На главную

СВОБОДА! СПРАВЕДЛИВОСТЬ! СОЛИДАРНОСТЬ!

РАЗУМНАЯ КРОВАВАЯ СОБАКА. СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ ЭЛЕГИЯ

"Кто-то должен быть кровавой собакой,
и я не боюсь ответственности."*
Густав Носке

Уважаемые читатели, предлагаем Вашему вниманию главу из книги Петера Слотердайка "Критика цинического разума".

Петер Слотердайк (Sloterdijk, род. 1947), профессор эстетики и философии Высшей школы дизайна в Карлсруэ. В 1983 он как метеор ворвался в немецкую философию, опубликовав свою первую крупную работу - "Критику цинического разума".

Замысел "Критики" - проследить историю Просвещения в самых разных жизненных и дискурсивных сферах и, главное, историю современного продукта его деградации - цинизма.

Цинизм, по Слотердайку, - квинтэссенция современной эпохи, ее нерв, Zeitgeist 20 века. Это "просвещенное ложное сознание", а проще говоря - шизоидная разорванность между тем, что я знаю о мире ( ведь уже полностью просвещен, не питаю никаких иллюзий), и тем, что делаю в нем (т.е. цинично продолжаю играть по навязанным мне властью правилам). И, бросая вызов цинизму, Слотердайк противопоставляет ему кинизм, то есть дерзкое игнорирование серьезности и власти, интеллектуальную независимость и радостную "биофилию" вопреки всему. При этом кинизм в чистом виде представлен, по Слотердайку, пожалуй, только Диогеном. Смешанный же (переходный) тип между кинизмом и цинизмом представляют Вийон, Рабле, Макиавелли, де Сад, Наполеон, Ницше, Санчо Панса и даже Великий Инквизитор.

В "Критике циничного разума" не обошел П.Слотердайк и события 1919 года, сделав предметом своего исследования самые мерзкие страницы из истории социал- демократического движения в Германии.

Итак, немецкий прагматизм по СОЦИАЛ - ДЕМОКРАТИЧЕСКИ...

"9 ноября 1918 года глава правительства императора Вильгельма II принц Макс Баденский понял, что ситуация для Гогенцоллернов безнадежна."Мы уже не можем разгромить революцию, мы можем только задушить ее." "Задушить революцию" означало: подсунуть ей иллюзорную победу, сдать ей передовые позиции и отступить на заранее подготовленные запасные, чтобы перехватить и остановить ее там. Выражаясь конкретно: кайзер должен отречься от престола, наполовину социал-демократическое правительство должно стать полностью социал-демократическим, а рейхсканцлером должен стать Фридрих Эберт. При Эберте же иллюзорно победоносную, испуганную своей черезчур легкой победой и озадаченную революцию можно распустить по домам и восстановить порядок; выражаясь словами принца Макса: сделать в крупном масштабе то, что Носке уже проделал в малом масштабе в Киле.

Эберт был тоже вполне готов пойти на это, о чем принц Макс знал; а генерал Грёнер, по меньшей мере, догадывался. Все трое принялись действовать заодно самое позднее с утра 9 ноября (!)."

Роковые дни немецкой революции продолжались с 9 по 12 января 1919 года. По приказу Эберта в эти дни и ночи была расстреляна Берлинская революция, указывавшая направление развития Германии. После "кровавого рождества Эберта" (уже на рождественский сочельник 1918 года в Киле произошли тяжелые бои между реакционными офицерами рейхсвера и революционными моряками, которые закончились победой последних) настало время принять главное решение. Что же дальше: установление нового строя в Германии теми силами, которые хотели перемен, или всего лишь наведение временного "порядка", который сведется в конечном итоге к консервации прежнего неудовлетворительного состояния? Эберт решил поставить лозунг "спокойствие и порядок" выше открывающего широкие перспективы революционного преобразования общественных отношений в Германии.

Легенда говорит о том, что бои с 9 по 12 января 1919 года были "восстанием коммунистов". В историю оно вошло как "восстание Союза Спартака". Однако всерьез нельзя говорить ни о том, ни о другом. Дело отнюдь не обстояло так, что Эберт и Носке стянули реакционные формирования добровольческих корпусов, чтобы расстрелять "коммунистов". Те, по кому вели огонь именем социал-демократической имперской канцелярии эти объединения правых, вовсе не были группами ультралевых заговорщиков. Это были, по большей части, массы социал-демократически настроенных рабочих, для которых само собой разумелось, что после банкротства феодально-буржуазного государства Гогенцоллернов должен возникнуть новый демократический общественный строй, служащий интересам народа. Они не имели ни малейшего понятия о полуконсервативном лавировании правительства Эберта. Эберт, Шейдеман, Носке - в глазах масс это были уже не настоящие социал-демократы. Ведь подлинные социал-демократы, если говорить не об их официальных представителях, а о народной основе этой партии, вытупали за ясность отношений и за революционный разрыв с прежними властями.

