В прошлой статье высказывалась мысль, что в условиях полностью роботизированного производства, т. е. в условиях, когда стоимость продуктов, выпускаемых промышленностью, будет равна W = C (при v = 0, m = 0), т. е. когда вновь вложенная стоимость равна нулю, даже наращивание производства потребительных стоимостей не будет приводить к росту стоимостей, то есть стоимость выпускаемых продуктов будет стремиться к нулю тем быстрее, чем больше их выпускается. Такой вывод с очевидностью следует (парадокс Робота) из трудовой теории стоимости (ТТС). Однако там же было высказано сомнение, что труд является единственным источником стоимости (парадокс Остапа). Тем более стоит обсудить этот вопрос подробнее. Цитаты далее будут из работ
[Маркс К. Капитал. Том 1 // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. Т.23. – М.: ГИПЛ, 1960. – 907с.] и

[Маркс К. Капитал. Том 2 // Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. Т.24. – М.: ГИПЛ, 1961. – 648с.]

В Капитале Карл Маркс исходит из того, что на рынке продавцы и покупатели обмениваются эквивалентными стоимостями: «Итак, поскольку обращение товара обусловливает лишь изменение формы его стоимости, оно обусловливает, если явление протекает в чистом виде, обмен эквивалентов. Даже вульгарная политическая экономия, несмотря на полное непонимание того, что такое стоимость, всякий раз, когда пытается на свой лад рассматривать явление в чистом виде, предполагает, что спрос и предложение взаимно покрываются, т. е. что влияние их вообще уничтожается. Следовательно, если в отношении потребительной стоимости оба контрагента могут выиграть, то на меновой стоимости они не могут оба выиграть. Здесь господствует скорее правило: "Где равенство, там нет выгоды". Хотя товары и могут быть проданы по ценам, отклоняющимся от их стоимостей, но такое отклонение является нарушением законов товарообмена¹⁹. В своём чистом виде он есть обмен эквивалентов и, следовательно, не может быть средством увеличения стоимости²⁰.» [Маркс К. Капитал. Т.1. – С.169.].
В 19 примечании говорится, что обмен становится невыгодным для одной из сторон, когда что-то или кто-то завышает или занижает цену, тогда равенство нарушается, но вследствие этой посторонней причины, а не вследствие самого обмена,
а в 20 примечании говорится, что обмен по самой природе есть договор равенства.

Вопрос эквивалентности обмена очень важен для всех последующих выводов Маркса, поэтому он достаточно подробно обсуждает этот вопрос на протяжении нескольких страниц. И хотя утверждение о равенстве сторон при обмене выглядит естественным, это утверждение вызывает удивление. Не мог же Маркс не знать, к примеру, о практике английской юриспруденции — если по договору одна из сторон получает компенсацию, скажем, в 1 фунт, то, независимо от того, какова сумма сделки на самом деле, но если стороны формально были свободны, то сделка признается правомочной, даже если ее реальная стоимость составляет тысячи фунтов. Вопрос — почему формально свободная сторона заключила такую сделку? – никого не интересует. То есть формальное равенство и формальная свобода сторон еще отнюдь не означают, что обмениваются эквивалентами.

Это очень важный момент. Как раз из утверждения, что обмен эквивалентен, следует в дальнейшем вывод, что стоимость не может возникать в обмене, а должна возникать при обмене, но не из обмена: «Как видим, прибавочная стоимость не может возникнуть из обращения; следовательно, для того чтобы она возникла, за спиной обращения должно произойти нечто такое, чего не видно в самом процессе обращения. /.../ Итак, капитал не может возникнуть из обращения и так же не может возникнуть вне обращения. Он должен возникнуть в обращении и в то же время не в обращении.» [Маркс К. Капитал. Т.1. – С.176.] То есть в процессе обмена товары попадают в такое место, где их стоимость растет и далее в обмен они поступают уже с увеличенной стоимостью — прибавочной стоимостью. Это место, по Марксу, производство, а раз так, то стоимость растет в процессе труда. Отсюда и название этой политэкономии — трудовая теория стоимости (ТТС).

