Предлагаемая статья связана с предыдущей публикацией «Гносеологические ошибки марксизма», а также со статьями «Гипотезы и прогнозы марксизма», «Диалектические казусы», «Конфликт пророков и епископов» и «Противоречия марксизма в буржуазной революции» и продолжает обсуждение противоречий современного (и классического) марксизма.

Отказываясь рассматривать революцию в средствах производства, в базисе, ограничиваясь его невнятной революционностью, Маркс полностью упускает из вида такую сущностную характеристику революции в базисе, как возникновение новых классов. Тем самым невозможным становится, к примеру, вопрос: На какой революции в базисе был основан переход к феодализму? Маркс и не собирается отвечать на такой вопрос, или даже ставить его. Зачем, если базис был консервативен? Никаких революций в средствах производства до промышленной не было! Это было еще как-то простительно в его времена – термин «революция» применялся к единственной Промышленной революции. Но с тех пор в научный оборот вошли как минимум еще две революции – неолитическая и научно-техническая. Какие классы произвели эти революции? И если с неолитической революцией вопрос более или менее ясен – только на основе производящего хозяйства стали возможны классовые общества, т.е. неолитическая революция породила классы как явление. Можно спорить о механизме процесса, но сам факт вряд ли будет оспариваться. То научно-техническая революция (НТР) как явление, производящее новые классы, оспаривается большинством современных марксистов – это противоречит принятой в марксизме схеме периодизации истории. Вопрос о классах, порождаемых НТР, также становится невозможным.

Но в таком случае перестает работать даже то единственное успешное практическое применение исторического материализма, что разработал Маркс – классовый анализ общества. Каким образом можно в рамках марксизма выявить классовую позицию какого-либо политика, если отрицается существование класса, к которому этот политик принадлежит, а политику навязывается какая-то абстрактная мелкобуржуазность, применяемая во всех спорных случаях? Для большевиков это было весьма характерно – навешивать мелкобуржуазность своим противникам, вот к примеру: «И однако все рассуждения о переходе к социализму, которые мы слышим от современных представителей мелкобуржуазной демократии (а таковыми являются, вопреки своему якобы социалистическому ярлычку, все представители II Интернационала, включая таких людей, как Макдональд и Жан Лонге, Каутский и Фридрих Адлер…» [1].

Возьмем самый яркий пример ошибочности марксистского классового анализа – Адольф Гитлер. В среде марксистов принято характеризовать его как мелкобуржуазного политика, да еще и ставленника монополий. Это было бы еще как-то понятно для России (80% крестьян на начало ХХ века) или для Болгарии, еще менее развитой, чем Россия. Но возьмем Германию конца века (1895 год): «Пролетарии охватывают 68 процентов, то есть более двух третей всего населения, крупные же собственники составляют только немного более одного процента.» [2]. «В действительности трем большим классам общества соответствуют также и три большие партии, выступающие в политике современных государств; либералы, консерваторы и социалисты.» [3]. «Это три большие общественные группы, составные части которых – образующие их индивидуумы – живут или заработной платой, или прибылью, или земельной рентой.» [4]. Как видите, Каутский выделяет в конце XIX столетия как основные классы: земельных собственников, промышленную буржуазию и пролетариат. Причем, пролетариат составляет уже около 70% населения. В дальнейшем, согласно марксизма, пролетариат должен только расти. За последующие 40 лет возникли даже не одна, а три (по крайней мере по названию рабочих) партии – вопрос власти решался в борьбе между ними. 40 лет – это больше, чем поколение, даже если бродить по пустыне. Более 70% граждан Германии должны были бы составлять потомственные пролетарии. Тем не менее фиговый листочек определения «мелкая буржуазия» наклеивается на НСДАП. Предлагается признать, что растет не пролетариат, а мелкая буржуазия, которая, согласно принятой схеме исторического прогресса должна была бы уже полностью влиться в ряды пролетариата. Вопрос – А не появляется ли какой-нибудь новый, прежде не существовавший, класс? – даже не ставится. Точно так же не ставится вопрос – Какие классовые процессы обусловили появление не одной, а трех различных рабочих партий? Все опять списывается на мелкобуржуазность или оппортунизм. А между тем, вот высказывание Энгельса, в котором можно видеть один из истоков национал-социализма (не самый главный исток, но тем не менее утверждение некоторой исключительности Германии и германского рабочего класса): «А ведь Социал-демократическая партия Германии вследствие непрерывных тридцатилетних усилий и принесенных за это время жертв завоевала себе такое положение, которого не занимает ни одна социалистическая партия в мире, положение, которое обеспечивает ей в течение короткого срока переход политической власти в ее руки. Социалистическая Германия занимает в международном рабочем движении самый передовой, самый почетный, самый ответственный пост; ее долг – защищать этот пост до последнего человека против всякого нападения. /…/ В интересах европейской революции они обязаны отстаивать все завоеванные позиции и не капитулировать ни перед внешним врагом, ни перед внутренним. А это они смогут выполнить лишь в непримиримой борьбе с Россией и всеми ее союзниками, кто бы они ни были. /…/ А в особенности по отношению к республике, поставившей себя на службу русскому царю, немецкий социализм безусловно представляет пролетарскую революцию.» [5].

Что ж удивляться, что в критический момент парламент (и социалисты-парламентарии тоже) проголосовал за военный бюджет, и началась первая мировая война, т.е. интернационализм не сработал – социал-демократия не захотела остановить ту войну?

А вот признаки того, что на самом деле начал появляться новый класс, и именно это, а не неопределенная мелкобуржуазность, привело к победе НСДАП: «Однако растущее число эмпирических исследований сделало ясным одно: «новый средний класс», частично по причине его социального происхождения (большинство «белых воротничков» вышло из среды приходящего в упадок прежнего среднего класса), частично по причине характера «профессий, позволяющих работать с чистыми манжетами», был решительно настроен сохранить самосознание и репутацию «среднего класса». Когда же разразилась депрессия /…/ ответ «нового среднего класса», равно как и «прежнего среднего класса», на фоне краха центристских и либеральных партий в общем и целом заключался в оказании поддержки нацистам, а не партиям рабочего класса. Таким образом, «новый средний класс», этот вполне предсказуемый результат экономического и социального развития, определил неожиданные, но весьма серьезные политические последствия, которых не предполагали ни марксисты, ни немецкие социологи.» [6]. «В Германии «старый» средний класс независимых предпринимателей, мелких фермеров и работников свободных профессий действительно пошел на убыль, но то же самое происходило и с рабочим классом: с 1895 по 1925 год доля промышленных наемных рабочих в совокупной рабочей силе сократилась с 56,8 до 45,1 процента. Между ними начал появляться новый слой – получающих жалованье служащих, занятых в офисах и на инженерно-технических должностях; их число неуклонно росло.» [7]. Обратите внимание — Каутский говорил про интеллигенцию как новый средний класс, но (в соответствии с общепринятым марксизмом) правильных выводов из этого не сделал. Равным образом не сделали таких выводов и остальные марксисты.

Таким образом ошибочность принятого в марксизме механизма социальной революции, привела к ошибочности принятой схемы социальной эволюции, что сделало в новых условиях ошибочным марксистский классовый анализ, а это послужило одним из факторов победы НСДАП.

Следующая статья этого цикла