетарского класса ХХ-ХХI столетий. Вопрос – какую общественную формацию эта революция производит? В каком соотношении находятся постиндустриальное общество и социализм? Это одна формация или две разных?

Придерживающиеся марксизма (марксизма-ленинизма) исследователи склонны отрицать существование постиндустриальной формации и считают сегодняшнее общество вариантом капитализма. Но если бы это было так, то и власть в сегодняшней России должна бы была принадлежать капиталистам, тогда как она принадлежит государственным чиновникам и топ-лесс-менеджерам крупных госкорпораций – менеджерам, а вовсе не капиталистам.

В результате принятой в марксизме схемы:

Промышленная революция –> Капитализм –> все та же Промышленная революция –> Социализм

в марксизме предполагаются совершенно разные механизмы буржуазной и социалистической революций.

Буржуазная революция начинается с возникновения нового способа производства, с Промышленной революции. Эта революция приводит к возникновению новых классов. Появившийся в результате революции в базисе и разбогатевший в результате эффективности нового способа производства класс крупной буржуазии начинает борьбу за власть и выигрывает ее. Буржуазная революция завершается.

Захват власти буржуазией является последним шагом буржуазной революции.
Пролетарская революция начинается с захвата власти пролетариатом (вопрос революции в базисе, то есть появления нового способа производства, даже не ставится, поскольку полагается, что к социалистической революции приведет все та же Промышленная революция). Пролетариат захватывает власть, обобществляет средства производства, тем самым, якобы, отменяет себя как класс и создает новый, социалистический способ производства. Обобществление все той же фабрики, созданной все той же Промышленной революцией, полагается созданием нового способа производства.

Захват власти пролетариатом полагается первым шагом социалистической революции.
Как видите, механизм революций, структура формационного перехода у буржуазной и социалистической революций решительно отличаются. И это не случайность, а принципиальная позиция самого Маркса. Возьмем послесловие ко второму изданию Капитала: «ведь общие законы экономической жизни одни и те же, все равно, применяются ли они к современной или прошлой жизни? Но именно этого Маркс не признает. Таких общих законов для него не существует... По его мнению, напротив, каждый крупный исторический период имеет свои законы... Но как только жизнь пережила данный период развития, вышла из данной стадии и вступила в другую, она начинает управляться уже другими законами...» [Маркс К. Капитал. Критика политической экономии. Т1. Кн.1. – М.: Политиздат, 1988. – С.20.]. Такое утверждение выглядит разумным с точки зрения политэкономии. Действительно, экономические законы функционирования феода, очевидно, отличаются от экономических законов функционирования фабрики и должны описываться не политэкономией Маркса, а, скорее, таблицей Кенэ. Но это утверждение выглядит сомнительным с точки зрения социологии. Почему механизмы появления новых классов должны быть различными на разных исторических стадиях? Не условия появления, они, естественно, отличаются для разных формаций, а механизмы появления? Почему, собственно, механизм формационного перехода, структура формационного перехода должны отличаться для капитализма и социализма?

Давайте, ради мысленного эксперимента, применим механизм пролетарской революции не к социалистической революции, а применим его на предыдущей социальной стадии – в условиях феодального, а не буржуазного общества?

Итак два основных класса – феодалы и крестьяне. Феод. Феодалы эксплуатируют крестьян. Крестьяне взяли вилы, повесили помещика, сожгли усадьбу, а землю поделили. И что? В результате всего этого безобразия возникнет капиталистический способ производства? Но ведь прекрасно известно, что капиталистический способ производства возникает абсолютно по-другому. И, строго говоря, ни появление фабрики, ни даже появление мануфактуры к феоду и крестьянам вообще никакого отношения не имеет. А потому вызывает сомнения, что какие-либо манипуляции с феодом (его дробление на парцеллярную собственность или, наоборот, обобществление) могут привести к капитализму. Вот предположим, что крестьяне землю не делят, а оставляют ее в общинной собственности — национализируют феод. И в этом случае ни капитализма, ни социализма в результате действий крестьян не возникнет. В принципе не возникнет. Споры с народниками по этому поводу – это огромный пласт марксистской литературы рубежа ХХ века.

Так почему же полагается, что социалистический (пост-капиталистический) способ производства возникает исключительно в результате обобществления все той же буржуазной фабрики? Тем более – почему это полагается после возникновения постиндустриального производства и постиндустриального общества? Ведь на постиндустриальной стадии обобществление собственности возникает. Правда, это обобществление не затрагивает все общество, а пока лишь только часть общества — Акционерное общество. Но даже такое обобществление уже позволяет блокировать кризисы перепроизводства — основной причины, которая, собственно, и вызывает необходимость обобществления. А если проведенное частичное обобществление достаточно для блокирования кризисов (в рамках политики кейнсианства), то что может явиться причиной дальнейшего обобществления? Не кажется ли, что вопрос необходимо исследовать, а не просто традиционно ссылаться на Капитал?

В отличие от мнений, принятых в марксизме, описание механизма формационного перехода (структуры формационного перехода), которые можно было бы применить к любому формационному переходу, вполне возможно. Для этого необходимо оттолкнуться от описания Исторического прогресса, сделанного в Манифесте Коммунистической партии.

Любая общественная формация (любой способ производства) в результате своего развития приходит к кризису. Справиться с таким кризисом в рамках формации невозможно, поскольку он порождается самим способом производства. (Для капитализма это кризис перепроизводства/неплатежей.) В попытках справиться с кризисом создается новый способ производства. Новый способ производства порождает новые классы. Новый элитарный класс начинает бороться за власть и, в конце концов, захватывает ее. Каждой новой общественной стадии соответствуют свои более прогрессивные общественные отношения, которые также устанавливаются в процессе оформления новой формации.

Примерную схему Исторического прогресса, соответствующую предложенной здесь структуре формационного перехода, я изложил в докладе на конференции [Мальцев А.А. Некоторые аспекты ближайшего формационного перехода // Становление гражданского общества и демократической политической системы в РФ: Материалы Всероссийской научно-практической конференции (октябрь 2002 года Казань). – Казань: Центр информационных технологий, 2004. – С.195-199.]. Вопрос возникновения пост-капиталистической формации, соответственно, пост-капиталистического способа производства, а также некоторые другие проблемы марксизма обсуждаются в работе "Критика Школы критического марксизма" [Мальцев А.А.], а также в работе Национальная идея [Мальцев А.А].