Но ведь продажная цена растет практически в любой точке обмена, это прекрасно известно. Во всяком случае, растет в любой профессиональной точке обмена. Вот тут и проявляется разница между ценой и стоимостью. Цена это нечто конкретное — это та сумма денег, которая переходит из рук в руки при единичном акте обмена. Стоимость же понятие абстрактное, которое связано с обменом и производством во всем обществе. А потому повышение цены конкретным купцом в конкретной лавке не приводит к увеличению стоимости, а приводит лишь к перераспределению ранее созданной прибавочной стоимости. Отличие увеличения цены от увеличения стоимости в том, что при увеличении цены (но не стоимости) не происходит одновременного увеличения потребительной стоимости. Если при увеличении цены одновременно увеличивается потребительная стоимость — происходит увеличение стоимости. Если при увеличении цены нет одновременного увеличения потребительной стоимости — происходит перераспределение ранее созданной стоимости.

Конечно, в лавке часто происходит и расфасовка продуктов. Этим процессом увеличивается потребительная стоимость — покупателю предлагается уже расфасованный продукт. То есть в этом случае купец либо сам увеличивает потребительную стоимость, либо это делает его наемный работник (продавец или подсобный рабочий). Но увеличение цены не ограничивается вот этой добавкой стоимости путем расфасовки. То есть тут имеется как некоторое увеличение стоимости, так и дальнейшее увеличение цены. Создание купцом микропроизводства ничего принципиального в процесс обмена не вносит — остальную-то часть прибыли (другую часть увеличенной цены) купец получает не за счет этого производства, а за счет перераспределения ранее созданной стоимости.

Таким образом, если в процессе товарного обмена одновременный рост цены и потребительной стоимости (рост стоимости в терминах ТТС) происходит только в производстве, то ситуация описывается ТТС. Если же в процессе товарного обмена есть еще какие-то точки, кроме производства, в которых происходит одновременный рост цены и потребительной стоимости, то мы вышли за пределы ТТС, поскольку идет рост стоимости не в производстве. В этом случае политэкономическую теорию марксизма необходимо дорабатывать.

Мы обсудим этот вариант позднее.

Сейчас же обратим внимание еще на одну особенность ТТС, которая вызывает нарекания — ее статичность. Например, в ТТС полагается, что постоянный капитал переносит часть своей стоимости на продукт. При этом обычно полагается, что амортизация происходит за какое-то время. Но сам этот процесс происходит равномерно, то есть амортизационные отчисления равномерны во времени. Это очевидное упрощение.

В Москве есть группа экономистов, которая утверждает, что разработала методику определения продажной цены новой продукции. Вот произведены научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки, создан новый продукт, его надо продавать. Какая цена должна быть установлена на единицу этой продукции? Стоимость НИОКР надо же возвращать. То есть эта стоимость должна войти в цену продукции. Так вот — выгоднее возвращать эту стоимость не равными частями, а по убывающей. В первый период больше, а далее все меньше и меньше. Что, кроме всего прочего, позволит также учесть и неизбежное моральное старение новой технологии. Ценовая политика крупных корпораций говорит, что они пользуются сходными методиками определения цены. Вот, например, о снижении цены в результате морального старения: «Наконец, здесь, как и повсюду в крупной промышленности, моральный износ тоже играет свою роль: обычно по истечении 10 лет можно купить за 30 000 ф. ст. такое количество вагонов и локомотивов, которое раньше стоило 40 000 ф. ст. Таким образом обесценение этого оборудования приходится исчислять в размере 25% от рыночной цены, хотя бы и не произошло никакого обесценения его потребительной стоимости (Lardner. «Railway Economy», [p. 120])» [Капитал II том, С.191.]

