Экономика СССР представляла собой одну большую государственную монополию — за небольшим исключением. Неудивительно, поэтому, что рынок СССР был дискриминируемым. (Вопрос дискриминируемого рынка СССР во время гайдаровской шоковой терапии и товарно-валютный поток с одного сегмента рынка на другой как основу экономического ограбления советского народа я уже разбирал в статье "Россия. Экономические парадоксы", однако сайт, на котором статья была выставлена, закрылся.)

В Советском Союзе практически не было статической эксплуатации — с этим утверждением советской политэкономии социализма можно согласиться. Зарплата была невысока, но и стоимость жизни также была очень низка. Если посчитать в формуле w = c + v + m за v стоимость жизни, то реальная зарплата превосходила эту величину, то есть в зарплату трудящимся выплачивалась и часть m. И именно это позволяет говорить о преодолении в СССР статической эксплуатации. Применяемый же обычно идеологами КПСС аргумент, что были большие общественные фонды, в которых средства централизованно направлялись на удовлетворение нужд трудящихся (например, дешевое жилье получалось как раз через эти общественные фонды), аргументом на самом деле не является. Этот аргумент работал исключительно потому, что граждане СССР слабо были знакомы с марксизмом. Дешевое жилье является не столько заботой о гражданах, сколько средством понизить стоимость рабочей силы, следовательно, повысить относительную прибавочную стоимость [Маркс К. Капитал. Т.1. Главы 14 и 15.// Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. Т.23. – М.: ГИПЛ, 1960. – 907с.]. А поскольку в СССР был один монопольный работодатель (государство), то этот работодатель и беспокоился о понижении стоимости рабочей силы, соответственно, об увеличении относительной прибавочной стоимости.

Вот что говорит, к примеру, Ф.Энгельс о бесплатном жилье: «Допустим, что в какой-нибудь промышленной местности стало правилом, что каждый рабочий имеет собственный домик. В таком случае рабочий класс этой местности пользуется жильем бесплатно; расходы на квартиру уже не входят в стоимость его рабочей силы. Но всякое понижение издержек производства рабочей силы, то есть всякое длительное понижение цены на продукты, жизненно необходимые для рабочего, равносильно, «на основе железных законов учения о народном хозяйстве», понижению стоимости рабочей силы и поэтому, в конце концов, приводит к соответственному понижению заработной платы. Заработная плата, таким образом, упала бы в среднем на сбереженную среднюю сумму квартирной платы, то есть рабочий платил бы наемную плату за свой собственный дом, но не так, как прежде, в виде денег домохозяину, а в виде неоплаченного труда фабриканту, на которого он работает. Таким образом, вложенные в домик сбережения рабочего действительно стали бы в некотором роде капиталом, но капиталом не для него, а для того капиталиста, на которого он работает.» [Энгельс Ф. К жилищному вопросу // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.18. – М.: ГИПЛ, 1961 – Стр.236.]

Именно это и происходило в СССР — практически бесплатное жилье было капиталом работодателя, т. е. государства, а не самого рабочего. То же самое относится к бесплатной медицине, бесплатному образованию, низким расходам на транспорт, да и вообще к низкому уровню цен в Советском Союзе — все это снижало стоимость воспроизводства рабочей силы, следовательно, увеличивало относительную прибавочную стоимость. Ну а тот факт, что политэкономия социализма отказывалась признавать наличие в СССР прибавочной стоимости и применяла термин «прибавочный продукт», ничего существенного не меняет. Рабочему-то какая разница — продукт или стоимость?

В то же время, как уже говорилось, крайне низкая стоимость воспроизводства рабочей силы приводила к тому, что обычные средние зарплаты ее превышали. Именно это и позволяет говорить о преодолении статической капиталистической эксплуатации в СССР.

Социалистическая (посткапиталистическая) эксплуатация носит динамический характер. Ее основа не создание новых потребительных стоимостей (абсолютное увеличение прибавочных стоимостей), что одновременно с ростом цены получаемых продуктов ведет к повышению стоимости продукта, именно так получается капиталистическая прибавочная стоимость. Основа динамической эксплуатации в повышении относительной прибавочной стоимости, т. е. создании дефицитов, что одновременно с ростом цены дефицитных продуктов приводит к возникновению прибавочной стоимости, т. е. динамической социалистической эксплуатации. Статическая эксплуатация эксплуатирует конкретного трудящегося — как раз того, кто создает прибавочную стоимость. Динамическая эксплуатация (появление динамической прибавочной стоимости) возникает в результате целенаправленного изменения общественных отношений. Объектом динамической эксплуатации, следовательно, является все общество в целом.

