Монетарный характер реформ

Начнем с провалившихся реформ последнего десятилетия прошлого века – реформы и не могли иметь успех. В принципе не могли. По той простой причине, что были монетарными. Давайте рассмотрим – какое эволюционное место занимает монетаризм в ряду экономических теорий.

История жреческой (рабовладельческой) формации насчитывала четыре тысячи лет: натуральное хозяйство, слабое развитие рынка, власть жреческой касты, персонифицированная в фигуре живого Бога — фараона-императора. Неприятием рынка, сакрализацией государственной власти отличались и политэкономические теории. Так законы Хаммурапи предусматривали мелочную регламентацию торговых сделок. Конфуций оправдывал сословное деление ссылкой на бога. В позднейшем коллективном экономическом трактате "Гуань-цзы" и в индусском трактате "Артхашастра" проявляются оба аспекта — сакрализация права, и ограничение рынка, регулирование цен на хлеб.

Вершины жреческая политэкономия достигла в трудах Платона и Аристотеля. Платон защищал натуральное хозяйство и требовал ограничения купеческой прибыли нормированием цен. Аристотель деятельность торгового капитала считал противоестественной.

С крушением жреческой власти и наступлением феодализма мы наблюдаем десакрализацию политики и коммерциализацию экономической теории. Характерно, что именно клерикалы (в частности Фома Аквинский), занявшие экологическую нишу жрецов, являлись носителями антирыночных воззрений, считая справедливой ценой цену, равную затратам. Однако транзитная торговля, являвшаяся существенной чертой феодальной экономики, породила меркантилизм, ориентированный на активный торговый баланс, вывоз денег и товаров.

Своей вершины феодальная политэкономия достигла в таблице Кенэ, стержнем которой является феодальное изъятие денег (товаров) аристократами у арендаторов. В условиях феодальной дешевизны рабочей силы, когда подавляющую часть меновой стоимости составляет не вложенный труд, а стоимость исходных продуктов, бессмысленно говорить о прибавочной стоимости, можно пренебречь вновь вложенной стоимостью, а класс промышленников объявить бесплодным.

Буржуазная политэкономия от Адама Смита и Рикардо достигла своего высшего развития в "Капитале" К.Маркса. Маркс показал, что неограниченный капитализм периодически порождает кризисы перепроизводства, которые и вызовут его конец. Социалистическая же форма собственности, как считал Маркс, не может возникнуть при капитализме. Вследствие чего он и предсказал революцию – насильственный слом капиталистической формации.

В чем был смысл Октябрьской революции? Ведь не в справедливости же. И не в экспроприации. Подобные принципы наполняют энтузиазмом сердца, но не они движут Историю. Максимум – создают исторический фон, специфику процесса. Главным экономическим смыслом Октябрьской революции, как революции именно социалистической, было создание такой структуры как Госплан. Подчеркнем – Маркс спрогнозировал конечный крах капитализма именно в результате кризисов перепроизводства. Кризисы, становясь периодическими, просто в силу действия инстинкта самосохранения вынуждают принимать какие-то меры. Как вариант – революцию и смену строя. Другой вариант – империалистическая война за рынки сбыта, чтобы сгладить кризис, в идеале – вообще переложить его тяжесть на конкурентов. Впрочем, война сама по себе порождает революции, так что различие этих двух вариантов кажущееся.

Напомню схему кризиса – фабрикант взял кредит, закупил сырье и произвел товары. Товары поступили в магазины, но не продаются – у населения нет денег, спрос есть, но неоплаченный. В результате магазины не могут расплатиться с фабрикой за товары, фабрикант не может вернуть кредит и выплатить зарплату рабочим (вариант — фабрики закрываются и рабочие становятся безработными). Соответственно у рабочих нет денег, чтобы пойти в магазин – круг замыкается. Наступает кризис перепроизводства или, что то же самое – кризис неплатежей.

Такие кризисы стали регулярным явлением еще при Марксе, в результате чего он и спрогнозировал крах капитализма. Кризисы становились все тяжелее вплоть до Великого кризиса, который привел к власти Гитлера и был, в конечном счете, причиной Второй мировой войны. Поэтому в первой половине XX столетия этот главный вывод Маркса, что капитализм обязательно ждет крах, не вызывал сомнения, поскольку впечатляюще подтверждался практикой. Именно для борьбы с этой причиной краха капитализма Маркс и предложил революцию, чтобы сменить строй и установить Госплан – в рамках капитализма Госплан выглядел невозможным.

