Хотя История веками развивалась естественным, то есть стихийным, то есть материалистическим путём, однако всегда находились политики, которых не удовлетворяло такое неспешное историческое развитие, и они стремились подстегнуть ход истории. Обычно такое происходило, когда какая-либо страна отставала от своих конкурентов на международной арене и собиралась взять реванш за прошлые поражения. Как раз тогда обычно находился политик, который стремился подстегнуть ход развития своей страны, заимствовать у более развитых соседей успешные экономические механизмы и быстро внедрить их в своей стране – чтобы затем нанести поражение своим врагам. Это идеалистический метод развития Истории – первичным тут становится не экономическое развитие само по себе (не стихийное экономическое развитие), а политическое решение, как именно развивать экономику.

Стоит отметить, что История может развиваться как идеалистическим, так и материалистическим методом, заранее мы не можем предпочесть один из них другому – всегда надо рассматривать конкретную ситуацию. То, что выгодно и необходимо в одном случае, может оказаться порочным в другом. При естественном, стихийном развитии базис развивается быстрее (изменения в базисе первичны), надстройка, как правило отстаёт (просто в силу инерционности). Это создаёт перекосы в развитии, которые разрешаются чаще всего революционным путём. При идеалистическом развитии, наоборот, надстройка забегает вперёд, происходят попытки установить общественные отношения, не подкреплённые имеющимся базисом (необходимый базис ещё только собираются создать). Это также создаёт перекосы в развитии. И надо добавить, что развитие, происходящее впервые в мире, скорее всего невозможно осуществить идеалистическим путём – невозможно точно предсказать путь развития, если ранее этого нигде не происходило. Неучтённые эффекты развития превратят, казалось бы, идеалистический путь в стихийный, то есть материалистический.

Почему в социологии можно говорить о социальной материи несмотря на то, что рассматривается множество субъектов, обладающих сознанием? Материальность в социологии (истории) возникает примерно так же, как и необратимость в термодинамике – по закону больших чисел. Пока мы рассматриваем движение десятка, сотни или даже тысячи молекул, их движение полностью хаотично (хотя механическое движение вполне предсказывается, но трудности нарастают по мере количества сталкивающихся агентов). В принципе, ничто не мешает им собраться в одной половине комнаты, оставив в другой половине полный вакуум – чисто случайно. Но как только количество молекул в комнате начинает исчисляться числом с двадцатью семью нулями (в нормальной комнате при нормальных условиях), то вероятность, что все молекулы соберутся в одной половине комнаты, сбежав из второй, становится астрономически ничтожной. Давление в любой точке комнаты становится равным давлению в любой другой точке, да и вообще – начинают выполняться три газовых закона, выведенных для условий идеального газа. Поведение газа (соотношение между Р, V и T) становится полностью детерминированным этими законами, то есть материалистичным, не зависящим от чьего бы то ни было желания.

Аналогично и в социологии. Пока мы рассматриваем малые группы, то уместно применять методы исследования, выработанные идеалистическими вариантами социологии – символическим интеракционизмом, феноменологией, этнометодологией, структурализмом. Но к чем большим массам людей мы сдвигаемся в своих исследованиях, тем скорее мы должны сдвигаться в сторону материалистической социологии – к структурному функционализму, теории конфликта, теории обмена. А в предельном варианте, когда мы рассматриваем деление общества на большие антагонистические классы, ничем, кроме марксизма, мы пользоваться не можем¹. Применяемая нами социологическая теория (её конкретный вид) есть функция от социальной массы.

Кратко рассмотрим материалистический (стихийный) вариант развития – на примере возникновения капитализма, как наиболее изученной общественно-экономической формации (ОЭФ).

Возьмём феодализм. Страна разбита на отдельные феоды, служащие для обеспечения феодалов. Феодал собирает с крестьян натуральный налог, превращает его в деньги, на которые закупает себе вооружение. Феодальная междоусобица приводит к тому, что границы феодов меняются – тот, кто имеет больше качественного вооружения, захватывает больше земли. Что позволяет ему получать лучшее вооружение в большем объёме. Это позволяет захватывать новые земли – закон концентрации капиталов.

При таком образе жизни, казалось бы, выгоду должны получать производители вооружения – ремесленники. Но не получают, поскольку власть принадлежит феодалам, которые применяют ко всем (и к ремесленникам также) методы внеэкономического принуждения. В качестве реакции ремесленники собираются в города, огораживаются стенами и начинают борьбу с феодалами. В города также переселяются крестьяне (наиболее предприимчивые), то есть сбегают от феодальной зависимости. Городской воздух делает их свободными (ну и ароматы там, надо полагать, стояли). Для борьбы с феодалами города заинтересованы в росте численности своих жителей. Чем больше жителей – тем больше городское ополчение.

Но рост населения городов ограничен. Чтобы иметь стабильный доход и не помирать с голоду, ремесленники объединяются в цеха. Цех строго регламентировал – сколько подмастерьев может иметь ремесленник, следовательно регламентировал скорость появления новых ремесленников. И хотя эта скорость изначально невысока (время обучения исчислялось годами, если не десятилетиями), тем не менее городской рынок ограничен, а следовательно, чтобы иметь стабильный доход, надо ограничивать количество ремесленников. О сверхдоходе тут речь не идёт, большую выгоду можно получить разве что во время ярмарки. В погоне за прибылью купцы кочуют по ярмаркам.

Но морская торговля выгоднее сухопутной – перевозки дешевле, корабль легче оборонять, чем цепочку телег и т.д. Это дало преимущество Венеции и Генуе. Ещё в XIII веке они захватили ряд факторий в восточном Средиземноморье, что позволило им создать стабильные торговые маршруты. В то же время были созданы первые банки.

Международная торговля многократно расширяет рынки – по сравнению с ситуацией ремесленника в отдельном городе. Это порождает стремление неограниченно наращивать продукцию. Такое стремление возникало и ранее, к примеру, в Римской империи. Как можно увеличить выход продукции? Самый первый приходящий в голову рецепт – купить как можно больше как можно более квалифицированных ремесленников и собрать их в одном эргастерии. Собственно, именно так и действовали в античности. Однако ремесленники имелись в ограниченном количестве, да и рынок Римской империи был всё же ещё неразвит. Кто был вовлечен в такой рынок? Собственно, только лишь подданные империи. Огромные пространства Европы были захвачены натуральным хозяйством и исключены из рынка – за небольшим исключением элиты, что покупала у Рима предметы роскоши².

Теперь же Европа также включилась в международную торговлю – в XIII веке возник Ганзейский союз, дополнивший средиземноморскую торговлю балтийской. Да и товары из Индии и Китая тоже проникали в Европу в небольшом количестве. Европейских авантюристов манили острова пряностей. Рынок увеличился многократно. Это создавало спрос. Спрос рано или поздно рождает предложение. Был открыт новый способ увеличить выход продукции: не увеличивать квалификацию работников, а действовать строго наоборот – снижать её. Производственный цикл разбивается на отдельные операции, выполнять которые может и неквалифицированный (частичный, мануфактурный) работник, а квалифицированного ремесленника ставить уже на сборку конечного изделия из комплектующих – произошёл взрывной рост рынка рабочей силы. Если для подготовки квалифицированного ремесленника требовались года, то мануфактурного рабочего можно было подготовить за пару недель. Появились два новых класса – из купеческой буржуазии выделилась буржуазия промышленная (капиталисты), а из прослойки ремесленников вырос класс мануфактурных рабочих. Началось развитие капитализма. Подчеркнём – именно появление частичных (мануфактурных) рабочих (класса рабочих) и есть точка отсчёта, с которой начинается развитие капитализма.