Как видите, амортизационные отчисления (а отчисления на НИОКР являются такими отчислениями, поскольку интеллектуальный капитал участвует в производстве как средство производства) совсем не обязательно должны быть равномерными. К тому же в реальности амортизационные расходы почти всегда неравномерны, если понимать под ними, например, расходы на ремонт. В первый год средство производства требует гораздо меньше внимания, чем в последний, перед тем, как оно будет полностью списано. Расходы на ремонт нарастают. ТТС этого не учитывает, хотя учет всех этих эффектов еще не означает выхода за пределы ТТС — только некоторое развитие.

Вот пример статичности ТТС: «Предположим поэтому, что обмениваются не эквиваленты. /.../ Допустим теперь, что продавец обладает какой-то необъяснимой привилегией продавать товары выше их стоимости, за 110, если они стоят 100, т. е. с номинальной надбавкой к цене в 10%. Продавец получает таким образом прибавочную стоимость, равную 10. Но после того как он был продавцом, он становится покупателем. Третий товаровладелец встречается с ним теперь как продавец и, в свою очередь, пользуется привилегией продавать товар на 10% дороже. Наш товаровладелец выиграл в качестве продавца 10, чтобы потерять в качестве покупателя те же 10. В общем дело фактически свелось к тому, что все товаровладельцы продают друг другу свои товары на 10% дороже их стоимости, а это совершенно то же самое, как если бы товары продавались по их стоимости. Такая всеобщая номинальная надбавка к цене товаров имеет такое же значение, как, например, измерение товарных стоимостей в серебре вместо золота. Денежные названия, то есть цены товаров, возрастают, но отношения их стоимостей остаются неизменными.» [Маркс К. Капитал. Т.1. – С.171.]. Обратите внимание, что Маркс тут называет прибавочной стоимостью спекулятивную надбавку к цене в 10%. Далее он опровергает эту возможность путем логических рассуждений. Но принципиально он такую возможность допускает и считает, что ее надо специально опровергать.

Тем не менее, вот это выравнивание цен, когда все начинают продавать дороже на 10%, т. е. все сводится только к изменению масштаба цен при неизменной стоимости (изменяется стоимость денежных эквивалентов), оно само по себе требует времени. То есть рассуждения Маркса (соответственно, положения ТТС) верны только для статической картины и могут нарушаться, если процесс принимает динамический, нестационарный характер. Тем более, что сегодня в реальности уже невозможно абстрагироваться от нестационарного характера экономических процессов.

«6 мая 2010 года на американских биржах произошел инцидент, который вошел в историю финансовых рынков как "Флэш крэш" или "Молниеносный коллапс". За 5 минут индекс Доу Джонса обвалился на целую тысячу пунктов, а капитализация американского фондового рынка уменьшилась более чем на триллион долларов. Совместными усилиями американских финансовых структур обвал был ликвидирован, однако остался вопрос: что послужило причиной этого обвала? Американские прокуроры считают, что нашли виновного в обвале злодея. Некоторые СМИ считают, что они нашли не виновного, а козла отпущения.» [Ф.М.Морген Человек, который поставил на колени Уолл-стрит]. В чем суть проблемы? Этот злодей создал программу, которая занималась спуфингом, т. е. отправляла на биржу множество приказов на продажу какого-то финансового инструмента чуть выше текущей цены и одновременно один или несколько приказов на покупку ниже текущей цены. Другие участники рынка, видя в системе множество приказов на продажу, начинали паниковать и сбрасывать свои акции. Это вызывало падение цены, чем пользовался злодей, скупая акции по дешевке. Впоследствии, когда паника уляжется и цены восстановятся, он продавал, получая на этом прибыль. В тот роковой день 6 мая злодей заработал таким образом почти миллион долларов. Фокус тут в том, что он не рисковал, выставляя приказы на продажу, поскольку программа, выставившая приказ, отменяла свой приказ через одну миллисекунду. Так что никто не смог бы успеть купить выставленные на продажу акции. Но в общей статистике предложений продаж они учитываются. 6 мая злодей из Лондона загрузил и отменил 19000 приказов на продажу на американских биржах, что и вызвало панику.