Особенно разительным в период Великого кризиса было сравнение Западных стран с СССР, ведь у нас-то уже был Госплан, а у буржуев его не было. Поэтому нам-то кризисы перепроизводства были не страшны. Более того, Госплан оказался настолько эффективным средством борьбы с кризисом перепроизводства, что постоянной бедой советского строя были регулярные дефициты. И это также ошарашивало, хотя и в другом смысле.

Но не только голь на выдумки хитра, иногда и буржуи оказываются хитрыми тоже. Поэтому Кейнс предложил другой метод борьбы с кризисом перепроизводства – не революцию. Если в момент кризиса государство предложит безработным хоть какую-то работу (да вот пусть хоть дороги строят, но и это необязательно, можно вообще бесплатно давать им пособие по безработице – ни за что, просто так), то, получив деньги, они пойдут, натурально, в магазин, чтобы что-нибудь купить – не стены же деньгами оклеивать. В результате магазины заплатят фабрике за выставленную на продажу продукцию. Фабрикант расплатится по кредитам и выплатит зарплату. Рабочие смогут пойти в магазин. Ну и так далее – экономика закрутится.

Другими словами, если придать меновую стоимость новому классу потребительских стоимостей, не являвшихся ранее предметом рыночного оборота, если увеличить меновую стоимость рабочей силы, спрос перестанет быть неоплаченным, и экономика выберется из кризиса. Инфляция, которую мы наблюдаем с древности, с самого возникновения денег, вызывается именно этим моментом — освобождением труда, наделением меновой стоимостью продуктов труда, которые раньше просто отбирались, повышению меновой стоимости рабочей силы. Так был создан нереволюционный, немарксистский метод борьбы с кризисом перепроизводства. Революция стала ненужной, а вывод Маркса о неизбежном крахе капитализма – неочевидным. (Вернее, стал неочевидным вывод об отмене рынка при переходе к социализму.)

Здесь нужно сделать одно замечание. В принципе, можно провести полную монополизацию промышленности и создать гос.капитализм – отдать всю экономику во власть десятка олигархов. В такой системе можно создать и Госплан. Ничто, однако, не будет ограничивать монополистов, захвативших государственную власть. Поэтому они и пойдут по самому простому пути повышения своих прибылей – начнут перекладывать издержки производства на покупателя, получать монополистическую сверхприбыль. Это вызовет инфляцию издержек, снижение уровня жизни народа и рост социальной напряженности. Но – главное – это полностью или существенно затормозит прогресс, поскольку он в такой системе не нужен.

Только на базе НТР возникает социалистическая (посткапиталистическая, постиндустриальная) общественно-экономическая формация, основанная на политэкономии Кейнса. Не капиталист–рабочий, а менеджер–инженер становится главным классовым антагонизмом. Торжествует собственность акционерных обществ, то есть собственность общественная, принадлежащая в то же время частным гражданам на праве владения акциями. Невольная честь открытия этой формы собственности как социалистической принадлежит Дюрингу, который критиковал Маркса-Энгельса, ставя им в вину, что из диалектики следует собственность в одно и то же время и личная, и общественная, как единство снятого противоречия. Энгельс, впрочем, отказался от авторства, объявив такую форму собственности чудовищной бессмыслицей [Энгельс. Ф. Анти-Дюринг. — М.: Политиздат., 1977г. — Глава XIII. — С.129-132.]. Ни Дюринг, ни Энгельс в принципе не смогли представить себе что-либо подобное.

В Европе идеи Кейнса признания не нашли, в результате европейский кризис углублялся, и Европа катилась ко Второй мировой. Но в США Рузвельт, взяв эти идеи на вооружение, за две недели вывел страну из революционной ситуации, заложил основу послевоенного процветания. А за Рузвельтом и Европа, уже после войны, также стала использовать этот механизм. Так появилось общество потребления, народный капитализм, социальное рыночное государство, ограниченный законодательно капитализм, посткапитализм, постиндустриализм… можно придумать еще много названий той экономической системы, что позволила Европе избегать кризисов перепроизводства или, во всяком случае, настолько смягчать их последствия, что они уже не порождали революционных ситуаций. Произошел переход к новой формации – постиндустриальной.