Добровольческий корпус стрелков Майеркер ("наконец- то настоящие солдаты") 11 января демонстративно продефилировал по западным буржуазным районам Берлина. Во главе его шел высокий человек в гражданской одежде и очках: Густав Носке, "социал-демократ". Так он представлял себе то, что называл "нести ответственность": встать во главе безответственных, неспособных к политическому мышлению, эмоционально-реактивных и реакционных войск. Несколько дней спустя убийцы, которым покровительствовали социал-демократы, расправились с двумя лучшими умами революции - Розой Люксембург и Карлом Либкнехтом.

Имя Носке с этих пор стало символом социал-демократического иллюзорного реализма. "Времена Носке" - это выражение, которое напоминает об убийствах тысяч людей ради спокойствия и порядка. Оно относится к тем кровавым месяцам с января по май 1919 года, в которые социал- демократическое правительство "задушило" преимущественно социал-демократическое движение масс, однозначно выступавших за реформы, - именно так, как предсказывал принц Макс.

Судя по его роли, Носке может быть квалифицирован как циник самого грубого пошиба. Его понятие об "ответственности" имеет оттенок цинического освобождения от тормозов, которое обретает силу благодаря тому, что открыто признает свою собственную, "к сожалению, необходимую" жестокость. "Кто-то должен быть кровавой собакой…" Этот трагический по сути своей лозунг социал-демократической контрреволюции уже отдает духом фашизма; последний отождествляет ответственность со страстью к принятию решительных мер; эта страсть освобождает несущего ответственность от тормозов и становится оправданием его жестокости, а жестокость, опять-таки, отражается в себе самой, заставляя говорить, что она не только такова, какова она есть, но и намеренно желает быть такой, и ей "приходится" быть такой. Цинический тон теперь определяет социал-демократическую музыку. После того, как Носке получил в свое распоряжение войска, то есть исполнительный орган крупного калибра,который с превеликой охотой обрушился на местные революционные советы и комитеты, он начал выступать в роли триумфатора. Высказывание Носке от 21 января 1919 года:

"Правительство вынуждено создавать авторитет посредством формирования фактора власти. В течении недели были сформированы войска в количестве двадцати двух тысяч человек. Тон общения с солдатскими советами поэтому несколько изменился.
Раньше фактором власти были солдатские советы; теперь этим фактором власти стали мы."

Под "мы" здесь следует разуметь вступивших в союз со своими смертельными врагами социал-демократов, "бесцветных", которые дали повод кровавым собакам привыкнуть к убийствам в рамках закона. Просто невероятно, с какой беспечностью Эберт и Носке допустили существование добровольческих корпусов, 68 из которых были официально признанными (и, по оценкам, насчитывали до полумиллиона человек). В головах вождей добровольческих корпусов так и блуждали, подобно призракам, "политические фантазии" типа той, которую мы процитировали выше, и один из них, гауптман Генглер, записал тогда же, 21 января 1919 года, в свой дневник: "Наступит день, когда я рассчитаюсь с этим правительством и сорву маски со всего этого жалкого сброда". Здесь предфашист выражается, словно просветитель, который намерен сорвать маску с социал-демократов, считая их лицемерами. Даже представители "народных" сил видели насквозь добропорядочно-обывательский псевдореализм Эберта, лишенного всяких тормозов в своем ограниченном представлении об ответственности и собирающегося "спасти" Германию, оказавшуюся в беде.

"Правительство вынуждено создавать авторитет посредством формирования фактора власти". Властью может называться лишь нечто такое, что не допускает крайностей и располагается между ними. Он не понял, что середина между правым и левым может существовать только тогда, когда левый принцип является достаточно развитым и сильным, чтобы поддерживать состояние равновесия. Эберт же стремился проводить "срединный" курс заранее, не дожидаясь, пока такое равновесие будет достигнуто. Поэтому вышло, что за неимением левого крыла середина оказалась достаточно сильно сдвинутой вправо. И "сторонник разума" в час цинического просветления нашел повод объявить себя самого кровавым псом. Это - трагический узел, в который завязалась немецкая история XX века. Социал-демократия с ее ложной разумностью воспрепятствовала тому, что назревало в Германии с каждым месяцем - социал-демократической революции."

*Справка.
Немецкая революция почти не оставила после себя выражений, вошедших в поговорки: это было одним из немногих и оно цинично, как никакое другое. Носке высказался так, принимая на себя командование войсками, которые должны были подавить революцию в Берлине; это было 9 января 1919 года. ["Блюдхунд", "бладхунд", лягавая порода охотничьих собак, преследующих подранков по кровавому следу. В немецком языке употребляется и в переносном смысле, по отношению к человеку.-Прим. перев.]

2004 г.

В оглавление