Как видите, сегодня уже невозможно предполагать стационарный характер процессов, хотя за пределы ТТС нас этот случай, видимо, не выводит, поскольку в данном случае не создается новой потребительной стоимости. Эта финансовая спекуляция приводит лишь к перераспределению уже ранее созданной прибавочной стоимости. Тем не менее возникает задача разработки динамической ТТС.

Впрочем, в приведенной выше цитате Маркса со стр.171 есть еще один момент: «Третий товаровладелец встречается с ним теперь как продавец и, в свою очередь, пользуется привилегией продавать товар на 10% дороже.» Откуда, собственно, следует, что этот третий такой привилегией пользуется? Это абсолютно без доказательств взятое предположение Маркса. Вот на следующей странице: «В обращении производители и потребители противостоят друг другу лишь как продавцы и покупатели. Утверждать, что прибавочная стоимость возникает для производителей вследствие того, что потребители оплачивают товары выше их стоимости, значит только повторять в замаскированном виде простое положение, будто товаровладелец, как продавец, обладает привилегией продавать товары по завышенной цене. Продавец сам произвёл свой товар или является представителем его производителей, но равным образом и покупатель сам произвёл товары, выраженные в его деньгах, или является представителем их производителей. Следовательно, производитель противостоит производителю. Их различает лишь то, что один покупает, в то время как другой продаёт. Мы не подвинемся ни на шаг далее, если допустим, что товаровладелец под именем производителя продаёт свой товар выше стоимости, а под именем потребителя он же покупает товары выше их стоимости.» [Маркс К. Капитал. Т.1. – С.172.]. Маркс даже мысли не допускает, что может существовать товаровладелец, который как продавец обладает привилегией продавать дороже, и он же как покупатель обладает привилегией покупать дешевле. Невозможность такого товаровладельца является одним из исходных пунктов ТТС. Это еще глава IV — самое начало рассуждений. Если формула Т-Д-Т уже описана, то к формуле Д-Т-Д' даже еще не приступали.

В то же время такой товаровладелец существует и Марксу прекрасно известен — это банкир. При обмене валюты, а валюта специфический товар банкира, любой банкир покупает дешевле курса, а продает дороже. Причем, независимо от того, что он меняет — рубли на доллары, или доллары на рубли. Более того, эта функция банкира существовала на протяжении тысячелетий в облике менялы. Но если Христос мог выгнать менял из Храма, то мы не можем себе такого позволить — выгнать банкиров за пределы экономической теории. И если такая функция банкира, как кредит, описывается ТТС, то вот эта функция менялы находится за пределами ТТС, т. е. ее принципиально нельзя описывать какими-нибудь формулами ТТС. А раз так, то существует принципиальная возможность, что стоимость может возникать в деятельности банкира, но не как кредитора (тут может быть только перераспределение ранее созданной стоимости — в соответствии с ТТС), а как менялы. Я не утверждаю сейчас, что такая возможность реализована. Я говорю, что она принципиально возможна — этот вопрос необходимо исследовать специально, поскольку это находится за пределами рассуждений Маркса, "Капитал" ничем нам тут не поможет, сколько его ни читай.

Вот еще один момент, о котором я уже говорил ранее (Субстанция стоимости как она есть), революции цен: «Понятие постоянного капитала отнюдь не исключает революции в стоимости его составных частей. Предположим, что фунт хлопка стоит сегодня 6 пенсов и что завтра вследствие неурожая хлопка цена его повышается до 1 шиллинга. Прежний хлопок, который продолжают обрабатывать, куплен по стоимости в 6 пенсов, но присоединяет теперь к стоимости продукта часть в 1 шиллинг. А уже перепрядённый хлопок, быть может, уже обращающийся на рынке в виде пряжи, присоединяет к продукту величину тоже вдвое большую, чем его первоначальная стоимость. Однако мы видим, что эти изменения стоимости не стоят ни в какой связи с возрастанием стоимости хлопка в самом процессе прядения.» [Маркс К. Капитал. Т.1. – С.220-221.]. Как видите, в результате революции цен может измениться общественно-необходимое время производства какого-либо товара. В данном случае возрасти. Это вызывает рост стоимости уже произведенного товара. Не просто цены, а именно стоимости — поскольку одновременно растет его потребительная стоимость. Цена, естественно, тоже растет. В чем выражается рост потребительной стоимости? Способность хлопчатобумажной пряжи потребляться остается без изменений — на нее неурожай не влияет. Но возрастает важность самого факта потребления.