Почему ремесленный способ производства, существуя тысячелетия, не смог определить специфическую ОЭФ? Как раз из-за длительного времени подготовки ремесленника. Ремесленники так и не стали основной массой населения. Формацию определяет только такой способ производства, который может втянуть в свое производство основную массу населения – создать соответствующий этому способу производства пролетариат. Хотя пролетариат формации (основной производящий класс) по мере развития формаций все время численно сокращается. В жреческой формации крестьянство составляло 90%. При феодализме крестьянство достигает 80%. Как отметил Каутский, в конце XIX века в Германии пролетариат достигал 65%. В современных США инженеры и ученые, вообще работники постиндустриального сектора, достигают 50%. Это происходит потому, что при переходе к новой ОЭФ, к новому способу производства, старые способы не исчезают полностью, они сохраняются, сохраняя внутри себя какое-то количество рабочей силы. Просто в силу скачка производительности труда резко сокращается масса пролетариата, участвующего в этих старых способах производства – это и позволяет новому прогрессивному способу производства втянуть в себя большинство пролетариата. Стоит ожидать, что при переходе к постсоциализму, как более прогрессивной, чем социализм, формации, численность пролетариата в принципе не сможет достичь 50% населения, то есть пролетариат принципиально окажется в меньшинстве. Это потребует серьёзно переработать марксизм – уж идею-то диктатуры пролетариата без сомнения.

Рисунок 1. Доля пролетариата (основного производящего класса)
в общем населении в зависимости от ОЭФ.
Формации: П – первобытная, Ж – жреческая, Ф – феодальная,
К – капиталистическая, С - постиндустриальная

Возможно, это пока не критично для пролетариата социалистической (постиндустриальной) формации – инженеров, всё-таки 50%, хотя факт массовой зараженности инженеров либеральной идеологией уже выглядит тревожно. Но, скорее всего, уже на следующей пост-социалистической формации пролетариат будет принципиально составлять меньшинство. А это превращает тезис о диктатуре пролетариата в принципиально антидемократический тезис. Как это нам продемонстрировал Советский Союз, хотя и по другой причине – большую часть его истории базис социализма (да даже и фабрики – базис капитализма) только строился, соответственно рабочий класс составлял меньшинство населения. А потому в 30-х годах, опирающийся на диктатуру рабочего класса и вырастающий из этого класса, но реально не допускающий его до власти, класс номенклатуры и устроил всем режим сталинизма.

Развитие мореходства привело к открытию Америки. Через шесть лет Васко да Гама обогнул Африку и достиг Индии. Мировая торговля начала смещаться из Средиземноморья в Атлантику. Это привело к тому, что центр развития капитализма сместился из Северной Италии в Нидерланды. Разбогатевшая буржуазия начала войну с мировым лидером – испанской монархией. Началась буржуазная революция.

Развитие капитализма в Нидерландах вызвало повышенный спрос на шерсть. А в соседней Англии это привело к тому, что крестьян начали сгонять с земли – процесс получил название «огораживания». Переориентация сельского хозяйства Англии на овцеводство создала условия для развития собственной текстильной промышленности. Сразу же за революцией в Нидерландах началась английская промышленная революция, а следом и английская буржуазная революция. Англия становилась наиболее развитой мировой державой, каковой и оставалась до середины ХХ века.

Таково в общих чертах естественное (стихийное, материалистическое) развитие капитализма. Конечно, если брать масштаб исследования, когда рассмотрение спускается на отдельного предприимчивого крестьянина, отдельного пирата-авантюриста или отдельного капиталиста, то их действия, безусловно, идеалистичны. Они сначала сами для себя что-то решают, строят какой-то план действий (произвольный или вынужденный) в своей голове и только потом его реализуют. Здесь идея, сознание, безусловно, первичны, а их действия, экономика, что в результате возникает, однозначно вторичны. Такие действия ни в коем случае невозможно считать независящими от их сознания. Однако эти действия по большей части вполне эгоистичны, продиктованы разумным или даже неразумным эгоизмом – люди ищут собственную выгоду. Вряд ли мы найдём в Истории заметное количество альтруистов, что, вдохновившись идеалами христианства, действуют в ущерб себе ради блага своего ближнего. Наверняка количество таких альтруистов не превышает статистическую погрешность, то есть статистически равно нулю.

Если же рассматривать не отдельного капиталиста, не малую группу, а всю нацию какого-либо государства либо даже всю Европу в целом, то стихийные эгоистические действия отдельных индивидов сталкиваются, противоречат друг другу, усредняются и из них вырастает социальная материя – классовые интересы больших групп людей. Именно стихийность действий, эгоистичность интересов отдельных экономических субъектов и придаёт материальность Истории – независимость исторического развития от образа мыслей отдельного индивидуума. Собственно, Маркс в Капитале как раз и исходил из стихийности и эгоистичности отдельного экономического субъекта.

Но Маркс, разрабатывая исторический (экономический) материализм, допустил серьёзную методологическую ошибку. Он рассматривал капитализм на примере Англии, на примере наиболее развитой капиталистической страны. Для выведения законов развитого капитализма это, вероятно, оправданно. Но для выяснения генезиса капитализма надлежит всё же исследовать не догоняющее развитие, а развитие капитализма в Англии имело именно догоняющий характер, было инициировано более ранним капитализмом Нидерландов, что сам же Маркс в Капитале упоминает. То есть генезис капитализма стоит исследовать на примере Северной Италии или хотя бы тех же Нидерландов – там, где капитализм возник первоначально. В результате Маркс выдвигает ошибочный критерий капитализма – свобода рабочей силы³. При этом сам же Маркс пишет об американских плантациях, что капитализм немыслим без хлопка, то есть без американского рабовладения. Да и описывая детский труд Маркс проводит прямую параллель с трудом рабов: «Но теперь капитал покупает несовершеннолетних или малолетних. Раньше рабочий продавал свою собственную рабочую силу, которой он располагал как формально свободная личность. Теперь он продаёт жену и детей. Он становится работорговцем. Спрос на детский труд часто и по форме напоминает спрос на негров-рабов, образчики которого мы привыкли встречать в объявлениях американских газет»⁴. Где же тут свобода рабочей силы? На самом деле для капитализма нужна не свобода рабочей силы, а рынок рабочей силы, что возможно и в условиях рабовладения. Так в античности некоторые рабовладельцы сдавали своих рабов в аренду. То есть критерий начала капитализма, что ввёл Маркс – ошибочен. Аналогично Маркс дал ошибочный критерий конца капитализма, что порождает уже споры – а был ли социализм в СССР? Аргументы сторонников концепции “госкапа в СССР” невозможно опровергнуть в рамках марксизма-ленинизма.

Кратко рассмотрим идеалистический (искусственный) вариант развития. Обычно это догоняющее развитие, когда какая-либо страна отстала в развитии, терпит поражения от более развитых соседей. В результате правители этой страны искусственно подстёгивают развитие, чтобы стать конкурентоспособными и победить или хотя бы отбиться от соседей. Два самых ярких примера успешной авторитарной модернизации, что приходят на память – это Франция и Россия. Безусловно есть и более поздние примеры успешной авторитарной модернизации, но там процессы ещё не закончились, накопившиеся противоречия пока не вылились в социальный катаклизм. Ключевой момент – авторитарная модернизация, это всегда действия правительства, поскольку это модернизация в пределах целой страны, игнорирующая возможные эгоистические мотивы граждан. Если же какой-либо отдельный капиталист вздумает провести модернизацию в своей собственной «промышленной империи», то это как раз будет его личным эгоистическим (то есть материалистическим) действием, под определение авторитарной модернизации не попадающим.

Петр Первый начал широкое строительство мануфактур, то есть начал развивать в феодальной России капитализм. И если при Софье Россия не могла нанести поражение даже туркам, не говоря уже про европейские страны, то быстрая индустриализация, проведённая Петром, привела к тому, что в конце XVIII века, к примеру, чугуна стали производить 8 млн. пудов в год, то есть столько же, сколько производила самая развитая на тот момент страна – Англия. Это позволило перевооружить армию, за чем последовали и победы, была побеждена одна из сильнейших европейских стран – Швеция. Слабая феодальная страна, с феодальным войском вместо армии, превратилась в централизованную капиталистическую монархию, обладающую серьёзной промышленностью. Да, Россия всё ещё отставала от развитых стран, крепостное состояние крестьян мешало быстрому развитию капитализма, тем не менее в середине XIX века хлопчатобумажная промышленность России обогнала уровень Германии, хотя и отставала от Англии, Франции, США и Австрии.

