Введение

Современный марксизм находится в кризисе. Характеристическим признаком этого является хотя бы разнобой в представлениях о социализме. «Нет согласия в главном – в определении и оценке сути социализма как общественного строя» ². «Как такового социализма, то есть социализма в его классической (марксистской) постановке в России, да и в других странах не было. Это ныне признают многие ученые. “Исторический опыт показал, что социализма в реальности не было” – пишет академик Л.И. Абалкин. Эту же позицию разделяют такие ученые как С. Дзарасов, А. Колганов, В. Межуев, Л. Никифоров и др.» ³. В. Миронов определяет строй в СССР как азиатский способ производства ⁴. Г. Водолазов говорит «о “несоциализме” СССР» ⁵. С другой стороны, об «элементах советского социализма» говорит М. Воейков ⁶, о социализме говорят М. Попов ⁷ и Л. Ольштынский ⁸, о «падении социализма» Б.Славин ⁹, об «оценке социализма» В. Межуев ¹⁰.

В вопросе «А был ли в СССР социализм?» марксисты в основном занимают три противоречащих между собой позиции ¹¹:
1) В СССР был госкапитализм,
2) социализм в СССР был, но искаженный в результате особенностей политического развития,
3) никаких искажений не было, социализм строился в соответствии с развитым В. Лениным и И. Сталиным марксизмом.
Несмотря на противоречие этих позиций, каждая из них, тем не менее, выводится из взглядов К. Маркса – именно это и создает тупиковую ситуацию в спорах, соответственно, блокирует возможность возникновения объединенной марксистской партии. Оценивая эти разногласия, и даже в более широком смысле – разногласия в мировой марксистской мысли, М. Котельников, к примеру, полагает, что решить задачу их преодоления «без обращения к диалектическому инструментарию заведомо невыполнимо»¹². Именно диалектику предлагал Ф. Энгельс как основу эпистемологии ¹³.

Однако вопрос с диалектикой не так прост. Несмотря на то, что в СССР выражение «марксистско-ленинская диалектика» бытовало на уровне речевого штампа, да и теперь это выражение сохраняется в таком качестве в многочисленных коммунистических партиях России, но если в споре начинаешь применять диалектические аргументы, то возникает проблема. Диалектические аргументы, подтверждающие общепринятые (хотя и ошибочные) взгляды, принимаются «на ура», диалектические аргументы, противоречащие общепринятым в марксизме взглядам, решительно отметаются. Такая крайне ненормальная ситуация возникла не сегодня.

Когда Е. Дюринг пытался опровергнуть К. Маркса, выводя с помощью диалектики ошибочные с его точки зрения положения из утверждений К. Маркса, Ф. Энгельс сходу отмел подобную аргументацию: «Таким образом, называя этот процесс отрицанием отрицания, Маркс и не помышляет о том, чтобы в этом видеть доказательство его исторической необходимости. Напротив, после того как он доказал исторически, что процесс этот отчасти уже действительно совершился, отчасти ещё должен совершиться, только после этого Маркс характеризует его к тому же как такой процесс, который происходит по определённому диалектическому закону. Вот и всё» ¹⁴. Однако, если можно «доказать исторически», что процесс совершился, то вот для вывода, что он еще только должен совершиться (как именно он должен совершиться) уже необходима какая-то система спекулятивных доказательств. А потому отказ от использования диалектики для доказательства исторической необходимости чего бы то ни было выглядит в устах Ф. Энгельса парадоксальным.

Тем не менее, Маркс и Энгельс действительно декларировали такой отказ, и это в свое время было в среде марксистов общепринятым. Вот что говорит ближайший ученик Энгельса: «Мне никогда не приходило в голову утверждать или предполагать, что Маркс и Энгельс когда-либо делали свои выводы относительно будущих событий или того или иного исхода событий, опираясь прямо на закон отрицания. Подобного детского отношения к предмету я бы не искал и у последнего клубного оратора, не говоря уже об авторах “Манифеста”» ¹⁵.