Однако процветание также имеет негативные стороны. Когда две трети населения попадают в средний класс, денег у населения становится слишком много. И большинство людей деньги тратит, а не инвестирует их в производство. Зачем? Если я имею хорошую квалификацию и всегда могу заработать, а кризисов бояться не надо, то зачем я буду отказывать себе в удовольствии эти деньги потратить, а вместо этого копить их в банке на черный день? Черных дней не бывает, надо жить сегодня и радоваться жизни! – вот примерно так рассуждает большинство. В результате деньги давят на рынок, позволяя торговцам вздувать цены – идет инфляция потребления. Деньги не инвестируются в промышленность, а проедаются. В результате промышленности не хватает инвестиций, и подрываются основы стабильного экономического роста.

Тут очень тонкая грань. Деньги можно направить в прибыль, снизив зарплату, как это было характерно для классического капитализма. В погоне за прибылью капиталист инвестирует деньги в расширение производства. Но в этом случае мы получим классический капитализм и неизбежные кризисы неплатежей – денег на руках у населения не будет хватать для надежного денежного оборота в стране. Если же, как в кейнсианском посткапитализме, повысить зарплату и ввести пособия по безработице, именно на эти цели направлять большую часть выручки, то возникнет современное западное общество благосостояния. В результате те деньги, что капиталист инвестировал бы в производство, окажутся на руках у граждан, которые их потратят, проедят. Большая денежная масса будет давить на розничный рынок, позволяя торговцам поднимать цены. Возникнет инфляция потребления, что негативно отразится как на гражданах, так и на промышленности, поскольку в условиях инфляции трудно делать инвестиции.

Вот для того, чтобы бороться с этой новой напастью и была разработана экономическая политика монетаризма и рейганомики. Правительство основные усилия направляет на борьбу с инфляцией потребления, чтобы создать условия для направления денежных потоков в инвестиции. Государственные усилия направляются на снижение денежной массы в стране, что вызывает удорожание кредитов (повышение прибыли по кредитам) и подталкивает граждан не проедать деньги, а кредитовать их промышленности либо покупкой акций, либо через вклады в банки. Дополнительно идет наступление на социальные гарантии граждан, что подталкивает граждан вкладывать деньги в различные страховые и пенсионные фонды. А это также – инвестиции в промышленность.

В Европе такая политика до некоторой степени оправданна, поскольку диктуется интересами стратегического экономического развития. Посмотрите – ее проводили и поддержали как демократы в США, так и лейбористы в Англии, да и другие социалистические и социал-демократические партии многих европейских стран.

Но это – на Западе. Что же произошло у нас? Как только от гиперосторожных реформаторов (Горбачев) власть перешла к реформаторам-беспредельщикам (Ельцин и Гайдар), то сразу же был упразднен Госплан, и к России была применена политика монетаризма.

Мы же не можем применять какие-нибудь отсталые методы! Нам же нужен последний визг экономической моды! Рейган, Тэтчер, а следом Гайдар – только так и никак иначе! (Вообще говоря, только человеку, регулярно посещающему спецмагазины для партийных чиновников, могла прийти в голову забавная мысль, что основная беда России – гиперпотребление. Это в стране-то всеобщих дефицитов! Посмотрите на интересный поворот мысли либеральных реформаторов. Цель-то они декларировали – прийти к современному западному обществу потребления, но, как только дорвались до власти, ударили по России монетарным беспределом, то есть методами подавления потребления.)