Допустим, у нас общество из 10 человек. В прошлом году был урожай хлопка, и пряжи хватило для изготовления одежды для 11 человек, которая должна была потребиться за год. Один комплект одежды ушел в запасы. В этом году нам необходимо как минимум 9 новых комплектов одежды, однако случился неурожай, и хлопка хватило только на 8 комплектов одежды. Один человек останется голым. Ни за какие деньги он не сможет купить себе одежду — ни за какие деньги, ее просто нет физически. Возникший дефицит многократно повышает важность потребления данного товара, т. е. повышает его потребительную стоимость не абсолютно (способность потребляться), но относительно (возможность потребляться).

Конечно, в результате неурожая возникают проблемы в производстве. То есть приведенные рассуждения казалось бы не выходят за пределы ТТС. Однако откуда следует, что революция цен возникает исключительно в сфере производства? Вот самый простой способ вызвать революцию цен — обложить акцизом какой-нибудь товар. В результате цена товара возрастет. Если он используется как сырье для какого-либо производства, то далее он начнет переносить на производимый продукт увеличенную стоимость, хотя время его производства никак не изменилось. Если у кого-то были созданы большие запасы этого сырья, которые он использовал в производстве, и если он имел возможность пролоббировать введение данного акциза, то теперь он получит прибавочную стоимость только за счет того, что стоимость его запасов возросла (ему не надо их покупать по обложенной акцизом цене), а конечным потребителям его товара останется лишь обкладывать матом правительство.

Разумеется, революции цен могут вызываться и биржевыми спекуляциями. А поскольку такие причины роста стоимости лежат за пределами производства, постольку ТТС принципиально не описывает и не может описывать эти процессы.

Остановимся еще раз на относительном росте потребительной стоимости — дефиците. Я уже приводил тут цитату: «Даже вульгарная политическая экономия, несмотря на полное непонимание того, что такое стоимость, всякий раз, когда пытается на свой лад рассматривать явление в чистом виде, предполагает, что спрос и предложение взаимно покрываются, т. е. что влияние их вообще уничтожается.» [Маркс К. Капитал. Т.1. – С.169.]. То есть, как видите, Маркс при разработке ТТС исходил из отсутствия дефицитов. Такое предположение оправданно для неограниченного рынка классического капитализма. Если где-то возник дефицит, там растет норма прибыли, туда устремляется капитал, и через некоторое время проблема устраняется. Однако сказать, что ТТС выполняется в случае классического капитализма — значит, ничего не сказать. Теория была разработана на материале классического капитализма, и было бы странным, если бы она не выполнялась в таком случае. Но вот это предположение, сделанное Марксом при выводе ТТС, ограничивает область применения ТТС. В более ранние эпохи, при том же феодализме, рынки были зачастую ограниченными, соответственно, существовали и дефициты. Цеховая организация для того и была нужна, чтобы создавать небольшой дефицит ремесленников, т. е. гарантировать им наличие спроса на их труд.