Такая позиция возникла из отрицания гегелевского идеализма. Создав философию диалектического материализма, Маркс с Энгельсом фактически завершают философскую революцию Нового времени. Существенным моментом этой революции была борьба со спекулятивной схоластикой средневековья, преодоление этой схоластики. «Французское Просвещение XVIII века и в особенности французский материализм были борьбой не только против существующих политических учреждений, а вместе с тем против существующей религии и теологии, но и открытой, ясно выраженной борьбой против метафизики XVII века /…/ Философия была противопоставлена метафизике, подобно тому как Фейербах при своём первом решительном выступлении против Гегеля противопоставил трезвую философию пьяной спекуляции. Метафизика XVII века, побитая французским Просвещением /…/ пережила свою победоносную и содержательную реставрацию /…/ в спекулятивной немецкой философии XIX века. /…/ наступлению на теологию снова, как и в XVIII веке, соответствовало наступление на спекулятивную метафизику и на всякую метафизику вообще» ¹⁶. «Фейербаха борьба против спекулятивной теологии толкнула на борьбу против спекулятивной философии именно потому, что он увидел в спекуляции последнюю опору теологии» ¹⁷. Именно отказ от спекуляций положили Маркс-Энгельс в основу своей эпистемологии: ««Там, где прекращается спекулятивное мышление, – перед лицом действительной жизни, – там как раз и начинается действительная позитивная наука» ¹⁸. В результате они отказались проводить спекулятивные диалектические преобразования, выводя из них, как должно проходить течение исторических процессов, а исследовали действительные исторические процессы и уже постфактум могли констатировать, что процесс проходит по определенному диалектическому закону. Диалектика Гегеля была поставлена с головы на ноги. Поскольку в XIX столетии строгая картезианская научная парадигма была неприменима в гуманитарной области знания, как это показывалось в более ранней работе ¹⁹, марксистская эпистемология была принята и явилась этапом развития общенаучного понимания научности.

В результате в марксизме уживаются два противоположных положения. С одной стороны, Маркс-Энгельс как бы не применяют диалектику для обоснования своих прогнозов (переворот диалектики с головы на ноги), с другой – она основа эпистемологии. Посмотрите еще раз на дискуссию Энгельс-Дюринг, где прямо утверждается, что Маркс не применяет диалектику для доказательств²⁰. Это утверждение Энгельса можно было бы принять, если бы они считали диалектику ошибочным инструментом, но это далеко не так, вот что Энгельс пишет буквально через абзац: «О полном непонимании природы диалектики свидетельствует уже тот факт, что г-н Дюринг считает ее каким-то инструментом простого доказывания, подобно тому как при ограниченном понимании дела можно было бы считать таким инструментом формальную логику или элементарную математику. Даже формальная логика представляет собой прежде всего метод для отыскания новых результатов, для перехода от известного к неизвестному; и то же самое, только в гораздо более высоком смысле, представляет собой диалектика» (курсив мой – А.М.) ²¹. То есть Маркс-Энгельс считали диалектику методом для прогнозов, а если учесть эпистемологические требования в «Диалектике природы» ²², то основным методом. Но в результате принятого ими стиля изложения (отказ от спекуляций, переворот диалектики на ноги), когда сначала описывается изменение социальной ситуации и только потом может следовать ссылка на диалектику (а может и не следовать), в их тестах зачастую совершенно не видна формальная диалектика. Характерный пример – «Манифест» ²³, где диалектическая аргументация практически отсутствует. Однако уже Э. Бернштейн указывал, что декларируемый отказ от спекуляций не может быть проведен последовательно: «раз мы покидаем почву фактов, твердо установленных при помощи опыта, раз наше мышление происходит вне их, мы попадаем в мир отвлеченных понятий; и если мы в этом случае будем следовать законам диалектики, как их установил Гегель, то мы, сами того не замечая, снова попадаем в сети “саморазвития понятия”» ²⁴, т.е. отказ от спекулятивности оказался иллюзорным. Поэтому Бернштейн говорит о «Капитале»: «названная схема не содержит ни одной мысли, которой бы уже не было в «Манифесте» или даже в «Святом семействе» /…/ весь «Капитал» /…/ сводится к одной тезе, которая была готова у Маркса задолго до того времени, когда он приступил к своему исследованию» ²⁵.