Но ведь уровень развития экономики у нас был заведомо выше, чем в 1917 году. И даже выше, чем в 1917 году в какой-нибудь Франции или даже США. Ведь причины, порождающие кризисы перепроизводства никуда не делись, а средство борьбы с ними – Госплан – упразднен. Быть может, есть другой (кейнсианский) метод борьбы с этой напастью? Ну да – как же. Зайдите в любое бюро по трудоустройству и посмотрите, можно ли там получить пособие по безработице и каков его размер, и вы поймете – кейнсианством в России и не пахнет. Но если ни один из двух известных методов борьбы с кризисом не применяется, то это значит, что кризис неминуем? А он и разразился. Только называли его не кризисом перепроизводства, а кризисом неплатежей. Но ведь это же – синонимы. Правительство с упорством маньяка в течение более 15 лет борется с потреблением методами монетаризма, то есть на корню зарубает возможность нереволюционного выхода из этого кризиса.

Году в 1996-97 мне удалось ознакомиться с копией документов, составленных группой экспертов для н.д. Госдумы С.Ю.Глазьева, где критиковался монетарный курс правительства России, и отмечалась инфляция не потребления, а издержек [Львов Д.С. — Глазьеву С.Ю.: Заключение на проект Программы "Реформы и развитие российской экономики в 1995-1997 годах", подготовленной Правительством РФ. — М.: РАН, Отделение экономики, 11.04.95.; Абалкин Л. — Глазьеву С. — 7.04.95.; Заключение на Программу Правительства "Развитие реформ и стабилизация российской экономики", подготовленное Центром макроэкономической стратегии Института экономики РАН (рук. д.э.н. Маевский В.И.).; От кризиса к стабилизации экономики и последующему ее подъему // Вопросы экономики. — 1994. — №.11.; Яременко Ю. — Глазьеву С. — 7.04.95.; Узяков М.Н. Экспертное заключение Института народно-хозяйственного прогнозирования на Программу Правительства "Реформы и развитие российской экономики в 1995 — 1997 годах".; Богомолов О., Некипелов А. Замечание по Программе Правительства РФ "Реформы и развитие...". — Институт международных экономических и политических исследований РАН.; Ситарян С. — Глазьеву С. — 30.03.95.; О заявлении Правительства и Центрального банка РФ об экономической политике на 1995 год. — ИВЭИ РАН.; Белоусов А.Р., Абрамова Е.А., Белоусов Д.Р., Клепач А.Н., Поляков И.В., Ковальджи А.К., Сальников В.А., Френкин Б.Р., Некрасова А.С., Суворов А.В. Узякова М.Н. Экономика России в 1994-1995 годах: анализ и прогноз. — М.: Институт народнохозяйственного прогнозирования РАН, апрель 1995г.; Макаров В.Л. — Глазьеву С.Ю. — 7.04.95.; Гребенников В.Г. К материалу Правительства "О проекте основных положений концепции экономического развития Российской Федерации на 1995-1997 годы". — 7.03.95.; Зволинский В.П. – Ельцину Б.Н., Черномырдину В.С., Шумейко В.Ф., Рыбкину И.П. — 28.03.95.; Кувшинов В.А. Аналитическая справка по разделу "Внешняя торговля" "Заявления Правительства и Центрального банка..." и разделу "Внешнеэкономическая деятельность" правительственного проекта "Основные положения концепции экономического развития...": Подготовлено экспертами комитета по экономической политике.; Анализ Программы Правительства "Реформы и развитие российской экономики в 1995-1997 годах": Аналитическая записка экспертов Комитета по экономической политике. — М.: Федеральное Собрание РФ, Гос.Дума, Комитет по экономической политике, 7 апреля 1995г; Ассекритов С. — Глазьеву С.Ю. — 15.03.95.; Заключение Фонда "Реформа" по Заявлению Правительства и ЦБ РФ об экономической политике на 1995г.; Ассекритов С. — Глазьеву С.Ю. — 30.03.95.; Заключение о Правительственной программе "Реформы и развитие российской экономики в 1995-1997 годах" — Международный фонд экономических и социальных реформ (Фонд "Реформа").; Сарафанов М.А. — Глазьеву С.Ю. — 7 апреля 1995г.; Анализ и комментарии к Программе Правительства РФ "Реформы и развитие российской экономики в 1995-1997 годах". — М.: Всероссийский научно-исследовательский конъюнктурный институт, 1995.].