Изменение общественных отношений (изменение шкалы цен товарного оборота) происходит в результате создания дефицитов, а также достигается переносом товара с одного рынка на другой — поскольку стоимость товара определена формулами ТТС (определена общественными отношениями) в рамках какого-либо конкретного рынка. А раз так, то при переносе товара с одного рынка на другой может возникать прибавочная стоимость. Но кроме манипуляции с разными рынками изменение стоимости может возникать внутри одного рынка, если рынок дискриминируемый – при переносе товара между сегментами рынка. В Советском Союзе было как несколько рынков, так и самый массовый рынок был дискриминируемым.

В СССР было три разных валюты, что создавало три внутренних рынка. Был валютный рубль, наличный рубль и рубль безналичный. Это создавало три различных рынка, которые могли в свою очередь подразделяться на отдельные сегменты.

Валютный рубль служил средством обращения в экспортно-импортных операциях. Этот рубль конвертировался в доллар по курсу $1 = 70 коп. Обычные граждане такую операцию проводить не могли, или могли в некоторых специальных случаях — в случае заграничной командировки им меняли некоторое количество наличных рублей на рубли валютные (чеки) по этому курсу. Сэкономленные в командировке чеки потом можно было отоварить в Березке. Так покупали даже автомобили — номинальная стоимость автомобиля в Березке резко отличалась от номинальной стоимости в обычном автомагазине. К этому рынку, надо полагать, относились и различные спецмагазины для номенклатуры. И хотя там валютой был обычный наличный рубль, но цены были такие, как будто рубль был валютный. То есть формально это можно описать так, как будто бы посетитель такого спецмагазина при входе в него менял наличные рубли на валютные по курсу Центробанка, то есть один к одному.

На этом рынке предложение превышало спрос, то есть дефициты отсутствовали как явление. Но объем этого рынка был не велик — в нем могли участвовать представители номенклатуры, допущенные к спецмагазинам, и в ограниченном масштабе граждане, выезжающие за границу. Именно допуск к этому рынку (связанные с таким допуском материальные блага) и создавал такой ажиотаж в вопросе возможности выезда за границу, что привело даже к появлению специальных терминов — «выездной», «невыездной», – характеризующих определенные категории граждан.

Безналичный рубль был валютой рынка средств производства. Конечно, завод на таком рынке купить было нельзя. Но можно было, при известных условиях, купить станок. Обычные граждане безналичными рублями не обладали, хотя было не так уж и сложно перевести наличный рубль в безналичный (но не наоборот). Можно было, например, выписать в сбербанке чековую книжку и использовать ее далее для безналичных расчетов. На этом рынке можно было купить если не завод, то хотя бы здание. Например, здание заброшенного монастыря в каком-нибудь глухом лесу. Если государство-монополист не считало удобным использовать такой монастырь под какое-нибудь овощехранилище, то его могли продать совсем по дешевке — по остаточной балансовой стоимости.

Цены на этом рынке полностью диктовались монополистом-государством. А поскольку для исчисления стоимости использовались формулы ТТС, разработанной для случая равенства спроса/предложения, это приводило к тому, что спрос многократно превышал предложение (растущая экономика требовала новых станков на протяжении всей истории СССР). В результате свободные продажи на этом рынке практически отсутствовали, а рынок сводился к планово-директивному распределению продукции. Обойти это ограничение можно было только лоббистскими или коррупционными методами, что использовалось как красными директорами, стремящимися к выполнению и перевыполнению плана, так и появившимися позднее цеховиками, заботящимися о получении личной прибыли.

Как раз особенности этого рынка явились основой идиотских утверждений о том, что в СССР рынок отсутствовал.