Отметим, что искусственный путь обычно сопровождается перекосами в развитии. Так Россия хотя и стала капиталистической страной, но крепостное состояние крестьян тормозило развитие. Рента рабочей силы, которую получали помещики, снижала количество свободных капиталов, что можно было бы направить на развитие промышленности. Это аналогично земельной ренте – если фабрикант не является собственником земли, ему надо платить за её аренду.

Уточним этот механизм. Развитие промышленности сделало нерентабельным сельское хозяйство (особенно в северных регионах, том же Иванове). Для помещиков выгоднее стало отменить барщину и отпускать крестьян на оброк. Крестьяне на условиях вольного найма нанимались на фабрику, получали зарплату и часть её выплачивали помещику в виде оброка – то есть в виде ренты рабочей силы.
Феодальная собственность на землю и на рабочую силу превращается в условиях капитализма в ренту. (Аналогично капиталистическая собственность на средства производства превращается в условиях социализма/постиндустриального общества в ренту – капиталист превращается в акционера.) Но необходимость выплачивать ренту помещику увеличивает зарплату рабочего, то есть снижает прибыль капиталиста, а это уже тормозит развитие. Стихийный материалистический путь с буржуазной революцией устраняет эти пережитки и даёт более сбалансированное развитие.

Второй пример искусственного (идеалистического) развития – это реформы Ришелье-Кольбера. Англия, проведя огораживание и развив промышленность, вырвалась на первое место по экономическому развитию, превратившись в ведущую мировую державу. Франция исторически была конкурентом Англии. Запутанные династические связи между правящими домами, войны, длящиеся иногда более ста лет, идеологические конфликты – во Франции правили католики, в Англии протестанты. Всё это заставляло французскую монархию поддерживать конкурентоспособность, чтобы избежать опасности поражения. И если стихийное (материалистичное) развитие Франции отставало, следовательно, его надо было искусственно (идеалистически) подстегнуть.

Опираясь на теорию меркантилизма Ришелье инициировал реформы, но полностью своих целей он достичь не смог. Чуть позднее реформы продолжил Кольбер. Политика меркантилизма сочеталась у него с централизованным созданием мануфактур (королевских). Интересно, что Кольбер регулировал хлебную торговлю, что позволило снизить цену на хлеб, соответственно, снизить стоимость рабочей силы, соответственно, ускорить развитие капитализма. Эти меры за каких-то 10-15 лет вывели Францию на одну из ведущих позиций по экономическому развитию.

Заметим, что искусственный идеалистический путь развития, хотя и позволяет достигать определенных целей, прежде всего поддерживать милитаризацию общества, но не дает сбалансированного развития. Перекосы развития сохраняются, что приводит к социальному кризису. Так именно Франция и Россия, показавшие пример успешной авторитарной модернизации, пережили в конце концов революции, получившие наименование великих – Великая французская буржуазная и Великая октябрьская социалистическая.

Когда Маркс с Энгельсом открыли материалистический взгляд на Историю, они исходили из естественного, стихийного способа развития. В частности, в Капитале Маркс исходит из эгоистических экономических субъектов, каждый из которых преследует исключительно собственную выгоду. Это и стало сутью экономического материализма. Пролетариат свергает буржуазию и строит коммунизм не потому, что преследует идеалы гуманизма, а потому, что просто вынужден это сделать. Коммунизм строится в результате эгоистических действий широких народных масс. Причиной таких действий являются не менее эгоистические действия элиты.

Это породило целое течение в марксизме, которое решительно не понравилось Марксу. Он даже заявил, что если это марксизм, то он не марксист.

Такое заявление Маркса вполне понятно. Он был революционером и организовывал революционное движение. А среди революционеров чисто статистически, стихийно присутствует много альтруистов. Несправедливость, которая и заставляет индивидуума становиться революционером, обычно вызывает возмущение и желание добиться справедливости не только лишь для себя лично, а для всех. Такой настрой – основа для идеализма. Идеалистом был и сам Маркс, посвятивший всю свою жизнь борьбе против эксплуатации. То, что он выдвинул принцип исторического материализма, не играет большой роли. Во-первых, он сам не до конца понял тот принцип, автором которого он был. Теоретический принцип не является собственностью автора, он имеет самостоятельное значение, как правило превосходящее значение самого автора. Мысль изреченная есть ложь, сказал Тютчев. Но это действует в обе стороны. То, что думает автор какой-либо мысли, иногда богаче, чем те слова, в которые он оформил свою мысль. Тут всё зависит от его владения словом – тем более, что необходимый термин может просто отсутствовать. (Именно это и имел в виду Тютчев.) Но и наоборот – та формулировка какого-либо принципа, что высказал автор формулировки, нередко гораздо богаче, чем та мысль, что была в голове автора при создании этой формулировки. Мысль высказана. Она начинает самостоятельное существование, независимое от своего автора. А автор просто не смог осознать все последствия, высказанной им мысли. В этом смысле мысль объективна, она зависит не столько от образа мыслей своего автора, сколько от состояния науки в целом – от объективного знания.

У Маркса и Энгельса часто встречаются блестящие рассуждения в духе исторического материализма. Однако нередко они полностью перечёркиваются на следующей странице или даже в следующем абзаце – это обычно списывается на “диалектичность” их мышления. Вот что пишет Энгельс: «Мне думается, что в одно прекрасное утро наша партия вследствие беспомощности и вялости всех остальных партий вынуждена будет стать у власти, чтобы в конце концов проводить все же такие вещи, которые отвечают непосредственно не нашим интересам /…/ мы будем вынуждены производить коммунистические опыты и делать скачки, о которых мы сами отлично знаем, насколько они несвоевременны»⁵. И далее идёт рассуждение в духе исторического материализма. Но написав всё это, Энгельс продолжает: «Однако все это не важно, и самое лучшее, что можно сделать, – это уже заранее подготовить в нашей партийной литературе историческое оправдание нашей партии на тот случай, если это действительно произойдет»⁶. То есть ограничения, накладываемые историческим материализмом, по мнению Энгельса, не важны, что он откровенно и пишет – важно непосредственное революционное действие. Это утверждение марксизма высказано в двух различных логиках⁷, двух различных философиях – то есть внутренне противоречиво. Не замечалось это только потому, что списывалось на “диалектичность” мышления Маркса-Энгельса.

Если исходить из исторического материализма, то для определенных социальных преобразований должен быть соответствующий уровень экономического развития (экономика первична). Даже более того – как правило социальные преобразования отстают от имеющегося уровня экономического развития (просто в силу инерции – начинаются-то все процессы с изменения базиса, во всяком случае, начинаются в естественном, стихийном развитии). Это описывается как закон отставания надстройки от базиса. Но если это так, то о переходе к коммунизму (о коммунистической революции) имеет смысл говорить только после того, как база коммунизма уже создана. Вот нормальный механизм развития в соответствии с историческим материализмом – база создана, но общественные отношения отстают, коммунистическими пока не являются. Чтобы устранить противоречие между производительными силами и общественными отношениями и нужна революция. Это нормальный механизм, который предполагается историческим материализмом.

Однако схема революции, предлагаемая Марксом-Энгельсом, от этого механизма отличается. В «Принципах коммунизма» Энгельс ставит задачу революции как непосредственно-практическую. При этом он отмечает, что сразу уничтожить частную собственность невозможно: «точно так же, как нельзя сразу увеличить имеющиеся производительные силы в таких пределах, какие необходимы для создания общественного хозяйства. Поэтому надвигающаяся по всем признакам революция пролетариата сможет только постепенно преобразовать нынешнее общество и только тогда уничтожит частную собственность, когда будет создана необходимая для этого масса средств производства»⁸. Революция Энгельсом предполагается не в ситуации, когда базис коммунизма уже создан, то есть общественные отношения отстают от развития производительных сил (как раз в этом случае революция устраняет это отставание), а в случае, когда базис ещё недостаточно развит (отставания надстройки нет), и этот базис ещё только надо будет развивать после того, как революция победит. (Вопрос о том, возникнет или нет и в этом случае какое-либо своеобразное отставание надстройки от вновь построенного базиса – Энгельс не ставит и не разбирает.)