Данные Госкомстата о распределении по доходам [СССР в цифрах в 1988г. — М.: Финансы и Статистика, 1989г.; Российский статистический ежегодник: Статистический сборник / Госкомстат России. Официальное издание. — М.: Логос, 1996. — 1202с.] и динамика этого распределения в СССР и России [Мальцев А.А. Формационно-классовая динамика СССР и России // Ноосфера (компьютерный журнал – депон. на узле FIDO 2:5049/3) – 1998. ¬– №5.], также не позволяют сделать вывод о существовании в России или СССР развитого общества потребления, созданного кейнсианской экономикой.

Социально-экономической ситуации, из которой в своих действиях исходило и с негативными аспектами которой боролось либеральное правительство России в конце ХХ столетия, в природе не существовало. Это — мираж.

Право, мы уже давно бы вышли из кризиса, и у нас уже давно начался бы подъем экономики, если бы в России вообще никакого правительства не было! Мы снова, как и большевики, пытаемся перескочить через совершенно необходимую и закономерную общественную стадию. Результат деятельности необольшевиков аналогичен.

Таким образом, бедственное положение российской экономики в гораздо большей степени объясняется элементарной социологической некомпетентностью реформаторов, нежели чьим-то злым умыслом.

Шоковая терапия

Причиной шоковой терапии явилось то, что в стране, как тогда говорили, было слишком много бумажных денег, которые обесценивались. Поэтому нужно было отпустить цены – рынок автоматически уравняет стоимость денег с наличными товарами. Насколько оправданно такое мнение?

Вернемся слегка назад. Минимум денежной массы (относительно наличных товаров) был в момент смерти Сталина. При Хрущеве денежная масса начала расти, при Брежневе денежная масса (с учетом вкладов в сберкассах) стала превосходить в несколько раз наличные розничные товары в той шкале цен. Это как раз и вызывало дефициты. После начала Перестройки денежная масса еще возросла чисто спекулятивными методами – те, кто мог обналичивать, играли на разнице курсов наличных и безналичных рублей.

Один из простых методов решения проблемы избыточной денежной массы предлагался Рыжковым – слегка увеличить цены. Рыжков предлагал увеличение в несколько процентов. (Ну пусть бы даже цены выросли в два раза – но ведь не в тысячи же раз!) Впрочем, осуществить этот простой метод Рыжкову не дали – общественное мнение было резко настроено против роста цен. Однако это был не единственный простой метод.

Еще проще было бы – не раскручивать инфляцию.

У нас было три типа государственной валюты: рубль валютный, рубль наличный и рубль безналичный. Реальная стоимость этих рублей была разная. Ну и нужно было сделать шкалу: 0.7 рубля валютного было равно 1 доллару по официальному курсу, что обменивалось на черном рынке на 3 рубля наличных, а 1 рубль наличный менялся банковскими спекулянтами на 1,5-2 рубля безналичных. Итого приблизительно 1 р.в. = 4,5 р.н. = 7 р.б. Полагаю, что так было бы правильно. Конкретно о размере шкалы можно спорить, но сам принцип логичен. Это сразу бы пресекло рублевые спекуляции и заставило наши предприятия работать на реальный рынок – за наличные рубли.

Вместо этого были отпущены цены, вся масса безналичных рублей смешалась с наличными, что вызвало огромный избыток денег на рынке – инфляция стала неизбежной.

Она и разразилась. Цены подскочили за год в тысячи раз. Сейчас говорят, что альтернативы не было. Говорят это лидеры партии, которую по недоразумению считают партией демократической – СПС: «1991 год. Что тогда было? Или точнее – чего не было? А не было: – еды /…/ – национальной валюты /…/ – таможни /…/ – министерств, ведомств, и, по сути, правительства /…/ – армии. Если все это обобщить, то собственно не было двух вещей – не было экономики, почти не было государства.» [Анатолий Чубайс Построение либеральной империи – миссия России в XXI веке. – С-Пб.: СПС, 2003. – С.5.]. Тут возникает, впрочем, вопрос – если России как государства не было, то зачем потребовалось разваливать СССР? Ведь ситуация отсутствия государства возникла именно от этого – пока был СССР, России отдельное государство было не особенно нужно. Но не будем спорить по этому поводу, возьмем как факт – СССР рассыпался. На рынок давит огромная денежная масса при недостатке розничных товаров. Что делать? Ведь для того, чтобы отпустить цены особого интеллекта не требуется. Достаточно заявить – рынок все исправит, – и снять ограничения. Насколько вообще верно утверждение, что у нас в 1991 году была денежная масса, которая не обеспечивалась наличными товарами?