Ошибочность эпистемологии марксизма хорошо видна в сопоставлении с эпистемологией, принятой в физике, которая является основой общенаучной эпистемологии. Философская революция Нового времени, завершением которой явилось создание марксизма, сама явилась следствием научной революции в физике. Борьба со спекулятивной схоластикой средневековья, переход к эмпиризму явились важными моментами научной революции, а Галилей, с которого, собственно, и начинается экспериментальная наука, стал первым современным ученым. А уже Декарт декларирует принцип радикального сомнения, также направленный против схоластики. Однако развитие теоретической науки без спекуляций невозможно, а потому Декарт предлагает другой метод спекуляции – математику, что становится возможным после разработки декартовой системы координат. Не отказ от неформальной схоластической спекуляции (но и отказ тоже), а другая реакция на схоластику – усиление формализма спекуляций, вызванное математизацией. Но в физике спекулятивная математика полностью подчинена принципу радикального сомнения, а потому любой спекулятивный вывод становится гипотезой и неукоснительно должен быть подтвержден последующими эмпирическими наблюдениями, проведенными независимыми исследователями. Именно этот принцип в марксизме и не выдерживается, как это было замечено еще Э.Бернштейном: «произведение, которое хотело бы оправдать свое притязание на название “научный социализм”, должно было бы заняться столько же вопросом о том, насколько предсказания “Манифеста” сбылись, сколько вопросом – насколько действительное развитие уклонилось от этих предсказаний. Однако, серьезные попытки научной разработки научного социализма представляют пока исключения» ²⁶. Ранее я рассматривал вопрос прогнозов марксизма и их соответствия последующему эмпирическому течению исторических процессов ²⁷.

Ошибочность эпистемологии, предлагаемой Ф. Энгельсом, хорошо выявляется при рассмотрении «Диалектики природы». Хотя, конечно, большинство некорректных утверждений в этой книге объясняются неразвитым состоянием самой натуральной философии, нечеткостью, даже ошибочностью, принятой в то время терминологии, а потому, строго говоря, не могут быть поставлены Энгельсу в вину, но есть по крайней мере дюжина примеров, когда он, несмотря на заведомую диалектичность собственного метода мышления, делает прогнозы и замечания, ошибочность которых была подтверждена последующим развитием ²⁸. Диалектичность мышления отнюдь не исключает ошибок – необходим другой критерий истинности суждений. Множество мыслимых диалектических конструкций существенно больше множества реализованных в природе диалектических конструкций, а потому соответствие диалектике является необходимым, но отнюдь не достаточным условием истинности – поэтому и необходима позднейшая независимая экспериментальная проверка спекулятивных выводов.

Вот характерное высказывание Энгельса: «Допустим – могли бы – мы должны допустить – мы можем предположить – распределилось бы – зарядились бы» – и т.д. и т.д. Перед нами сплошные догадки и сослагательные наклонения, из которых можно выудить с определенностью лишь три фактических изъявительных наклонения…» ²⁹. Принятую в физике за норму гипотетичность спекулятивных выводов Ф. Энгельс рассматривает как недостаток, а предлагает делать выводы определенные, вероятно с помощью диалектики. В вину Видеману (это его текст тут анализируется) Энгельс ставит как раз то, что в данном случае является достоинством текста. Это вполне показывает, что Энгельс либо не понимал, либо не признавал эпистемологию, принятую в физике. Характерно, что при разработке гносеологии марксизма ни Маркс, ни Энгельс не анализировали влияние работ Галилея, Декарта и Ньютона на разработку современной эпистемологии, как это показывалось в более ранней статье ³⁰. Можно предположить, что тут сыграл роль некоторый конфликт между философами и натуральными философами, тянущийся еще от Декарта, в котором Энгельс занял сторону философов, пренебрежительно относясь к наработкам философов натуральных.