Тут очевидное противоречие с принципами исторического материализма. Но из ситуации выходили следующим образом. Во-первых, был выдвинут принцип, что экономика определяет надстройку не непосредственно, а лишь «в конечном счете». Что даёт большую свободу различным толкованиям. Как мы рассмотрели ранее, Франция и Россия провели вполне успешную авторитарную модернизацию, то есть в этих случаях надстройка (политика) на самом деле смогла инициировать экономическое развитие. Вот только в конечном счете определяет базис, экономика – а он на момент начала авторитарной модернизации был неразвит. И авторитарная модернизация, как искусственное, а не стихийное действие, была нацелена только на какие-то узкие цели. Развитие не было широким, что-то упускалось из вида, оставалось архаичным (да даже сама цель модернизации – сохранить архаику, монархию, править по-старому, но в новых условиях). В результате накапливались перекосы, которые потом потребовалось устранять революциями.

Кроме того, Маркс привёл занятное диалектическое рассуждение. Вот одно из его высказываний, считающееся ключевым для исторического материализма: «Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она даёт достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества»⁹. Казалось бы, сказано вполне определённо – необходим определенный уровень развития базиса. То есть, прежде чем делать революцию, надо бы этого уровня дождаться. Но Маркс ни в коем случае не собирался чего-либо дожидаться. Он непосредственно готовил революцию. А потому он продолжает: «Поэтому человечество ставит себе всегда только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия её решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления»¹⁰. Начало рассуждения сделано в логике развития, конец, перечеркивающий это начало, – в логике борьбы.

То есть уже одно то, что Маркс поставил задачу коммунистической революции, должно, по его мнению, служить доказательством, что необходимый для коммунизма базис имеется в наличии. Интересный поворот мысли! Маркс ставил задачу революции в 1848 году, следовательно, по его мнению, коммунизм также был возможен в 1848 году? Очевидно, что это не так. Впрочем, Маркс-Энгельс тоже так не думали. Они вообще мало обращали внимания на объективную возможность, на материализм. Философия марксизма – это философия действия, то есть, по сути, философия идеалистическая, философия активного действующего субъекта, не описывающего, а преобразующего реальность. Именно поэтому Энгельс в «Принципах коммунизма» собирался сначала власть захватить, а уже потом подтягивать имеющийся базис на необходимый для коммунизма уровень – политика авторитарной модернизации, политика развития экономики под управляющим воздействием активного и сознательного субъекта. Необходимость захвата власти он обосновывал не возможностью немедленного коммунизма, а невозможностью дальнейшего существования экономики в условиях капиталистической анархии производства¹¹. Однако это несколько другое доказательство – не доказательство немедленной возможности коммунизма, а доказательство необходимости перехода от капитализма к более прогрессивной ОЭФ. Маркс же с Энгельсом отождествили между собой эти два разных доказательства. В результате переход от капитализма к социализму (к более прогрессивной ОЭФ) произошел, как это и было предсказано, но фазой коммунизма социализм не оказался. Даже близко не оказался.

Выдвигая, по сути, идеалистическую философию действия, Маркс тем не менее всех уверял, что является материалистом. Вот посмотрите, как он мыслил наступление коммунизма. Сначала пролетариат берёт власть, потом он изменяет способ производства. То есть действие (взятие власти) тут первично, а изменение ОЭФ (появление нового способа производства) вторично. Это не естественное, стихийное действие, то есть не движение социальной материи самой по себе, а искусственное идеалистическое действие (изменение надстройки, захват власти, ведет к изменению базиса, изменению способа производства). Тем не менее Маркс сумел убедить всех, что то, что он предлагает, есть материализм. Достигнуто это было тем, что марксизму был придан научный статус.

Если ранее историю описывали как арену борьбы отдельных личностей, то Маркс вывел на арену классы. Именно масштаб рассмотрения усредняет отдельные разнородные действия индивидуальных личностей, и тем самым создает материальность Истории. Наоборот, в действиях отдельных политиков Маркс блестяще вычленял классовые интересы, классовые мотивы. Классовый анализ был самой материалистической стороной марксистского учения. Не последнюю роль в квалификации марксизма как науки сыграла уникальная эпистемология, описанная Энгельсом в Диалектике природы. Дело в том, что в те годы в гуманитарной области общенаучная эпистемология была неприменима – повторяющийся эксперимент провести принципиально невозможно, а статистически обсчитывать результаты эмпирических наблюдений невозможно в силу отсутствия в то время необходимой математический теории. А потому Вебер, разрабатывая социологию, разрабатывал “понимающую” социологию, то есть преследовал объяснение, понимание имеющихся явлений, не утверждая их объективный характер. Эпистемология Энгельса (диалектика + материализм) предполагала материалистичность рассмотрения (экономика первична), которое проверялось на истинность своим соответствием законам диалектики – что хотя и соответствует научности по-Бекону, но недостаточно для признания научности по-Декарту, а именно научность по-Декарту составляет основу современного понимания научности¹². Но поскольку общенаучное понятие научности было в те годы в социологии неприменимо, то предложения Маркса-Энгельса произвели эффект, и за марксизмом утвердился научный статус. Марксисты даже настаивали, что марксизм – единственно научная гуманитарная наука. Это оказывало заметный пропагандистский эффект, особенно на рабочую аудиторию, но было принято далеко не всеми. Так Дюркгейм писал: «Настолько же, насколько нам представляется истинным то, что причины социальных явлений следует искать за пределами индивидуальных представлений, настолько нам представляется ложным, что эти причины сводятся в конечном счете к состоянию индустриальной техники и что экономический фактор — движущая сила прогресса»¹³.

Пренебрежение принципами научности (игнорирование научности по-Декарту) сыграло с марксизмом дурную шутку. Если в XIX веке марксистский классовый анализ давал блестящие результаты, то на рубеже ХХ столетия наметился переход от капитализма к следующей ОЭФ, а это привело к тому, что традиционный классовый анализ стал рисовать ошибочную картину социальной жизни. “Марксисты” традиционно приписывали своим врагам мелкобуржуазность, что, вероятно, было бы верным для капитализма, но в условиях формирования новой ОЭФ было уже ошибочным. Так всех деятелей II Интернационала Ленин огульно записывает в мелкую буржуазию, что не соответствует действительности¹⁴. Уже Каутский писал о появлении новых социальных слоёв – что впоследствии назовут новым средним классом¹⁵. В 30-х годах произвольное приписывание мелкобуржуазности NSDAP не позволило Коминтерну построить правильный прогноз, в результате коммунисты сыграли заметную роль в приходе к власти Гитлера¹⁶. «Вряд ли кто-либо из тогдашних политических деятелей может быть полностью оправдан за то, что произошло /… / прямо или косвенно поддерживали Гитлера, вплоть до Коммунистической партии, которая направляла главный удар против социал-демократии и полагала, что сможет унаследовать власть после национал-социалистов»¹⁷.

Ну а к концу ХХ столетия сомнения в научном статусе марксизма приняли массовый характер. Чему во многом способствуют сами “марксисты”, в частности продолжая применять ошибочный классовый анализ и приписывая всем необъяснимым с точки зрения традиционного марксизма политикам дежурную мелкобуржуазность на манер Владимира Ильича.

Несмотря на то, что философия марксизма носит заметно идеалистический характер (философия действия мыслящего субъекта), марксисты утверждают собственный материализм, упирая на применяемый ими материалистический марксистский диалектический метод – основу марксистской эпистемологии. Как уже упоминалось, эта эпистемология не удовлетворяет критериям научности по-Декарту. Множество мыслимых диалектических конструкций заведомо больше множества реализованных в природе диалектических конструкций, а раз так, то соответствие диалектике не может служить критерием истинности. Любые спекулятивные рассуждения в любом случае необходимо проверять последующими эмпирическими наблюдениями, сделанными независимыми экспертами. В этом смысле нет ровным счётом никакой разницы между идеалистической гегелевской и материалистической марксовой диалектиками – обе диалектики есть спекулятивные рассуждения, которые надлежит проверять. Марксистский диалектический метод, описанный Энгельсом в Анти-Дюринге, разбирался мной ранее¹⁸.