В прессе часто мелькало сообщение, что американцы считали реальную стоимость рубля в несколько долларов. То есть, они предполагали, что если отпустить цены, то начнется рост рубля – падение цен, а вовсе не их рост. Я не видел этих расчетов, поэтому не могу судить – насколько они соответствуют реальному положению дел, но простейшие прикидки показывают правдоподобность такого взгляда. Сравните примерную стоимость заводов с общей массой наличных денег. Ведь наличных денег было всего-то раза в три–четыре больше, чем объем товаров в РОЗНИЧНОЙ торговле. Сравните, к примеру, месячную стоимость продукции какого-либо завода со стоимостью его основных фондов.

Что именно такого сделал Гайдар, что рубль рухнул, а цены взлетели? Или, по-другому, чего именно он не сделал, хотя был обязан сделать как глава правительства?

Почему у нас вообще возникла ситуация наличия трех государственных валют? По очень простой причине – в стране существовало три непересекающихся рынка. Валютный рубль действовал на первом рынке – экспортно-импортном – и касался только ограниченного числа экономических субъектов. Частных граждан он касался в двух случаях:

• Когда гражданин выезжал за границу, ему меняли какое-то количество рублей по курсу. Если по возвращении у него оставалось какое-то количество валютных чеков, он мог отоварить их в Березке. Таким образом, к примеру, покупали советские автомобили в импортном исполнении – на валютные рубли по европейским ценам.
• Если гражданин имел доступ к специальным магазинам, где продавались импортные товары, а цены пересчитывались по официальному валютному курсу рубля.

Этот рынок был сбалансирован – количество товаров и цены с рублевой массой. Но он практически не пересекался с двумя другими. Объем его был невелик, поэтому не он определял ситуацию в экономике страны, а соотношение товаров и цен достигалось тем, что этот рынок искусственно ограничивался – не каждый гражданин мог обменять рубли на доллары по курсу Центробанка и тем более не каждый имел доступ к спецмагазинам.

Вторым рынком в стране был розничный рынок. К нему относилась розничная государственная торговля. К этому рынку относилась и частная торговля на колхозных рынках. И полуподпольная торговля на различных барахолках и черных рынках также относилась к этому рынку. Валютой этого рынка, естественно, был бумажный рубль. Если товары с первого рынка попадали на этот рынок, то их стоимость пересчитывалась уже не по курсу Центробанка, а по курсу черного рынка 1 доллар = 3 рубля (строго говоря – даже больше, чем по курсу черного рынка). И простая операция переноса товара с одного рынка на другой давала существенную прибыль, если есть потом возможность приравнять один бумажный рубль одному валютному. Именно на этом основывалась спекуляция. (В принципе этот второй рынок также подразделялся на три упомянутых субрынка – черный, колхозный и государственный. И можно было спекулировать при переносе товаров между субрынками внутри второго рынка. Но здесь прибыль от спекуляции была уже существенно ниже, чем при переносе с первого рынка на второй, да и валюта была единая – бумажный рубль, а потому мы не будем на этой частности останавливаться.)

На этом рынке на момент начала Перестройки наличная денежная масса, то есть деньги на руках населения и вклады частных граждан в сберкассах в несколько раз (раза в три) превышала количество наличных товаров по той шкале цен.

И, наконец, третьим рынком в стране был фондовый рынок, на котором продавались средства производства. Понятно, не все – большею частью орудия труда, то есть станки, грузовые автомобили, самолеты и так далее. Например, завод, как единое целое, на таком рынке все равно не продавался. Валютой этого рынка был безналичный рубль. За наличные деньги на этом рынке купить ничего было нельзя, либо крайне трудно. Впрочем, и за безналичные – тоже. Большинство товаров не продавалось, а распределялось. Когда говорили, что в нашей стране нет рынка, и что нужно рынок ввести, имели в виду именно и прежде всего этот рынок – фондовый. Но основного населения страны этот рынок касался мало – все торговые операции частные граждане проводили на втором рынке.