Товары с этого рынка в крайне редких случаях могли попадать на основной рынок товаров народного потребления, например, через магазины Юный техник. Но в таком случае речь идет о старых станках, полностью выработавших свой ресурс и подлежащих списанию на металлолом, но вместо этого уцененных и по цене металлолома выставленных в Юном технике. Понятно, что это были небольшие по размерам станки, которые можно было выдать за товар народного потребления. Но в целом такие случаи представляли собой исключительную редкость, учитывая, что, например, мой друг в середине 80-х работал на заводе-ящике, и у них в цеху был станок, выпущенный еще до революции. Перед каждой проверочной комиссией его выносили во двор — якобы на металлолом. Но после комиссии возвращали обратно — продукцию-то выпускать надо. То есть в промышленности Советского Союза был огромный голод на средства производства, что и приводило к практически директивному распределению товаров на этом рынке.

Большинство граждан СССР, как уже говорилось, с этим рынком напрямую не соприкасалось.

Основной внутренней валютой Советского Союза был наличный рубль, что создавало рынок товаров народного потребления. Этот рынок был резко дискриминируемым, т. е. подразделялся на сегменты, в которых главный монополист-государство проводил различную ценовую политику.

Во-первых, был сегмент «государственной» торговли. Эта торговля шла преимущественно через государственные магазины, и здесь был самый низкий уровень цен. Это приводило к появлению множественных и самых разнообразных дефицитов. Но об этом сегменте мы поговорим позднее.

Во-вторых, большим сегментом рынка товаров народного потребления был колхозно-кооперативный рынок, локализованный на колхозных рынках и в различных кооперативных магазинах. Государство-монополист охватывало не всю экономику страны. Было еще мелкое колхозно-кооперативное производство. Оно также подвергалось государственному регулированию, но тут оставалась какая-то часть продукции, которую можно было продать по свободным, а не регулируемым ценам. Дефициты в первом сегменте госторговли приводили к тому, что на этом втором сегменте коопторга цены были существенно выше. Зато здесь предложение превышало спрос, то есть ценообразование вполне подчинялось формулам ТТС. Повышенный масштаб цен на этом рынке приводил к повышенной рентабельности производства, ориентированного на этот сегмент рынка. Что не всегда означало более высокую зарплату работников. То есть как раз здесь могла расти норма прибавочной стоимости относительно других производств.

Однако не каждый гражданин мог торговать на этом рынке. Для торговли необходимо было по первому требованию ОБХСС предъявить справку, что являешься членом колхоза. Что создавало рынок таких справок. Зачастую торгово-закупочные спекулянты формально числились где-то членами колхоза, что давало им возможность закупать частную продукцию, выращенную на подсобных хозяйствах гражданами-единоличниками, а потом продавать якобы как выращенную собственным трудом. Но, повторим, свободное ценообразование на этом сегменте рынка позволяло иногда создавать высокорентабельное производство. Я знаю случай, что колхозники построили теплицы, выращивали ранние овощи, затем арендовали самолет и везли товар в Норильск, где продавали ранней весной. Колхоз был миллионер.

На этом сегменте рынка продавались в основном продукты питания, что давало ограниченную возможность создавать прибавочную стоимость переносом сюда товаров из сегмента госторговли. Колхозы продавали тут сверхплановую продукцию, но этот сегмент рынка как раз и был для этого создан. То есть в данном случае добавленная стоимость создавалась трудом, а не спекуляциями. Но сюда могли попасть сэкономленные в сфере госторговли продукты — и вот тогда надо говорить о динамической эксплуатации.

Например, достаточно типичный случай. Огурцы при хранении испаряют воду. Это естественный процесс. Опытным путем выявлена средняя норма усушки, и эта норма заложена в нормативные документы. То есть известно — какую часть стоимости потеряет тонна огурцов за ночь. Начальник овощехранилища нанимает на ночь пару студентов, чтобы они всю ночь поливали огурцы водой. В результате усушки не происходит, то есть возникает добавленная стоимость, за что студенты получают вознаграждение. Вот это чисто статическое получение прибавочной стоимости за счет труда. Но прибавочная стоимость тут не очень высока, не она является тут главным интересом начальника овощехранилища. Статическая прибавочная стоимость настолько его не интересует, что студенты получают даже повышенное в несколько раз вознаграждение относительно средней цены рабочего времени по стране. А это заставляет сомневаться в том, что имеет место эксплуатация — вполне возможно, что вся добавленная стоимость, определенная в секторе госторговли, полностью выплачивается этим студентам. Но дальше наступает черед динамической эксплуатации не этих студентов-работяг, а всего общества. Сэкономленные (сохраненные от усушки) огурцы переносятся в сектор коопторга, где совсем другой масштаб цен. Возникает динамическая прибавочная стоимость, которая затем распределяется между начальником овощехранилища и продавцом коопторга.