При этом ”марксистами” не осознаётся довольно серьёзная проблема. Понятие коммунизма Маркс разработал в своих ранних работах – одновременно с разработкой материализма, а, соответственно, и своего материалистического метода мышления. Можно даже точно отметить – когда именно Маркс с Энгельсом стали писать работы в соответствии со своим материалистическим методом. Работу «Принципы коммунизма» Энгельс пишет ещё в соответствии с гегелевской диалектикой (диалектические преобразования явно в тексте видны и используются как доказательство), а «Манифест коммунистической партии» написан уже в соответствии с марксовой материалистической диалектикой (диалектическая аргументация почти не видна, сначала идет описание социальной материи, и только потом возможна констатация соответствия движения этой материи диалектике). То есть те работы, что написаны ранее «Принципов коммунизма», сделаны ещё в рамках гегелевской диалектики. В том числе и обоснованное Марксом понятие коммунизма. Следовательно, если напирать на метод материалистической диалектики, то понятие коммунизма лишается какого-либо обоснования – поскольку эмпирически коммунизм пока нигде не зафиксирован, соответственно, и его соответствие диалектике определить невозможно. Невозможно, таким образом, утверждать, что человечество движется к коммунизму – если оставаться в рамках классического марксизма или марксизма-ленинизма.

Непонимание порочности марксистской эпистемологии приводит к тому, что “марксисты” не могут адекватно ответить на критику марксизма, проведенную таким известным методологом современной науки, как Карл Поппер¹⁹. Так Бузгалин попытался ответить²⁰, но как следует из его статьи, он вообще не понял сути критики Поппера²¹. В то время как критика Поппера довольно легко блокируется²².

Впрочем, если отвлечься от этих споров о материализме/идеализме и научности, необходимо признать, что метод авторитарной модернизации, действительно нередко эффективно применялся в Истории. А потому общая идея Маркса в XIX веке выглядела вполне привлекательной – совершить революцию, подавить эксплуататоров диктатурой пролетариата, а затем быстро поднять общий уровень экономического развития методом авторитарной модернизации, обеспечив, таким образом, возможность распределения по потребности, то есть коммунизм. Да – диктатура, но диктатура пролетариата, то есть большинства народа. В условиях, когда отсутствовало всеобщее избирательное право, то есть действовала диктатура меньшинства, логичным выглядело противопоставить ей диктатуру большинства. То, что до сих пор авторитарную модернизацию проводили только эксплуататорские классы, что этот метод не устранял перекосов в развитии, и потом всё равно приходилось делать революцию, в расчёт не бралось – ведь мы же сначала сделаем революцию, а уже потом только модернизацию, так зачем же понадобится новая революция? Однако то, что в принципе было допустимо на архаичных стадиях развития (на входе эксплуататорское общество – модернизация – на выходе также эксплуататорское общество), начинает вызывать вопросы, если на выходе должно получиться общество бесклассовое (на входе эксплуататорское общество – революция, то есть устранение эксплуататорских классов – модернизация – на выходе общество бесклассовое).

Допустим мы делаем революцию и устанавливаем диктатуру пролетариата. Но мы не можем при этом установить бесклассовое общество и распределение по потребности – для этого не хватает наличного экономического базиса. Собственно, Маркс с Энгельсом и не утверждают, что сразу возникнет бесклассовое общество. Они говорят только о диктатуре пролетариата и распределении по труду, чтобы исключить эксплуатацию. На первых порах сохраняется государство, оно ещё только собирается отмирать. Но раз сохраняется государство, следовательно, сохраняются классы, соответственно, может существовать и эксплуатация. Всё это предположительно собирается отмирать, но пока ещё существует. Для того, чтобы это всё исчезло, необходимо поднять уровень экономического развития общества – провести модернизацию. А для того, чтобы эксплуатация, государство и классы не развивались, а отмирали – как раз и необходима диктатура пролетариата. Предполагается, что такая диктатура не даст возродиться эксплуатации. Отсюда и вырастает идея социализма в классическом понимании как первой фазы коммунизма – ещё не коммунизм, но уже как бы не эксплуататорское общество.

Впрочем, даже если революция и устраняет старое классовое деление, устраняет, таким образом, архаичные методы эксплуатации, то откуда следует, что проведенная следом модернизация приведет к бесклассовому обществу? Что в результате этой модернизации не возникнет нового классового деления с новыми, ранее невиданными способами эксплуатации? На эти вопросы ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин ответа не дали. Такие вопросы даже не ставились.

Но вернёмся к вопросу материализма Маркса. Выдвигая идеалистическую философию действия мыслящего субъекта (философ должен не объяснять, а изменять мир), Маркс, тем не менее, утверждал материализм своей философии. Ещё в ранних своих работах Маркс концентрирует внимание на необходимости: «в пролетариате человек потерял самого себя, однако вместе с тем не только обрёл теоретическое сознание этой потери, но и непосредственно вынужден к возмущению против этой бесчеловечности велением неотвратимой, не поддающейся уже никакому приукрашиванию, абсолютно властной нужды, этого практического выражения необходимости, – то ввиду всего этого пролетариат может и должен сам себя освободить»²³. Необходимость – это нечто противоположное произволу, волюнтаризму, нечто объективное, не зависящее от сознания. Необходимость есть. Как ни изменяй сознание, необходимость никуда не исчезнет. Переходя от отдельных личностей к социальным массам, к большим социальным классам, Маркс переходит от идеалистической философии истории к философии материалистической. Но не только закон больших чисел создаёт материализм его философии. Классовые интересы – это всё равно интересы, они не существуют без субъектов, то есть налёт идеализма тут неустраним. Но мы и классам не оставляем субъективности, волюнтаризма, произвольности, вскрываем объективность этих интересов, придавая, таким образом, объективность всей философии марксизма: «Дело не в том, в чём в данный момент видит свою цель тот или иной пролетарий или даже весь пролетариат. Дело в том, что такое пролетариат на самом деле и что он, сообразно этому своему бытию, исторически вынужден будет делать»²⁴.

Если мы открываем объективные закономерности исторического развития, не зависящие не только от отдельных субъектов, но и от субъективности даже классового сознания, тем самым мы открываем объективные законы Истории. Социализм, теория социализма превращаются, тем самым в науку, как это в своё время объявил Ф. Энгельс. И если мы рассчитываем историческое развитие в соответствии с объективными законами Истории, а затем действуем в соответствии с этими расчётами, то в силу объективности применяемых законов наши действия становятся не субъективными действиями активного исторического субъекта, а ходом развития самой Истории – объективным ходом развития. Таким образом наша философия становится не идеалистической философией действия активного исторического субъекта, а материалистической философией истории – историческим (экономическим) материализмом. Таков примерно был ход мысли Маркса, когда он объявлял свою философию материализмом. Маркс, а следом за ним и марксисты, обрадовались, что теперь они могут сознательно формировать историю – продолжая при этом называть свою философию материализмом. Возникает идея господства человека над историей: «стихийно сложившаяся форма всемирно-исторической совместной деятельности индивидов, превращается благодаря коммунистической революции в контроль и сознательное господство над силами, которые, будучи порождены воздействием людей друг на друга, до сих пор казались им совершенно чуждыми силами и в качестве таковых господствовали над ними»²⁵. Довольно интересное абстрагирование от себя лично. Я – не я, как действующий субъект, а я – сама объективная История, в крайнем случае – агент объективной Истории.

