Предлагаемая статья связана с предыдущей публикацией «Гносеологические ошибки марксизма», а также со статьями «Гипотезы и прогнозы марксизма», «Диалектические казусы», «Конфликт пророков и епископов», «Противоречия марксизма в буржуазной революции» и «Ошибки современного марксистского классового анализа» и продолжает обсуждение противоречий современного (и классического) марксизма.

Несмотря на то, что классы и классовая борьба являются сердцевиной марксистской теории, само понятие класса в марксизме совершенно не разработано. Некоторой конкретностью обладают рабочий класс и класс крупной буржуазии, определенные еще в «Манифесте». Вполне конкретны крестьянство и земельные собственники (феодалы). Широко применяется термин «мелкая буржуазия», но применение этого термина уже неоднозначно – под мелкой буржуазией иногда понимают крестьянство, хотя крестьянством она не исчерпывается. В отдельный слой может выделяться интеллигенция, но ее классовый характер отрицается, в СССР, к примеру, интеллигенция считалась прослойкой. Перечисленный набор классов и прослоек вполне характерен для XIX столетия, соответственно, он позволял К. Марксу и Ф. Энгельсу проводить классовый анализ имевшихся в то время обществ и политических движений. Но уже в начале ХХ столетия этот дежурный набор классов и прослоек начал вносить существенные ошибки в марксистский классовый анализ (см. «Ошибки современного марксистского классового анализа»).

В главе 52-й третьего тома «Капитала», посвященной классам, говорится: «Собственники одной только рабочей силы, собственники капитала и земельные собственники, соответственными источниками доходов которых является заработная плата, прибыль и земельная рента, следовательно, наемные рабочие, капиталисты и земельные собственники образуют три больших класса современного общества, покоящегося на капиталистическом способе производства.» [1]. Далее Маркс пишет про переходные ступени, которые «везде затемняют строгие границы между классами» [2]. «Ближайший вопрос, на который мы должны ответить, таков: что образует класс, – причем ответ этот получится сам собой, раз мы ответим на другой вопрос: благодаря чему наемные рабочие, капиталисты и земельные собственники образуют три больших общественных класса?
На первый взгляд, это – тождество доходов и источников дохода. Перед нами три большие общественные группы, компоненты которых – образующие их индивидуумы – живут соответственно на заработную плату, прибыль и земельную ренту, живут использованием своей рабочей силы, своего капитала и своей земельной собственности.» [3]. Далее Маркс углубляется в рассмотрение более мелких групп (врачи и чиновники) и в бесконечную раздробленность «интересов и положений, создаваемой разделением общественного труда среди рабочих, как и среди капиталистов и земельных собственников, – последние делятся, например, на владельцев виноградников, пахотной земли, лесов, рудников, рыбных угодий.» [4].

На этом рукопись обрывается. Очевидно, что попытка определить классы по типу собственности или по типу источников дохода завела Маркса в тупик. И это не единственный классовый тупик в марксизме. В «Принципах коммунизма» Энгельс задает вопрос «Чем пролетарий отличается от ремесленника?» [5], но не дает на него ответа. Поскольку эта работа, как и «Капитал», осталась незавершенной, сейчас уже невозможно ответить – какой ответ дал бы на этот вопрос Энгельс.

Определение классов по типу собственности (источникам дохода) полностью объясняется необходимостью (желанием) для Маркса-Энгельса выделить пролетария, собственности не имеющего. Но если собственно пролетарий таким образом определяется, то попытка определить другие классы тонет в бесконечной раздробленности. Очевидно, что если мы не намерены ограничиваться чисто формальным веберовским определением классов, а собираемся дать такое определение, которое было бы связано с механизмом появления классов, с их происхождением, то мы должны увязать определение классов со способами производства.

Был феодальный способ производства, при котором имелось два противостоящих класса – феодалы и крестьяне. Причем, феодалы были немногочисленны, а крестьяне составляли более 80% населения. И именно это определяло, что основной способ производства был феодальный – для других способов производства просто не оставалось наличного населения. Можно говорить о купцах, о ремесленниках, но их количество всегда было незначительным, а потому они и представляют собой не классы, а прослойки. Конечно, феодалов также было немного, но феодалы вместе с крестьянами составляют основной (феодальный) способ производства – именно поэтому они класс, а не прослойка.