Когда же марксизм стал в СССР официальной идеологией, эта ошибочная эпистемология марксизма послужила теоретической основой конфликта между учёными и правящей партией. На рубеже 30-х годов в стране прошла серия дискуссий, направленных на подчинение ученых идеологическому контролю. По результатам многих дискуссий последовали репрессии с физическим уничтожением ученых. Не будем для экономии места приводить тут конкретные зубодробительные цитаты – что именно несли официальные идеологи по поводу генетики или теории относительности. И если рабочему классу это все, возможно, представляется несущественными эпизодами истории СССР, то класс современного пролетариата, класс инженеров и ученых прекрасно помнит все происходившее – это, если угодно, наша классовая память. Что ж удивляться массовому отрицанию марксизма в среде нашего класса? Ситуация может быть изменена лишь с устранением ошибок марксистской эпистемологии и восстановлением статуса научности марксизма. Не последнюю роль также может сыграть устранение внутренних противоречий в формационной теории.

Переворот диалектики с головы на ноги, подаваемый Марксом-Энгельсом как принципиальный, на самом деле таковым не является. Конечно, диалектика Маркса является развитием диалектики Гегеля, однако вопрос заключается не в том, идеалистическая (гегелевская) или материалистическая (марксистская) диалектика, а в том, что любые спекулятивные выводы надлежит проверять последующей эмпирикой – как это следует из эпистемологии, применяемой в физике. Давайте рассмотрим разработку формационной теории, выявляя в текстах Маркса-Энгельса формальные диалектические конструкции, повышая, тем самым, формализм теории, соответственно, усиливая научность марксизма.

Разработка формационной теории

Еще в «Святом семействе» говорится, что «пролетариат и богатство – это противоположности», вызванные движением частной собственности ³¹. «Пролетариат как пролетариат вынужден упразднить самого себя, а тем самым и обусловливающую его противоположность – частную собственность, – делающую его пролетариатом. Это - отрицательная сторона антагонизма, его беспокойство внутри него самого, упразднённая и упраздняющая себя частная собственность. Имущий класс и класс пролетариата представляют одно и то же человеческое самоотчуждение. Но первый класс чувствует себя в этом самоотчуждении удовлетворённым и утверждённым, воспринимает отчуждение как свидетельство своего собственного могущества и обладает в нём видимостью человеческого существования» ³². Описываются консервативная и разрушительная стороны антагонизма. «Частная собственность в своём экономическом движении сама толкает себя к своему собственному упразднению. /…/ Одержав победу, пролетариат никоим образом не становится абсолютной стороной общества, ибо он одерживает победу, только упраздняя самого себя и свою противоположность. С победой пролетариата исчезает как сам пролетариат, так и обусловливающая его противоположность – частная собственность» ³³. Как видите – единство и борьба противоположностей. В середине XIX столетия тут вопросов не возникало. Сегодня же, обладая гораздо большей эмпирикой, мы не только можем, но и должны поставить несколько вопросов. Допустим, что победу в 1917 году одержал пролетариат, и частная собственность в СССР оказалась вне закона – это безусловный факт, можно даже поднять соответствующие уголовные кодексы. Но рабочий класс как класс не был упразднен, да и отчуждение преодолено также не было. Насколько в таком случае правомерно отождествление пролетариата и рабочего класса, которое Маркс с Энгельсом берут как аксиому? И, кроме того, откуда, собственно, следует, что эксплуатация возможна только на базе частной собственности? О динамической эксплуатации в СССР на базе собственности общественной я писал ранее ³⁴.