Тут упускается из вида, что само по себе теоретическое осмысление Истории, следовательно и проектирование хода Истории в соответствии с какой-либо спекулятивной философией Истории, не являются чем-то новым и присущим только и исключительно марксизму. Ещё Платон создал оригинальную философию Истории, а следом и многие древнегреческие тираны планировали развитие своих полисов в соответствии с этой философией и законами Истории, как их понимал Платон (и опять же – власть философов полагал Платон правильной). Нельзя же на основании этого утверждать, что философия Платона – материализм. Историческое развитие в соответствии с объективными законами Истории (в том числе и на основании наших расчётов, сделанных в соответствии с объективными законами Истории) будет происходить только в том случае, когда мы эти законы открыли. Если же мы эти законы открыли не полностью, а лишь частично, то развитие в соответствии с нашими расчетами даст множество побочных эффектов, направление развития всё время будет отклоняться от нами начертанного, а раз так, то это развитие ничем не будет отличаться от стихийного – никакого сознательного господства над «чуждыми силами» не получится. Объективное развитие произойдёт только в том случае, когда (если) в открытых нами законах будут отсутствовать ошибки. Интересный каталог научных и философских ошибок марксизма выпустил Н.К.Григорьев²⁶.

Очень характерно, что марксизм не пользуется таким научным методом, как конкуренция теорий. Если имеются конкурирующие теории, что рассматривают одну и ту же группу явлений, но дают разные прогнозы, то истинной признаётся та теория, чьи прогнозы лучше соответствуют реальности. В марксизме, сформулированном Марксом, стали накапливаться ошибки, наметилось расхождение теории и эмпирической реальности – предсказанная Марксом мировая революция никак не происходила. Это потребовало внести коррективы в теорию. В результате появились две конкурирующих модификации марксизма – Бернштейна, названная ревизионизмом, и Ленина, названная теорией империализма (именно влиянием империализма объяснялось отсутствие революции). Но, тем не менее, Ленин утверждал, что империализм – канун революции²⁷. В 1918 году Ленин инициирует принятие новой программы РКП(б). Ключевое понятие этой программы (эпоха социалистических революций) является развитием теории империализма. А в следующем 1919 году Вторая программа РКП(б) была принята. Но когда в 1921 году Шляпников в дискуссии о профсоюзах попытался опереться на эту программу, то Ленин охарактеризовал его позицию как синдикализм, то есть программа была дезавуирована Лениным через пару лет после принятия. К концу ХХ столетия становится очевидным, что теория империализма провалилась, развитие (стихийное, материалистическое развитие) шло в соответствии с взглядами Бернштейна, мировой революции нет до сих пор. Тем не менее большинство отечественных марксистов продолжают исходить из ленинизма, следовательно, все претензии “марксистов”, что они являются материалистами и теория марксизма научна, никак не обоснованы.

Дуализм философии Маркса привел к оригинальному внутреннему конфликту в марксизме. Исходно философией Маркса был не материализм. Он бы радикальным буржуазным демократом, младогегельянцем. Именно отсюда идёт его философия действия активного политического субъекта. Он даже собирался пушками разгонять коммунистическое эксперименты: «Мы твердо убеждены, что по-настоящему опасны не практические опыты, а теоретическое обоснование коммунистических идей; ведь на практические опыты, если они будут массовыми, могут ответить пушками, как только они станут опасными»²⁸. Но рассматривая развитие философии, Маркс пришёл к выводу, что это развитие ведёт к материализму²⁹, и сформулировал принцип исторического материализма. Тем более, что философия Гегеля не является объективным идеализмом, как это обычно ошибочно считается. Изложение материала в его Энциклопедии построено так, что абсолютная идея вырастает из материи. Именно материя является тут первичной. Если это и идеализм, то субъективный³⁰ – идеальным (субъективным) является тут мыслящий субъект, развивающийся до Абсолюта, но это развитие происходит на основе материальной Вселенной. Для перехода к материализму оставалось только зафиксировать эту первичность материи – перевернуть философию Гегеля с головы на ноги. Но даже развивая философию материализма Маркс основное внимание уделяет субъективному, то есть исходно идеалистическому действию: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его»³¹. Именно действие является фокусом его внимания: «Совпадение изменения обстоятельств и человеческой деятельности может рассматриваться и быть рационально понято только как революционная практика»³². Но этот собственный идеализм Маркс маскирует под материализм – это приводит к тому, что его высказывания на тему исторического материализма обычно составлены в двух различных философиях, двух различных логиках – начало в логике развития (исторический материализм), что затем перечеркивается высказыванием в логике борьбы, логике действия активного политического субъекта.

После смерти Маркса дуализм его философии получил естественное развитие – исторический материализм развернулся в философию Плеханова и Бернштейна, идеалистическая философия действия была развита Лениным. Это и есть основа конфликта меньшевиков и большевиков, европейских социал-демократов и советских “коммунистов”. Обратите внимание – что именно подвергает ревизии ревизионизм Бернштейна. Он же не ставит под сомнение исторический материализм и конечную цель развития (коммунизм). Бернштейн подверг сомнению тезис о вооруженной революции, то есть подверг сомнению как раз идеалистический мотив философии Маркса. К тому же в науке ревизионизм какого-либо учёного является одним из основных его достижений. Что учёный внёс в науку нового по сравнению с предшественниками? Именно этим измеряется его вклад в науку. В “марксизме” же ревизионизм Бернштейна до сих пор считается ругательством, что ещё раз подчеркивает антинаучность современного ”марксизма”. Тогда как естественный (стихийный) ход развития от капитализма к постиндустриальному обществу может быть описан только в рамках философии Бернштейна³³, но не в рамках марксизма-ленинизма.

Это даже хорошо, что революция произошла не в Германии, а в России с явно недостаточным для коммунизма (социализма) уровнем экономического развития – при таких условиях эффекты лучше проявлены. Произойди революция в Германии, возникшие противоречия (противоречия между реальными социальными процессами и их отражением в марксизме) были бы более стёртыми, и мы, возможно, ещё долгое время не замечали бы идеализм Маркса и марксистской философии – настолько сильный имидж материалиста он себе создал. Чтобы заметить идеализм Маркса нужно было появление идеализма Ленина.

В 1917 году в России произошла буржуазная революция и к власти пришло демократическое Временное правительство. В РСДРП действовала Первая программа, которая предполагала, что в этом случае партия должна реализовывать программу-минимум, предполагавшую буржуазное развитие России. В соответствии с Программой прибывшие раньше всех из крупных большевиков в Питер Каменев и Сталин держали курс на условную поддержку Временного правительства. Вопрос о социалистической революции не стоял.

С этим решительно был не согласен Ленин. Не обращая никакого внимания на отсутствие необходимого для социализма базиса, Ленин почувствовал слабость власти, то есть возможность её захватить. Появившись в России в апреле, Ленин и выдвинул план социалистической революции. Такой план решительно расходился с марксистской теорией, поэтому Ленин был вынужден делать множество оговорок³⁴; ³⁵; ³⁶, что он якобы не намерен вводить социализм, всего лишь собирается устроить учёт и контроль, и главная его цель – вызвать мировую революцию³⁷; ³⁸. О том, что ленинские отговорки не более, чем демагогия, сразу же определил Плеханов³⁹. Георгий Валентинович констатировал, что Ленин отошёл от марксизма: «марксизмом тут, разумеется не пахнет»⁴⁰, «о социалистическом перевороте не могут говорить у нас люди, хоть немного усвоившие себе учение Маркса»⁴¹, «Тут Ленин отдаёт дань своему прошлому русского марксиста. Но, отдавая эту дань одной рукой, он другой рукой старается взять её назад»⁴², «Таким образом, заключающаяся в восьмом тезисе оговорка (не «введение» социализма, а контроль и прочее) представляет собою лишь слабую попытку нашего “коммуниста” успокоить свою марксистскую совесть. На деле он разрывает со всеми, – основанными на теории Маркса, – предпосылками социалистической политики»⁴³.

Но власть временного правительства на самом деле была слаба (имелось фактическое двоевластие правительства и Совета), то есть власть на самом деле можно было захватить, а потому партия большевиков включилась в подготовку пролетарской революции – в полном противоречии с собственной программой. Бухарин даже предлагал полностью отбросить программу-минимум и переходить сразу к программе-максимум, то есть устранить расхождение программы и текущей политики, на что Ленин ему возражал, что это пока преждевременно⁴⁴. Тем не менее власть большевики взяли достаточно мирно, хотя это и вызвало впоследствии Гражданскую войну. И на VIII съезде в 1919 году большевики принимают Вторую программу – программу строительства коммунизма. Проводимая большевиками политика продразверстки и директивного распределения продуктов получила название военного коммунизма.