В-третьих, был «черный» рынок, также являвшийся сегментом рынка товаров народного потребления. Это многочисленные толкучки, возникавшие зачастую за пределами городской черты, но в непосредственной близости к крупному городу. Ценообразование на этом рынке было свободным. На этом рынке циркулировали ставшие дефицитными товары общего рынка и попадающие сюда различными путями импортные товары. Этот рынок использовали для сбыта цеховики. На этом рынке можно было поменять рубли на доллары (или на валютные чеки), но уже не по курсу Центробанка, а по плавающему курсу приблизительно $1 = 3 руб.

Соответственно, цены были высоки. На импортную технику цена была выше как минимум в четыре раза — в соответствии с разными обменными курсами валютного и наличного рублей. Автомобиль Волга, и так уже продающийся в гос.магазинах по спекулятивно (государством) завышенной цене, мог быть продан еще вдвое дороже, поскольку в гос.магазине он был большим дефицитом. Советские джинсы, пошитые из советского материала, стоили в магазине рублей 30-40. Советские джинсы «Тверь», пошитые из импортного материала, стоили в магазине рублей 70. Импортные джинсы, появившиеся в магазинах, стоили 100 рублей. Как видите, цена нарастала по мере увеличения импортности, то есть сдвига от наличного рубля к рублю валютному при оптовой закупке, соответственно, нарастала розничная цена в наличных рублях. Те же импортные джинсы, перенесенные из магазина на черный рынок, стоили уже не меньше 200 рублей.

Продавцами на этом рынке в большинстве были обычные граждане, получившие в свое распоряжение дефицитную, но не нужную им вещь, а потому желающие один дефицит продать и купить другой. Редкие граждане, привезшие из-за границы какую-нибудь вещь, а теперь желающие обратить ее в звонко-шелестящие рубли. И профессиональные спекулянты, превратившие торговлю в постоянный источник дохода. За спекулянтами охотилось ОБХСС.

Профессионалы должны были иметь постоянный источник дефицитного товара. Это могли быть связи в сфере торговли. Работник сферы торговли мог перенести дефицитный товар с государственного сектора рынка, где он имел низкую стоимость, на черный сектор рынка, создав таким образом прибавочную стоимость, а далее эта прибавочная стоимость распределялась между ним и спекулянтом. Это могли быть связи на экспортно/импортном рынке или в спецмагазине для номенклатуры, где опять же кто-то мог иметь возможность регулярно переносить часть товара на черный рынок, выигрывая на разнице курсов наличного и валютного рублей. И далее возникшая прибавочная стоимость распределялась между ним и спекулянтом. Это мог быть валютчик, обменивающий чеки магазина Березка и далее продающий импортную технику на толкучке. Наконец, цеховики также сбывали свой товар через низовых спекулянтов черного рынка.

Вернемся теперь к самому первому сегменту рынка, определяемого наличными рублями — сегменту госторговли. Государство-монополист пользовалось своей монополией, чтобы полностью определять ценовую политику. Цены были фиксированными и довольно низкими. В свое время они еще и регулярно снижались. Это вызывало снижение стоимости рабочей силы, то есть вело к росту относительной прибавочной стоимости, что государству-монополисту было выгодно.