В «Немецкой идеологии» процесс освобождения пролетариата описывается более подробно. «Всякая новая производительная сила /…/ влечет за собой дальнейшее развитие разделения труда. /…/ Различные ступени в развитии разделения труда являются вместе с тем и различными формами собственности» ³⁵. И далее до стр.22 перечисляются племенная, античная и феодальная формы собственности. Отмечается, что племенная форма собственности соответствует неразвитой стадии производства и слабому разделению труда. На стр.28 обсуждается производство жизни. «Совокупность доступных людям производительных сил обусловливает общественное состояние и что, следовательно, “историю человечества” всегда необходимо изучать и разрабатывать в связи с историей промышленности и обмена» ³⁶. Вводится коммунистическое общество, как общество, где отсутствует разделение труда, на той же странице отмечается выделение «нашего собственного продукта в какую-то вещественную силу, господствующую над нами, вышедшую из-под нашего контроля» ³⁷. (На стр.36 эта вышедшая из-под контроля сила определяется как «мировой рынок».) Отмечается, что «господство пролетариата» обуславливает «уничтожение всей старой общественной формы и господства вообще» ³⁸. «Социальная сила», «стихийная», «чуждая, стоящая вне их власть» направляет волю и поведение людей, это «отчуждение» может быть уничтожено, когда 1) станет невыносимым, 2) большинство человечества превратится в пролетариат, что предполагает огромный рост производительной силы ³⁹. «Коммунизм эмпирически возможен только как действие господствующих народов, произведённое “сразу”, одновременно, что предполагает универсальное развитие производительной силы» ⁴⁰. «Существование революционных мыслей в определённую эпоху уже предполагает существование революционного класса, о предпосылках которого необходимое сказано уже выше (стр. [32-35]) /…/ Всякий новый класс, который ставит себя на место класса, господствовавшего до него, уже для достижения своей цели вынужден представить свой интерес как общий интерес всех членов общества, т. е., выражаясь абстрактно, придать своим мыслям форму всеобщности» ⁴¹. Со стр.50 по стр.61 рассматривается развитие от феодализма к капитализму. «Крупная промышленность делает для рабочего невыносимым не только его отношение к капиталисту, но и самый труд» ⁴². То есть указывается, что рабочий класс соответствует критерию на стр.33 – невыносимые условия (невыносимость отчуждения). На стр.69-70 подводится итог: 1) производительные силы достигают ступени, на которой приносят одни лишь бедствия, одновременно возникает массовый класс, от которого исходит коммунистическое сознание, 2) революционная борьба направляется против господствующего класса, 3) коммунистическая революция уничтожает господство каких бы то ни было классов, 4) революция необходима не только для свержения старого господства, «но и потому, что свергающий класс только в революции может сбросить с себя всю старую мерзость и стать способным создать новую основу общества» ⁴³. «Пролетарии /…/ должны низвергнуть государство, чтобы утвердить себя как личности» ⁴⁴.

Как мы видим, имеет место диалектическое преобразование, когда развитие начинается с племенного общества (разделения труда и частной собственности еще нет), как антитезис возникает частная собственность, что ведет к появлению рынка и государства (отделившейся от людей социальной силы – процесс отчуждения), возникает пролетариат, и в результате революции (отрицание отрицания) возникает коммунизм. Обозначим эту триаду как Большую Диалектическую Триаду марксизма (БДТ).

Конечно, коммунизм в качестве отрицания отрицания здесь доказывается хотя бы на уровне гипотезы (эмпирического подтверждения пока нет). Однако возникает вопрос. Пролетариат (рабочий класс) на революцию в 1917 году поднялся и старую власть сверг – власть рабочего класса на самом деле означает уничтожение старой общественной формы. Но откуда, однако, следует, что господство рабочего класса означает уничтожение господства вообще? Это утверждение подается вообще без какого-либо доказательства, просто утверждается. Почему не рассматривается случай, когда рабочий класс свергает господство капиталистов, но в результате власть захватывает не рабочий класс, а какой-то другой, возможно ещё только возникающий класс – возникающий в результате свержения рабочими власти капиталистов?

Вот рассмотрим аналогичную ситуацию. Феодализм. Условия жизни крестьян реально невыносимы – именно поэтому периодически вспыхивают крестьянские восстания. К борьбе подключается буржуазия, и власть феодалов свергается. Но власть захватывает не крестьянство, а буржуазия, чьи условия жизни сравнительно с крестьянами гораздо легче. Маркс в качестве условия захвата власти именно пролетариатом, а не каким-либо другим классом, ставит развитие производительных сил. Однако где доказательство, что это развитие достаточно? Это просто постулируется. Доказательство есть, но другое – доказательство достаточности развития для возникновения невыносимых условий, т.е. возникновения восстания (политической революции), что не совсем одно и то же.