Количество безналичных денег на этом рынке также превышало наличный товарный оборот. Достигалось это обычными приписками – реально производилось меньше, чем указывалось в отчетности. Безналичный рубль с этого рынка на второй мог попасть либо через зарплату (после уплаты налогов), либо через банковских спекулянтов, производивших обналичку. Постоянная перекачка денег с этого рынка на второй началась с развития кооперации в 80-х годах – именно тогда появились банковские спекулянты, зарабатывавшие на обналичке. Эта обналичка еще больше усилила диспропорции цен на втором рынке, что стало главным аргументом отпуска цен Гайдаром.

Тут, однако, нужно учесть важный факт. Избыток денежной массы на этом третьем рынке – кажущийся. Посмотрите – лишь только часть товаров на этом рынке реально продавалась, а большая часть в торговом обороте не участвовала. Так станок для завода купить (с известными трудностями) было можно, а сам завод – в принципе нет. Прикиньте соотношение товаров на этом рынке с общей массой основных фондов советской промышленности (в случае, если бы рынок был введен) и вы увидите, что на самом деле денег (всей их массы – наличных и безналичных) должно было катастрофически не хватать.

То есть, если бы Гайдар действительно собирался ввести в России рынок и действительно его ввел в 1991 году, то именно на третьем рынке нужно было проводить реформы, а вовсе не на втором рынке розничной торговли. И после выброса на рынок основных фондов, а следом отпуска цен, наличной денежной массы и второго, и третьего рынков (то есть и наличных, и безналичных денег) стало бы катастрофически не хватать – произошел бы резкий рост курса рубля.

Обратите внимание – рынок и приватизация, то есть превращение основных фондов в товар, как и создание в стране среднего класса, были записаны в программе и уставе этой партии, которую только по недоразумению считали демократической [Устав партии “Демократический выбор России”].

Что на самом деле сделал Гайдар? Был отменен контроль за ценообразованием, была отменена монополия внешней торговли, сняты еще несколько ограничений. То есть все три рынка были объединены. Но поскольку приватизация (превращение основных фондов в товар) была в ближайшем будущем, а ограничения сняты уже сейчас, то избыточная денежная масса второго и третьего рынков обрушила курс рубля – курс упал в сотни раз. В результате накопления большинства советских граждан были обесценены, и в дальнейшем они были исключены из процесса приватизации. Тем самым в принципе была уничтожена возможность создать в стране развитый современный средний класс.

Оценивать это можно двумя способами:
1. Гайдар чисто в силу собственной некомпетентности сначала отпустил цены, а фонды на рынок выбросил позже – через несколько лет. Этот временной люфт и вызвал скачок инфляции.
2. Гайдар сознательно отстаивал интересы номенклатуры – лишил сбережений и тем искусственно отрезал от приватизации основную массу граждан. Приватизация приняла ярко выраженный номенклатурный характер.

Какая бы из этих оценок ни была верной, нет никакого основания считать, что здесь существенную роль сыграл внешний фактор. Некомпетентность и эгоизм номенклатурной коммунистической элиты (большевиков) ярко выразилась хотя бы в том, что они вообще ринулись в свое время в авантюру Октябрьской революции. И на народ – граждан страны – эта элита всегда смотрела как на папуасов, считая граждан страны либо отсталыми крестьянами, либо реакционными буржуями, либо гнилой интеллигенцией. А в семидесятые годы прошлого века эта элита точно так же стала относиться уже и к рабочему классу – прозвище “гегемон” приняло резко пренебрежительный характер.

Что же до того, что современная политика России не является самостоятельной, то есть наша элита находится в зависимости от мировых олигархов – а какой же результат вы хотели бы получить при такой-то компетентности этой элиты? Чтобы наша элита заняла ведущие в мире позиции? Ну-ну! Ведь Гайдара же иностранные советники как лоха развели на отпуск цен, отмену монополии внешней торговли и приватизацию. А он был не кто-нибудь, а Премьер-Министр!

Я не говорю, что всего этого не нужно было делать. Нужно. Но ведь не так же. Синхронизацию процессов надо было тщательно отрабатывать.

(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ - читайте главы "Ваучер стоит две волги", "Ростовщический ссудный процент" и "Синхронизация")