Что изменилось за один-два года? В 1917 Ленин считал преждевременным отказываться от программы-минимум хотя бы и на словах – рано. И полгода не прошло, он говорит: «не рано»⁴⁵. Это что угодно, но не исторический материализм. На момент Октября считается, что базиса нет, и к социализму переходить преждевременно, а уже в марте следующего года базис откуда-то появился? Очевидно, что Ленин вообще не рассматривает состояние базиса в России, а исходит исключительно из состояния надстройки – революционных настроений масс. Однако в отличие от базиса это состояние надстройки способно значительно колебаться в зависимости от политической конъюнктуры.

Но вот власть, казалось бы, захвачена, и в Гражданской войне, казалось бы, победили, но игнорирование базиса приводит к череде крестьянских восстаний и внутреннему кризису в РКП(б) – наметился довольно массовый выход из партии рабочих. Большевики вынуждены ввести НЭП, то есть фактически вернуться к отменённой уже программе-минимум. Непосредственное введение коммунизма оказалось невозможным и ведёт к коллапсу экономики.

Около 80% населения страны составляет крестьянство. Соответственно, массовая психология населения никак не может быть коммунистической – она мелкобуржуазная. Это и проявилось в Тамбовском и Кронштадтском мятежах. Революция, конечно, создает революционный энтузиазм, но это кратковременная конъюнктура, кратковременный всплеск. Со временем он должен релаксировать до уровня, соответствующего уровню базиса.

Давайте вернёмся к проекту Маркса, который пытался реализовать Ленин. Кратко он описан ещё в Принципах коммунизма Энгельса.

Возникает экономический и, соответственно, политический кризис⁴⁶. В результате пролетарская партия берёт власть⁴⁷ и вводит «демократический строй»⁴⁸. Но базиса коммунизма в наличии нет. В результате непосредственно коммунизм (распределение по потребности) ввести невозможно и новое правительство направляет меры на развитие экономики – на достижение необходимого уровня базиса⁴⁹. Пока этот базис только строится, вводится распределение по труду. Позднее на этом этапе вводится диктатура пролетариата – в Манифесте говорится, что «Ближайшая цель коммунистов /…/ завоевание пролетариатом политической власти»⁵⁰. «Политическая власть в собственном смысле слова – это организованное насилие одного класса для подавления другого»⁵¹. И уже под влиянием революции 1848 года: «Низвержение буржуазии! Диктатура рабочего класса!»⁵².

Если в 1848 году (до революции) Маркс с Энгельсом надеются на демократическое развитие в результате победы пролетариата, то поражение в революции 1848 года приводит их к мысли, что это иллюзия, и для развития (в том числе и развития базиса до необходимого уровня) необходимо жесткое подавление эксплуататоров – диктатура пролетариата. На этой позиции Маркс оставался до конца своей жизни, вот одна из последних работ: «Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата»⁵³.

Итак, пролетарская революция происходит в условиях отсутствия базиса коммунизма. Возникает государство переходного периода (пролетарское государство), которое и осуществляет необходимую модернизацию экономики – достраивает недостающий базис коммунизма. И если первоначально (в Принципах) Маркс с Энгельсом надеялись провести модернизацию демократическим путём, то впоследствии пришли к необходимости диктатуры. Но модернизация методом диктатуры – это авторитарная модернизация. Именно в такой ситуации и оказались большевики в результате ленинской Октябрьской революции.

То, что советская модернизация экономики не может быть демократической, а вынужденно является авторитарной, показала ещё дискуссия о профсоюзах на Х съезде. Это хорошо отметил Троцкий. Говоря о рабочей оппозиции, он заметил: «Если брать с формальной стороны, то ведь это наиболее отчетливая линия рабочей демократии. Но мы выступаем против этого. Почему? Да по причинам основным — удержания диктатуры партии, по причинам подчиненным, — потому что такого рода управление на важнейших, основных заводах будет некомпетентным и с хозяйственной стороны провалит дело»⁵⁴. Дискуссии на этом съезде показали, что и диктатура пролетариата также невозможна. Несмотря на то, что такая диктатура была прописана в только что принятой Второй программе РКП(б), Ленин отказался от этой идеи.

Подавляющее большинство рабочего класса после революции стало членами профсоюзов. То есть диктатура рабочего класса очевидно должна была вылиться в диктатуру профсоюзов. Это же было отражено и во Второй программе. На выполнении этой действующей программы партии настаивал Шляпников, собственно, он и инициировал дискуссию о профсоюзах. Но Ленин охарактеризовал такую позицию как синдикализм⁵⁵.

Итак, в условиях отсутствия базиса коммунизма (невозможности распределения по потребностям) невозможна и диктатура пролетариата – управление экономикой профсоюзами недостаточно компетентно. Как показал советский опыт, необходимо управление профессиональных управленцев. Точно также как невозможно устранение армии, замена её вооруженным народом, также невозможно и устранение бюрократии – по идентичным причинам. Необходимо руководство профессиональными командирами. А это уже показывает невозможность отмены (отмирания) государства.

Более того, эта невозможность обойтись без профессиональных бюрократов совпала по времени и с дискуссией о «верхах и низах» в партии. О нарастании внутренней недемократичности в РКП(б) говорила «рабочая оппозиция» Шляпникова, но, кроме нее, этот же вопрос поднимала и платформа «децистов». То есть факт невозможности устранения бюрократии (невозможности отмирания государства) по крайней мере по времени совпал с началом формирования элитарного класса, об этом вполне определённо пишет Троцкий уже в 23 году: «Нет сомнения, что председатели губисполкомов или комиссары дивизий представляют собой известный общественный советский тип, в значительной мере даже независимо от того, из какой среды вышел каждый отдельный предгубисполкома или комиссар дивизии. За эти шесть лет создались довольно устойчивые группировки советской общественности»⁵⁶. Но вопрос, когда же элитарный класс станет классом эксплуататорским, да ещё в условиях перманентных дефицитов – лишь вопрос времени. (Кстати, в те годы считалось, что именно элитарность, переходя в наследственность, и даёт начало возникновению классов.)

Таким образом, ситуация, возникшая после революции, значительно отличалась от предполагавшейся Марксом для перехода к коммунизму. Но это Ленина не останавливало – власть в руках марксистской партии, а это, надеялся он, позволит всё-таки построить коммунизм: «власть государства на все крупные средства производства, власть государства в руках пролетариата, союз этого пролетариата со многими миллионами мелких и мельчайших крестьян, обеспечение руководства за этим пролетариатом по отношению к крестьянству и т. д. /…/ Это еще не построение социалистического общества, но это все необходимое и достаточное для этого построения»⁵⁷.

Но тут Ленин просто лукавит, не признаваясь в этом самому себе. Власть пролетариата, на чём настаивал Шляпников, сам же Ленин заклеймил синдикализмом. Власть же крестьянству Ленин и не собирался отдавать – речь идёт лишь о союзе крестьянства с пролетариатом, но при безусловном руководстве пролетариата. То есть даже если принять за чистую монету власть пролетариата, это в любом случае в тех условиях власть меньшинства. Большинство населения в те годы были крестьяне, то есть мелкая буржуазия. Опасность мелкобуржуазного перерождения советской власти, а это и произошло бы в условиях демократического режима, воспринималась в те годы, как одна из основных опасностей. Социализм Ленин собирался строить методом авторитарной модернизации, то есть недемократично.

Таким образом, перерождение советской власти в эксплуататорский строй глубоко закономерно. Все без исключения советские марксисты пишут о перерождении партии, различаются лишь оценки – с какого момента это перерождение стало необратимым. Так троцкисты обычно указывают на сталинский термидор, а сталинисты на Хрущёва или Горбачёва. Но сам факт перерождения партии сомнению не подвергается, то есть является общепризнанным.