Впрочем, общая теория развития человечества до коммунизма в первом приближении была создана (при некоторых недочетах). На следующий же год Энгельс разрабатывает прикладное применение вновь созданной теории. В «Принципах коммунизма» предсказывается революция, которой надлежит разразиться в самое ближайшее время и привести к обобществлению собственности (становлению коммунизма). Это именно прикладной текст, созданный на базе общей теории. 13-й вопрос кратко повторяет диалектическое преобразование из «Идеологии» и без связки с ней теряет доказательность – доказательность наступления именно коммунизма. Хотя Энгельс и утверждает «убедительно доказано, /…/ что уже имеются средства для окончательного устранения этих бедствий путем создания нового общественного строя» ⁴⁵, но характеристика этого строя как именно коммунизма пока не доказана. А потому далее с 15 по 18 вопрос идут отдельные элементы диалектических преобразований из «Идеологии», дополнительно доказывающие наступление именно коммунизма.

Однако надо отметить один важный момент. Хотя достаточно хорошо видна отсылка к «Немецкой идеологии», то есть к БДТ, но внутри этого Энгельс проводит совсем другое диалектическое преобразование – с 4-го по 13-й вопросы. И именно 13-й вопрос (а вовсе не БДТ, не 18-й вопрос) он завершает фразой «вполне убедительно доказано». Тезисом тут идет мануфактурная фаза промышленности, отрицанием – крупное промышленное производство, а синтезом – устранение конкуренции и обобществление промышленности. Назовем эту диалектическую триаду Узкой (УДТ). Также Энгельс вводит принцип: революция в базисе (промышленная) является основой надстроечной революции (появления новых классов, а затем изменения характера государственной власти и организации экономики).

«Принципы» по разным причинам были признаны не совсем удачными, и в феврале следующего 1848 года выходит «Манифест Коммунистической партии» ⁴⁶ как расширенная и переработанная редакция «Принципов коммунизма», соответственно это также прикладной текст на базе общей теории («Немецкой идеологии»). В «Манифесте» Маркс-Энгельс частично возвращаются к БДТ, описание исторического процесса начинается с античности, указывается, что «буржуазия сама является продуктом /…/ ряда переворотов» ⁴⁷, т.е. фактически высказывается мысль, что диалектических триад в описываемом процессе может быть несколько, но говоря конкретно о буржуазии, Маркс-Энгельс указывают, что «средства производства и обмена, на основе которых сложилась буржуазия, были созданы в феодальном обществе» ⁴⁸, то есть они, выражаясь предложенным мной термином триад, проводят третье диалектическое преобразование, назовем его Малой Диалектической Триадой (МДТ), где тезисом является феодализм, буржуазия – антитезис, а в качестве синтеза опять идет коммунизм. Предложенная Энгельсом жесткая связка базисной и надстроечной революций, видимо, не была оценена Марксом, а потому в «Манифесте» ее в явном виде нет, и Энгельс также впоследствии ее нигде не приводит.

Конечно, стиль изложения в «Манифесте» выбран Марксом таким, чтобы максимально уйти от формальной диалектики – в соответствии с принципом не-использования диалектики для доказательств. Возможно явно видимая формальная диалектика в «Принципах коммунизма» была одной из причин, почему от «Принципов» отказались и переработали их в «Манифест». В «Манифесте» есть лишь намеки на формальную диалектику: «Собственность в ее современном виде движется в противоположности между капиталом и наемным трудом» ⁴⁹. А потому выделение МДТ на основе «Манифеста» может вызывать вопросы. Но это и неважно – МДТ в явном виде возникнет позднее, в «Капитале».

По мере изучения исторического материала формационная теория дорабатывалась на протяжении всей жизни К. Маркса. В перечень форм собственности добавляется азиатский способ производства ⁵⁰. Появляется «экономическая общественная формация» ⁵¹, превратившаяся впоследствии в общественно-экономическую формацию (ОЭФ). Диалектическое преобразование в «Капитале»: «Бьет час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют /…/ частная собственность, есть первое отрицание /…/ капиталистическое производство порождает с необходимостью естественного процесса свое собственное отрицание. Это — отрицание отрицания» ⁵². Поскольку за тезис берется феодализм, как это однозначно следует из 11-й и 24-й глав, то преобразование в «Капитале» это МДТ.