Далее происходит промышленная революция, которая порождает рабочий класс и капиталистов. Причем, крестьянство последовательно исчезает, разоряясь и вливаясь в рабочий класс, который вбирает в себя основное население страны – 70% в Германии конца XIX столетия [6]. Кроме рабочих все остальные группы населения немногочисленны, поэтому они представляют собой прослойки, за исключением трех – капиталистов, земельных собственников и крестьян. Капиталисты вместе с рабочими составляют основной (капиталистический) способ производства – именно поэтому капиталисты класс, а не прослойка. Земельные же собственники являются обломком класса феодалов, как и сокращающиеся крестьяне по сути представляют собой обломок класса крестьян, хотя численность крестьян изначально была гораздо больше, чем феодалов. Поэтому они, даже сокращаясь, продолжают выглядеть классом, феодалы же изначально немногочисленны, а потому, когда большинство феодалов исчезло (деклассировалось, изменило свой классовый характер), сохранившиеся в небольшом количестве земельные собственники вливаются в класс капиталистов. Поскольку феодальный способ производства становится невозможным, и феодальная собственность на землю превращается в капиталистическую земельную ренту, постольку феодалы становятся частью класса капиталистов – получают в качестве ренты часть прибавочной стоимости, создаваемой рабочим классом. Но некоторая их специфика сохраняется, и они создают не либеральную как остальные капиталисты, а отдельную консервативную партию.

(В принципе в реальности иногда происходит, что феодальный или рабовладельческий способ производства продолжает сохраняться и после того, как соответствующие формации уступают место капитализму или даже социализму. Но в норме такие способы обычно становятся противозаконными, и соответствующие феодалы или рабовладельцы оказываются за пределами легального производства, т.е. в криминальной области. Впрочем, несмотря на то, что формально эти архаичные способы производства считаются незаконными, нередко сами феодалы и рабовладельцы в результате коррупции становятся вполне уважаемыми представителями действующего правящего класса.)

Такое определение классов через способы производства позволяет показать – почему ремесленники составляют прослойку, а не класс. Ремесленный способ производства известен тысячелетия, как и простая кооперация, и купеческий капитал. Но хотя продукция ремесленника сходна с продукцией рабочего, ремесленный способ производства никогда не мог привести к возникновению новой общественно–экономической формации, а потому ремесленники – прослойка. (Этот вопрос мы уже поднимали ранее.)

Капитализм начинается с изобретения мануфактуры, именно мануфактура (впоследствии фабрика) является новым способом производства. Иногда ошибочно полагают, что капитализм начинается с кооперации при наличии свободных работников. Но вот фокус. Еще в Риме пытались создать большие ремесленные мастерские, работающие на рынок. Тут несомненная кооперация. Но к возникновению капитализма это не привело. Когда марксисты описывают преимущества, которые дает мануфактура, то обычно описывают простую кооперацию. Вот возьмем того же Богданова в главе «Происхождение и сущность мануфактуры»: «Переход к новой системе выгоден для капиталиста не только в том смысле, что делает его полновластным, непосредственным организатором производства, – он выгоден еще в том смысле, что значительно уменьшает затраты производства – расходы на мастерскую, ее освещение, отопление, расходы на орудия. Одна большая мастерская на 20 работников стоит гораздо меньше, чем 20 маленьких, каждая на одного работника; и даже если в ней не организовано еще техническое разделение труда, все-таки не требуется полного комплекта орудий на каждого, как при работе в отдельных мастерских, – время работы легко распределяется таким образом, что когда один работает одним инструментом, то другой – другим, а потом наоборот, и орудия не лежат без дела. Есть выигрыш и на материалах: меньше стоимость их массовой доставки в мастерскую, легче употребить с пользой накопляющиеся в большом количестве остатки и отбросы и т.д.» [7]. Тут Богданов несколько перефразирует Маркса из главы о простой кооперации [8]. Все-таки в большинстве создатели марксизма и их ближайшие последователи были гуманитариями (юристами, историками, экономистами), а не технарями, или если, скажем, философами, то никак не натуральными. Поэтому они легко приняли вот это объяснение мануфактуры, тем более, что все верно – кооперация на самом деле экономически выгодна. Но вот ведь в Древнем Риме были мастерские с рабами-ремесленниками. Кооперация несомненная, но к капитализму это не привело. Почему? И тут готов ответ. Чем феодализм от капитализма отличается? Свободой работника. При феодализме зависимый крестьянин, при капитализме свободный рабочий. Вот это и взяли за объяснение. В Риме потому не возник капитализм, что ремесленники были рабами, а не свободными. А раз так, то основной характеристический признак капитализма – свобода рабочей силы. Тем не менее, вся эта логическая цепочка полностью ошибочна, как это отмечалось ранее.