Но если в ХХ веке ещё существовала теоретическая возможность, что пролетариат (тут неважно – рабочий класс или класс инженеров) совершив революцию создаст демократический режим, и дальнейший переход к коммунизму (по схеме Маркса) будет проходить в условиях демократии. То с ростом технического прогресса, перехода от социализма как формации к следующей более прогрессивной ОЭФ, численный размер пролетарского класса, вероятно, станет меньше 50% от населения. То есть довольно уникальная ситуация русской революции 1917 года станет типичной – переход к коммунизму придётся проводить в условиях власти меньшинства, то есть методом авторитарной модернизации. Но сам метод авторитарной модернизации ведет к появлению элиты, то есть провоцирует возникновение эксплуататорского класса. Что препятствует достижению коммунизма. А раз так, то достижение коммунизма методом пролетарской революции становится невозможным, или по крайней мере маловероятным.

Что ещё раз подчеркивает сугубую необходимость поддержания демократии при движении к коммунизму.

Ссылки и примечания

1. Мальцев А. Философские основания социологии // «Камо грядеши» (ноябрь 2022) URL: http://mrija2.narod.ru/sdpr474.html

2. Смотрите по этому поводу: Мальцев А. Римская ремесленная мастерская и проблема характера римской экономики в историографии XIX – первой половины XX в. (Автореферат магистерской работы) (Июль 2022) URL: http://mrija2.narod.ru/sdpr471.html

3. Мальцев А. Вопрос критерия наличия/отсутствия капитализма как формации // «Камо грядеши» (декабрь 2014г.) URL: https://mrija2.narod.ru/sdpr349.html

4. Маркс К. Капитал. Том I. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.23. М.: ГИПЛ, 1960. С.407-408.

5. Энгельс Фридрих - Иосифу Вейдемейеру (12 апреля 1853). // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 28. М.: ГИПЛ, 1961. С. 490-491

6. Там же.

7. Мальцев А. Логика борьбы и логика развития // ЖЖ (25 августа 2015, 19:36) URL: http://anatolsen.livejournal.com/242650.html

8. Энгельс Ф. Принципы коммунизма. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.4. М.: ГИПЛ, 1955. С.332.

9. Маркс К. К критике политической экономии. Предисловие. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.13. М.: ГИПЛ, 1959. С.7.

10. Там же.

11. Энгельс Ф. Принципы коммунизма. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.4. М.: ГИПЛ, 1955. С.329.

12. Мальцев А. К вопросу об эпистемологической ошибочности марксизма // «Камо грядеши» (октябрь 2021) URL: http://mrija2.narod.ru/sdpr445.html

13. Дюркгейм Э. Материалистическое понимание истории // Дюркгейм Э. Социология. Её предмет, метод и предназначение. М.: Канон, 1995. С.205.

14. Ленин В.И. Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата. // Ленин В.И. ПСС. Т.39. С.272.

15. Каутский К. Общественные реформы. М.: Колокол, 1905. С.45.

16. Бэлл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М.: Academia, 2004. С.95.

17. Миллер С., Поттхофф Х. Краткая история СДПГ. 1848-1990. М.: Памятники исторической мысли, 1999. С.129.

18. Мальцев А. XIII. Диалектика. Отрицание отрицания // Мальцев А. Анти-квадратный Дюринг (сентябрь 2023 г.) URL: https://mrija2.narod.ru/sdpr493.html#011

19. Поппер К.Р. Открытое общество и его враги. Т.2: Время лжепророков: Гегель, Маркс и другие оракулы. М.: Феникс, международный фонд «Культурная инициатива», 1992.

20. Бузгалин А. Анти-Popper: Социальное освобождение и его друзья. С.59. (последнее обращение 26.02.2025) URL: https://www.libfox.ru/389803-aleksandr-buzgalin-anti-popper-sotsialnoe-osvobozhdenie-i-ego-druzya.html

21. Мальцев А. Гносеологические ошибки марксизма // «Камо грядеши» (октябрь 2019 г.) URL: http://mrija2.narod.ru/sdpr389.html

22. Мальцев А. Конфликт Поппер–Маркс в контексте развития науки // Вестник КГТУ им. А.Н.Туполева. – 1998. – №2.

23. Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство. С.3–230. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.2. М.: ГИПЛ, 1955. С.40.

24. Там же.

25. Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.3. М.: ГИПЛ, 1955. С.36.

26. Григорьев Н.К. Марскизм: испытание временем. Попытка системного анализа теории марксизма, её понимания и практики реализации. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2013. 320с.

27. Ленин В.И. Империализм как высшая стадия капитализма // ПСС. Т.27. М.: ИПЛ, 1962. С.308.

28. Маркс К. Коммунизм и аугсбургская «Allgemeine Zeitung» // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т.1, стр.118.

29. Маркс К., Энгельс Ф. Святое семейство. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.2. М.: ГИПЛ, 1955. С.139-145.

30. Гегелевские альманахи // «Камо грядеши» (декабрь 2024 г.) URL: http://mrija2.narod.ru/sdpr518.html

31. Маркс К. Тезисы о Фейербахе. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.3. М.: ГИПЛ, 1955. С.4

32. Там же. С.2

33. Мальцев А. Проблема социализма в формационной теории // Альтернативы. №4. 2021. С.166, 168-171. (ноябрь 2021) URL: https://doi.org/10.5281/zenodo.5647121

34. Ленин В.И. 7-я всероссийская конференция РСДРП(б). Доклад о текущем моменте 24 апреля (7 мая). Протокольная запись. // Ленин В.И. ПСС. Т.31. М.: ИПЛ, 1969. С.354.

35. Ленин В.И. О задачах пролетариата в данной революции. Тезисы. // Ленин В.И. ПСС. Т.31. М.: ИПЛ, 1969. С.116.

36. Ленин В.И. 7-я всероссийская конференция РСДРП(б). Резолюция о текущем моменте. // Ленин В.И. ПСС. Т.31. М.: ИПЛ, 1969. С.451.

37. Ленин В.И. Речь при открытии Седьмой (апрельской) конференции 24 апреля (7 мая) // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. Т.1. М.: ИПЛ, 1983. С.492.

38. Ленин. В.И. Русская революция и гражданская война. // Ленин В.И. ПСС. Т.34. М.: ИПЛ, 1969. С.226.

39. Плеханов Г.В. О тезисахъ Ленина и о томъ, почему бредъ бываетъ подчасъ весьма интересенъ. СПб.: Издание Марии Малых, 1917.

40. Там же. С.9.

41. Там же, С.12.

42. Там же.

43. Там же, С.13.

44. Ленин В.И. Доклад на утреннем заседании 19 марта // Восьмой съезд РКП(б). Март 1919 года. Протоколы. М.: ГИПЛ, 1959. с.52.

45. Ленин В.И. Выступление на вечернем заседании 8 марта // Седьмой экстренный съезд РКП(б). Стенографический отчет. Март 1918 года. М.: ГИПЛ, 1962. С.146.

46. Энгельс Ф. Принципы коммунизма // К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. М.: Политиздат, 1955. Т.4. С.328.

47. Там же. С.329.

48. Там же. С.332.

49. Там же.

50. Маркс К., Энгельс Ф. Манифест коммунистической партии // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. М.: Политиздат, 1955. Т.4. С.438.

51. Там же. C.447.

52. Маркс К. Классовая борьба во Франции // Маркс, К., Энгельс, Ф. Сочинения. Изд.2-е. М.: Госполитиздат, 1956. Т.7. C.31.

53. Маркс К. Критика Готской программы // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.19. М.: ГИПЛ, 1961. С.27.

54. Троцкий Л. Выступление на двенадцатом заседании 14 марта, утром // Протоколы Х съезда РКП(б). М.: ПИ, 1933. С354.

55. О синдикалистском и анархистском уклоне в нашей партии. Резолюция Х съезда // Протоколы Х съезда РКП(б). М.: ПИ, 1933. С.587-590.

56. Троцкий Л. Новый курс. // Троцкий Л.Д. К истории русской революции. М.: Политиздат, 1990. С.174.

57. Ленин В.И. О кооперации // Ленин, В. И. ПСС. М.: Политиздат, 1970. Т. 45. С.370.