Также в «Капитале» Маркс уже полностью отказывается от высказанной в «Принципах» Энгельсом идеи, что революцию в надстройке вызывает специальная революция в базисе: «Современная промышленность никогда не рассматривает и не трактует существующую форму производственного процесса как окончательную. Поэтому ее технический базис революционен, между тем как у всех прежних способов производства базис был по существу консервативен. /…/ Тем самым она столь же постоянно революционизирует разделение труда внутри общества и непрерывно бросает массы капитала и массы рабочих из одной отрасли производства в другую» ⁵³. Т.е. высказывается идея, что промышленная революция как революция в базисе характерна только для последнего времени (ранее базис был консервативен), и что эта революция вызывает не только переход к капитализму, но и последующий переход к социализму также. Можно понять, почему возникла такая мысль – в научном обороте в те годы присутствовала единственная революция в средствах производства, промышленная революция, ни понятия неолитической революции, ни понятия научно-технической революции (НТР) еще не существовало. Но фактически используя МДТ, Маркс пытается растянуть этот исторический процесс (эту триаду) до БДТ (одна и та же промышленная революция вызывает все последующие исторические изменения вплоть до коммунизма, других революций в средствах и способах производства нет, прошлые способы производства консервативны).

Видимо понимая спорность идеи, что все исторические преобразования, следующие за феодализмом, объясняются единственной революцией в базисе или другими словами, что все преобразования укладываются в единственную диалектическую триаду, Маркс уточняет схему исторического процесса. Вот посмотрите, в «Манифесте» частично перемешаны МДТ и БДТ, описание истории начинается с античности, но основное диалектическое преобразование феодализм-капитализм-коммунизм. В «Немецкой идеологии» также есть прерывность изложения. Со стр.20 по стр.22 описываются племенная, античная и феодальная формы собственности. Затем изложение прерывается и со стр.50 по стр.61 рассматривается развитие от феодализма к капитализму. А потому в черновиках письма Засулич вводятся первичная, вторичная и третичная формации, которые соответствуют доклассовому обществу, этапу классово-антагонистических обществ и, наконец, будущему бесклассовому обществу. Каждая из этих больших формаций в свою очередь может быть разделена на ряд малых формаций. Большие формации соответствуют БДТ, а внутреннее деление на малые формации учитывает тот факт, что исторический процесс невозможно уложить в рамки одной диалектической триады. Внутренняя логичность предложенной схемы значительно увеличивается. Диалектические триады перестают смешиваться, а выстраиваются в иерархическую систему.

В таком виде формационная теория осталась на момент смерти Маркса. Основным трудом Маркса считался «Капитал», а потому МДТ становится основным диалектическим преобразованием, используемым марксистами, в том числе в работах Каутского ⁵⁴, ⁵⁵, соответственно, в Программе СДПГ, а оттуда в Программе РСДРП ⁵⁶ и так далее. Впрочем, Каутский использует одновременно и БДТ – в книге «Материалистическое понимание Истории» рассмотрение начинается с доклассовой первобытной формации ⁵⁷.

Дальнейшее развитие формационной теории прошло в Советском Союзе, когда марксизм стал официальной идеологией. Интенсивные исследования, вполне естественно, были посвящены древней истории, в частности введенной Марксом в 1859 году азиатской формации. Однако тут вмешалась политика. Возникающий в СССР колхозный строй имел слишком много аналогий с азиатским способом производства, а потому была инициирована дискуссия ⁵⁸, по результатам которой азиатский способ производства был объединен с античным в рамках концепта рабовладельческой формации и таким образом убран с глаз широкой общественности – так возникла советская пятичленка. Подобные скользкие аналогии возникнут уже только в Оттепель и Перестройку: «Вместо социализма в странах „реального социализма” неотвратимо складывался, по определению Карла Маркса, азиатский способ производства, сродни деспотиям, господствовавшим в Древнем Египте, Месопотамии и т.д.» ⁵⁹.

/.../

Дальнейшие разделы за исключением Заключения практически повторяют статью «Корректировка формационной теории».