В данном случае совершенно не важны мотивы этого стремления к увеличению относительной прибавочной стоимости — вызвано ли это стремлением к увеличению прибыльности производства, либо же заботой о гражданах — все это абсолютно не важно. Главное — снижение стоимости воспроизводства рабочей силы при одновременном росте зарплаты ведет к реальному повышению жизненного уровня широких народных масс. А это, согласитесь, главное. То, что это не морально-утопический призыв, а реальное требование экономики, и что работодатель это прекрасно понимает — плюс этому работодателю. В конце концов здоровый разумный эгоизм — это надежное основание для прогресса. Впрочем, эгоизм не обязательно бывает разумным. Равно как есть сомнения и в том, что работодатель-государство понимал суть происходящих в СССР процессов. Во всяком случае, когда Ю.Андропов стал генсеком ЦК КПСС, он заявил с трибуны очередного Съезда, что мы все не понимаем, в каком именно обществе мы живем. То есть — вот даже настолько.

Сегмент госторговли был, пожалуй, самым большим сегментом рынка в СССР. Фиксированные цены и директивность ценообразования не позволяли получать динамическую прибыль в этом сегменте. Даже если возникал дефицит, то есть росла относительная потребительная стоимость какого-либо товара, директивность ценообразования не позволяла увеличить его продажную цену, то есть получить прибавочную стоимость в рамках этого сегмента рынка. Однако невозможность получить прибавочную стоимость в рамках данного сегмента еще не означает, что товар нельзя перенести в другой сегмент, а это также приведет к прибавочной стоимости. Именно это и происходило. Крупный товар (телевизор, холодильник, мебельный гарнитур) даже не попадали на толкучку, а продавались через «заднее крыльцо» — согласитесь, разница невелика. Продукты же питания переносились в сегмент коопторга, либо реализовывались через общепит.

Общепит, являвшийся частью сегмента госторговли (валюта — наличный рубль, фиксированное ценообразование), сам, тем не менее, был разбит еще на несколько различных секторов рынка. Столовые имели различные категории, а от этого зависел масштаб цен на одни и те же блюда (на их ингредиенты). Вполне могло быть так, что на первом этаже находилась столовка самой низкой категории, с минимальными ценами, а на втором этаже находилось кафе, т. е. столовая самой высокой категории с максимальными ценами, либо даже ресторан с еще большим масштабом цен. И тогда заведующий такой точкой общепита мог получать динамическую прибавочную стоимость просто за счет того, что какой-то продукт переносился с одного этажа на другой.

Вот такая сложная, многократно дискриминируемая структура была у рынка в Советском Союзе. Можно согласиться с утверждением советской политэкономии, что в СССР не было статической эксплуатации капиталистического типа, либо она была незначительна — капитализм как формация был преодолен, и СССР перешел в социализм. Однако наличие нескольких сегментов рынка с собственным масштабом цен, со своими законами определения меновой стоимости (цены) продуктов, создавал возможность для многочисленных случаев динамической (посткапиталистической) эксплуатации, когда объектом эксплуатации является не отдельный работник, а все общество в целом.

Работодатель-монополист (государство) быть может и был заинтересован в неуклонном повышении жизненного уровня советских граждан, однако не факт, что в этом были заинтересованы широкие круги номенклатуры, которым принадлежала власть в Советском Союзе. Если государство в целом (КПСС в своих официальных документах) может быть и воспринимало постоянные дефициты, как зло, как случайные сбои системы планирования (а для полноценного планирования действительно не хватало еще вычислительных мощностей), то не факт, что эти сбои на самом деле были случайными, а не создавались целенаправленно — как основа для эффективной динамической эксплуатации. Возникший термин «торговая мафия» отражал реальную экономическую ситуацию.

Два отряда номенклатуры имели удобные возможности для динамического получения прибавочной стоимости. Это, во-первых, самые верхние эшелоны номенклатуры, имевшие доступ к спецмагазинам экспортно-импортного рынка валютного рубля. Но не факт, что они были особо заинтересованы в динамическом создании прибавочной стоимости путем переноса товаров с этого рынка на другие сегменты советского рынка. Можно ожидать, что им вполне хватало, что они создали для своего круга маленький рынок с такими низкими ценами и полнейшим отсутствием дефицитов, что уже практически жили в коммунизме, который остальная страна еще только строила. Постоянные дефициты в секторе госторговли должны были представляться этому слою досадной неприятностью на пути построения общего коммунизма, которое они формально организовывали. Но поскольку сами-то они представления не имели о том, что такое дефицит в принципе, эта досадная неприятность представлялась им совершенно абстрактной. К тому же численно этот социальный слой был невелик.