В чем на самом деле смысл мануфактуры? Почему мануфактура смогла определить общественно-экономическую формацию, а ремесленный способ производства, хотя и существовал в течение тысячелетий, никакую формацию определить не смог? И ведь кооперация также известна в течение тысячелетий.

Наверняка мануфактуру придумал не купец (юрист, экономист, историк), а ремесленник, пусть и из верхушки цеха, и сам, вероятно, занимающийся торговлей. То есть от ремесла отошедший, передоверивший все дело подмастерьям. Но изначально – ремесленник. И наверняка тут сыграла роль экспортная торговля. То есть производство товаров не по индивидуальному заказу, а в большом масштабе – на экспорт. Работа на индивидуальный заказ, она и есть работа на заказ. Как работало большинство цеховых ремесленников? Нет заказа – сидишь кукуешь. А чтобы иметь постоянный заработок, ограничиваешь предложение относительно спроса, создаешь монополию, то есть организуешься в цех.

А вот экспортная торговля предполагает наращивание производства. При этом, если скупать продукцию у нескольких ремесленников, а потом отправлять ее на экспорт, то поскольку работа разных ремесленников слегка отличается, то очень скоро выявляется, что одни образцы продаются лучше других. То есть выгодно наращивать производство не вообще конкретного товара, а конкретного товара производства конкретного изготовителя. Но ведь этот конкретный ремесленник имеется в единственном образце. Ну еще несколько подмастерьев у него есть, которые работают почти так же. И увеличить этого ремесленника количественно никак невозможно – число подмастерьев ограничено. Да и не все подмастерья могут с ним сравниться. Как же именно размножить не товар, а вот этого конкретного ремесленника, чтобы сначала вот этого конкретного ремесленника стало много, а уже потом это, естественно, приведет к увеличению этого конкретно товара?

Да очень просто.

Поставить этого квалифицированного ремесленника на сборку конечного изделия из комплектующих, а на изготовление простых комплектующих поставить менее квалифицированных работников. Даже не подмастерьев, а мануфактурных рабочих, выученных изготовлять единственную деталь, и абсолютно неспособных изготовить соседнюю – по причине полного отсутствия необходимой для этого квалификации.  То есть, чтобы увеличить выход продукции, надо не поднимать квалификацию работников, а действовать строго наоборот – разбить производство на элементарные операции, с которыми может справиться и непрофессионал. Так появляется мануфактурный рабочий.

Время подготовки квалифицированного подмастерья исчисляется годами, возможно, десятилетиями. Время подготовки мануфактурного рабочего исчисляется неделями. Это приводит к взрывному росту рынка рабочей силы. Не потому, что рабочая сила стала свободной. Покупателю-то (владельцу мануфактуры) какая разница, свободный рабочий или крепостной? Лишь бы они продавались на рынке. А уж сам рабочий себя продает, или это за него барин делает (или родитель продает фабриканту детей) – не играет особой роли. Купить крестьян целой деревней, а потом приписать их к фабрике, как это было в послепетровской, но дореформенной России – готова целая деревня мануфактурных рабочих. Вот с ремесленниками такое в принципе невозможно. Да вы сегодня купите себе хоть целую губернию, на завтра от этого крестьяне в ремесленников не превратятся. 

И вот именно поэтому ремесленное производство существовало тысячелетия, но никакую формацию определить не смогло. А мануфактура, едва появившись, сразу же привела к смене феодализма капитализмом. Ведь не деньги, не власть определяют формацию. Любую формацию в конечном счете определяет Человек – тип основного работника, поскольку этот тип работника определяет основное производство, основной способ производства. (И в свою очередь тип работника определяется этим производством). Но называют почему-то формацию по основному типу паразита – жрец, феодал, капиталист. Только постиндустриальную формацию назвали социализмом. И то А.Кармин предложил номенклатуру называть социалами [9].

Таким образом каждая общественно-экономическая формация создает пару противостоящих классов – элитарный и пролетарский. При этом пролетарский класс потенциально может вобрать в себя подавляющую часть населения. Именно это является определяющей характеристикой формации. Если пролетарский класс данного способа производства даже потенциально не способен включить в себя большую часть населения, то такой способ производства не способен определить общественно-экономическую формацию, а классы, создаваемые этим способом производства не могут оформиться в полноценные классы, оставаясь лишь прослойками.

Следующая статья этого цикла