/.../

Заключение

Таким образом, мы рассмотрели основные противоречия в формационной теории и предложения по ее корректировке. Такая корректировка давно назрела. Именно противоречия в теории порождают раздробленность левого движения, неспособность создать консолидированную партию.

Обычная пропаганда коммунистов-консерваторов состоит в противопоставлении сегодняшнего состояния страны советскому социализму. Подчеркнем – идёт не столько пропаганда коммунизма, сколько призывы к восстановлению социализма. Вопрос перехода от социализма к следующей ОЭФ не ставится. Но в формационном смысле сегодняшняя Россия и СССР находятся в одной и той же посткапиталистической формации. С той поправкой, что посткапиталистическая формация (социализм) должна отличаться отсутствием бедности – средний класс (веберовский средний класс) в европейском социальном рыночном государстве составлял 2/3 населения. У нас же в Перестройку было выдвинуто ложное (труднореализуемое) утверждение о «реставрации» капитализма, в результате произошла деиндустриализация, и большинство населения балансирует на грани прожиточного минимума, идет неизбежная в таких случаях депопуляция – посткапиталистическая формация существует в какой-то искаженной форме полуколониального сырьевого придатка. Но вот руководство нашей страны пришло в конфликт с НАТО, рассматривается даже вероятность войны, а для войны необходим крепкий тыл. А для этого надо хотя бы несколько поднять жизненный уровень народа. Инициативы президента как раз и направлены на решение этой проблемы (вообще возникает впечатление, что он пытается восстановить поздний СССР) – хотя подобные инициативы и вязнут в классовом эгоизме номенклатуры.

Впрочем, проблема не в эгоизме. Если бы проблема решалась выдвижением морально-этических обвинений или требований, то К.Маркс развивал бы этическую версию философии истории, как например Вилли Айхлер ⁶⁰, а не исторический материализм, и писал бы критику не Готской, а Годесбергской программы. Безусловно, основным смыслом Октябрьской революции 1917 года была не какая-то «социальная справедливость», тем более, что её-то достичь реально не удалось, а создание Госплана и развитие сети НИИ и КБ (первоначально в рамках плана ГОЭЛРО). Равным образом и массовый европейский средний класс, общество «двух третей» являются не следствием моральных императивов, а неукоснительным требованием современной экономики. Пренебрежение этим требованием погружает Мир в кризис ⁶¹, ⁶². Так и в нашей стране невозможно поднять уровень жизни народа без развития экономики – вернее, невозможно развить экономику, не поднимая зарплаты и уровень жизни народа. Однако если власти хотят повысить обороноспособность, им придется решать эту проблему. И если они ее решат (хотя это и вызывает некоторые сомнения), то вся стандартная пропаганда коммунистов-консерваторов полностью теряет эффективность.

Кроме того, существует очень важная проблема, которую левое движение сегодня даже не ставит – Что собой представляет средний класс современного мира? Класс не в веберовском, а в марксистском смысле. Не неопределенные средние слои, выделяемые по уровню дохода, а прослойка, выросшая (вырастающая) из класса инженеров. Та средняя прослойка, что создаст новый способ производства и, тем самым, положит начало новому формационному переходу. Постановка перед читателями такого вопроса была одной из важных задач этой статьи. Допустим, произошла революция, и средний класс, возглавив широкие народные слои, сокрушил имеющуюся элиту. Каким образом он сможет избежать вырождения в новый эксплуататорский класс?

Обращает на себя внимание зараженность протестного движения либеральной идеологией. Если этот протест является признаком выделения из класса инженеров среднего класса – прослойки, которой суждено создать новый способ производства и свергнуть власть номенклатуры, то зараженность протеста либерализмом говорит о том, что никакого коммунизма этот средний класс строить не собирается, а нацелился на создание нового способа эксплуатации. Как раз именно в этой социальной среде необходимо восстанавливать статус научности марксизма и на основе этого ставить вопрос о перспективе коммунизма. А без предложенной корректировки теории эта задача нерешаема.

Все эти вопросы требуют проработки, но находятся за пределами внимания обычных дискуссий в марксизме.

Литература