Другое дело «торговая мафия», которая никак не относилась к высшим эшелонам власти, а наоборот, находилась под постоянным прицельным вниманием ОБХСС. Деньги им были жизненно необходимы — откупаться от того же ОБХСС. Не имея политической власти, они тем более должны были стремиться к экономической власти. А для этого им была нужна система дефицитов и система различных секторов рынка с разными масштабами цен. Вполне могу допустить, что многочисленные сбои планирования, создававшие дефициты в советской торговле, не были случайными, а хорошо оплачивались торговой мафией. Тем более, когда к торговой социалистической мафии добавились частнокапиталистические предприниматели теневой экономики, которые также были заинтересованы в дефицитах, создававших для них рынки сбыта.

Торговая мафия начала создавать коррупцию в государственном и партийном аппарате Советского Союза. Как только коррупция стала заметной, появление цеховиков стало неизбежным.

Однажды в 70-е годы в Тбилиси ОБХСС заблокировал выход на трассу такси во всех таксопарках города. Это было сделано неожиданно и одновременно во всех таксопарках. На первый взгляд, ни одного такси в городе не окажется. Но ГАИ был дан приказ задерживать все появившиеся в городе такси. Было задержано около 200 машин с шашечками и счетчиками. Вот это показывает развитие частного предпринимательства в городе Тбилиси. Но такси – это самый простой случай. Частные предприниматели открывали и промышленное производство, чаще всего в легкой промышленности. Конечно, такое производство предполагает уже высокую коррумпированность как милиции, так и партийных органов.

Прикиньте высокую рентабельность такого производства — стоимость рабочей силы в Советском Союзе была минимальна. Это приводило к значительному сокращению необходимого времени и росту прибавочного. Но если прибавочная стоимость, получаемая государством-монополистом, направлялась в том числе и на дальнейшее повышение уровня жизни (снижение стоимости воспроизводства рабочей силы), направлялась в так называемые общественные фонды потребления, то мелкому-то и среднему цеховику, захватившему себе кусочек рынка на месте естественного или искусственного дефицита, вовсе не надо было заботиться об этих фондах — вся прибыль оставалась в его руках. Конечно, он вынужден был перераспределять часть этой прибыли на взятки для обеспечения безопасности. Однако у него оставалось еще достаточно, чтобы проплачивать усиление и развитие системы дефицитов.

Возникшие таким образом торгово-мафиозные круги, не обладая политической властью, но обладая реальной экономической властью, должны были рано или поздно вступить в борьбу за получение и политической власти также. Одновременно их деятельность порождала массовое недовольство советского народа имевшейся действительностью. И когда широкий комплекс причин (не будем в данном случае отвлекаться на его подробное описание) привел к замедлению экономического роста советской экономики, СССР сполз на третье место в мировой гонке за ВВП, пропустив вперед себя Японию, стало очевидно, что мы проигрываем США соревнование двух систем и необходимы реформы. Когда же Перестройка началась, торговая мафия не могла не вступить в борьбу за политическую власть, придав Перестройке тот характер, что она приняла.

Конечно, борьба торговой мафии с политбюрократией за власть не является главным конфликтом Советского Союза. Торговая мафия лишь воспользовалась ситуацией для захвата власти — это конфликты внутри самого класса номенклатуры, между его различными отрядами.

Главным конфликтом Советского Союза является конфликт между номенклатурой и инженерами, хорошо описанный, к примеру, Покровским С.Г. — Остановка научно-технической революции. Можно также посмотреть по этому поводу мою старую работу Ноосферная революция. Если бы Суслов в 70-х годах не заблокировал предложения московских социологов приравнять инженеров к рабочему классу, а обосновать это ссылками на Маркса не представляется сложным, если бы в результате были устранены преграды для вступления инженеров в КПСС, и эта партия перестала бы быть партией «рабочего класса», а для инженеров открылись бы лифты восходящей социальной мобильности по партийной линии, то судьба Советского Союза могла бы быть совсем иной. И сегодняшний мир мог бы быть однополярным, только полюсом был бы не США, а СССР.

Следующая статья этой серии:

Динамическая эксплуатация в России

Возврат к Введению