Но это бы ладно — «сие было давно и неправда», как любят иногда выражаться. Гораздо важнее, что в конце существования капитализма как формации снова возникли монополии, т. е. возможные дефициты, а эта ситуация противоречит исходным посылкам ТТС, т. е. не может ей описываться. Еще более важно, что в Советском Союзе дефициты были повседневной реальностью. А раз так, то ТТС нельзя было применять для анализа советской экономики (разработка на ее основе политэкономии социализма принципиально тут ничего не меняет, поскольку точно так же, как и ТТС, политэкономия социализма абстрагировалась от явления дефицитов — полагала, что их существовать не должно). А поскольку других экономических теорий (сейчас мы оставляем за пределами рассмотрения вопрос работоспособности или ложности этих других теорий — это в данном случае не важно) руководство СССР не признавало в принципе, то оно не имело вообще ни одного инструмента для исчерпывающего анализа экономической реальности Советского Союза. Это стало одним из факторов краха СССР.

Остановимся еще на одной важной причине возможной революции цен. «Пусть товар представляет 6 рабочих часов. Если будут сделаны изобретения, благодаря которым его можно будет произвести в течение 3 часов, то и стоимость уже произведённого товара понизится наполовину. Теперь товар этот представляет уже только 3 часа необходимого общественного труда вместо прежних шести.» [Маркс К. Капитал. Т.1. – С.546-547.] То есть, как видите, стоимость уже произведенных товаров может измениться в результате какого-либо изобретения. Не только капиталистическое промышленное производство, как это предполагается ТТС, но и научно-исследовательская и опытно-конструкторская работа (постиндустриальное производство) может вызывать изменение стоимости, причем НИОКР, подчеркнем это, вызывает изменение стоимости вне сферы производства (происходит изменение стоимости уже ранее произведенных товаров). А раз так, то постиндустриальное производство и вызываемые им экономические эффекты по крайней мере частично лежат за пределами ТТС. К тому же Маркс исходил из предположения, что знания меновой стоимости не имеют: «Раз закон отклонения магнитной стрелки в сфере действия электрического тока или закон намагничивания железа проходящим вокруг него электрическим током открыты, они уже не стоят ни гроша.» [Маркс К. Капитал. Т.1. – стр.398.]. Что в современном мире не верно.

Также важно, что ТТС измеряет стоимость рабочим временем, сводит труд к рабочему времени (вот в предыдущем абзаце стоимость товара измеряется 3 часами, вместо 6 часов). Такое упрощение может быть оправданно только в случае, если мы рассматриваем простой труд, как я это отмечал ранее (Субстанция стоимости как она есть). Но это упрощение является одним из исходных пунктов ТТС. В то же время сам Маркс пишет, что более сложный труд овеществляется в более высокой стоимости: «Труд, который имеет значение более высокого, более сложного труда по сравнению со средним общественным трудом, есть проявление такой рабочей силы, образование которой требует более высоких издержек, производство которой стоит большего рабочего времени и которая имеет, поэтому, более высокую стоимость, чем простая рабочая сила. Если стоимость этой силы выше, то и проявляется она зато в более высоком труде и овеществляется поэтому за равные промежутки времени в сравнительно более высоких стоимостях.» [Капитал I том, стр.208-209.]. Если во времена классического капитализма, когда основной труд был простой труд рабочего, ТТС и описывала экономическую реальность, поскольку приходилось сравнивать между собой два вида простого труда, то в постиндустриальную эпоху основной труд — это сложный интеллектуальный труд ученого и инженера. Сравнивать его с простым трудом рабочего с помощью ТТС (либо разработанной на ее основе политэкономии социализма) принципиально ошибочно. В равной мере ошибочно на основе ТТС сравнивать между собой два вида сложного труда, поскольку ТТС была разработана на примерах труда простого. Неспособность руководства СССР адекватно оценить труд ученого и инженера (стремление все измерять часами простого труда) явилось одной из причин развала Советского Союза — именно инженеры составили наиболее массовую социальную базу так называемой Перестройки.

Все это заставляет утверждать ограниченность ТТС областью классического капитализма, то есть невозможность применять эту теорию для анализа современной экономики, во всяком случае без существенных доработок.

Следующая статья этой серии:

Динамическая эксплуатация

Возврат к Введению